Нет, не в расчетах с мужиком помещик может поправить свое дело; не мелочным выгадыванием может он удовлетворить себя и в материальном, и в нравственном отношении. Если бы даже и удалось оно, результаты окажутся слишком ничтожными и игра не стоящею свеч. Нет, напротив, все дальнейшее благосостояние помещиков будет зависеть от того мира, который установится в стране, и чем скорее наступит этот земский мир, чем прочнее он утвердится, тем вернее будут обеспечены материальные интересы помещика, тем обильнее будет вознаграждение за тяжкие утраты, тем полнее и выше может быть восстановлено его политическое значение. Действительно, помещики потерпели урон, понесли потерю; они чувствуют себя затронутыми и в праве собственности, и в своем политическом значении. Они были почти полновластными распорядителями двадцати миллионов народонаселения; они почти неограниченно властвовали в своих владениях. Теперь все это кончилось; не только подвластные им люди получили независимость, но они теряют право распоряжаться значительною долей своей поземельной собственности. Вырван громадный корень, с которым соединялось столько интересов и прав. Но как помышлять о том, чтоб всадить обратно в землю этот корень? Хорошее ли дело предаваться бесплодным сетованиям, между тем как в наших руках находятся действительные средства вполне восстановить свои нарушенные интересы? Пусть помещики подумают, какими благодеяниями отзовется как на всю народную жизнь, так и на их собственное положение, на их интересы и значение тот мир, который водворится в стране при новых условиях. Пусть они подумают о том, чем до сих пор они еще не пользовались, пусть они подумают о тех источниках благосостояния и прогресса, которые были для них заперты существованием крепостного права, и они убедятся, что им должно смотреть не назад, а вперед, — что вознаграждение для себя найдут они не в раскапывании отжившего, а в наступающем новом порядке, полном надежд и непочатых сил. Мы предвидим возражения. Скажут: "Не сули журавля в небе, дай синицу в руки"; скажут: "Все эти проспекты будущего благоустройства, все эти розовые надежды на разные льготы, все эти предусматриваемые улучшения политической организации и общественного быта не искупят материального ущерба и разорения". Но соображают ли эти благоразумные господа, как много могли бы выиграть их материальные интересы, например, от полного развития кредита, от распространения на всех вексельного права, которым пользуются до сих пор одни купцы, от удовлетворительных путей сообщения, от полного обеспечения личной безопасности и собственности, от правого и гласного суда, от сокращения налогов, от развития свободы во всех ее животворных применениях? Пусть сообразят они это, и они легко распознают, где и как искать им вознаграждения за свои потери, где и как ожидать им восстановления своего значения. Если крестьяне никакими силами не могут быть теперь обращены в прежнее состояние, то равномерно и помещики не могут оставаться в прежних условиях.

Собственный интерес должен заставить теперь помещика заботиться не о том, как бы обвесить и обмерить крестьянина, а чтобы как можно скорее и успешнее поладить с ним во всех отношениях. Но для того, чтобы соглашение было вполне успешно и надежно, необходимо самое точное соблюдение законности и справедливости; помещики должны не отравлять мировому посреднику его должность бесчисленными неприятностями, попреками и вынуждениями, а делать только то, чтоб он соблюдал всевозможную законность. Пусть посредник строго требует от крестьян исполнения лежащих на них повинностей, но пусть, с другой стороны, он соблюдает во всей точности интерес крестьянина, истребляя в нем недоверие и не оставляя никакой двусмысленности в его сделках с помещиком. Если соблюдение первого условия полезно для помещика, то соблюдение второго будет ему еще полезнее, как несомненно покажет близкое будущее.

Будем же надеяться, что большинство мировых посредников останется на своих местах и что выбывшие по какой-нибудь необходимости заместятся людьми, вполне достойными этой должности. Назначение мирового посредника состоит не просто в том, чтобы формально исполнять букву Положения; его истинное назначение — быть блюстителем целого земского мира; в нем начало нового порядка. Мировым посредникам принадлежит почин в великом деле нашего общественного прогресса; число их должно не уменьшаться, а увеличиваться, и судебная реформа, которой мы ожидаем и которая главным образом будет опираться на мировые учреждения, даст им новое значение. В этих учреждениях, и только в них, заключается сила самоуправления. Только там, где общее дело есть для каждого свое собственное дело, возможен тот порядок, который зовется самоуправлением, и сила этого порядка состоит в живой личной инициативе людей, которые действуют от себя, а не в качестве делегатов или чиновников, не как исполнители чужих предписаний и не как управляющие чужими имениями. Кто не замечает, что в нашем обществе началось живое движение, что потребности и интересы начинают высказываться и формулироваться все решительнее, все определеннее? Кому же стоять во главе общественных движений, кому же управлять их ходом, как не людям, представляющим собою действительные силы страны, как не людям, которых интересы неразрывно связаны с ее здоровьем, процветанием и могуществом? Неужели суждено еще продлиться этому анархическому состоянию общественного мнения, этому положению вещей, в котором раздраженные и разлаженные общественные силы сталкиваются между собою, парализируя себя взаимно и предоставляя агитировать кому вздумается, какому-нибудь свободному артисту, который уже серьезно воображает себя представителем русского народа, решителем его судеб, распорядителем его владений, и действительно вербует себе приверженцев во всех углах Русского царства, и сам, сидя в безопасности за спиною лондонского полисмена, для своего развлечения высылает их на разные подвиги, которые кончаются казематами или Сибирью, да еще не велит "сбивать их с толку" и "не говорить ему под руку"? Кто этому острослову, "выболтавшемуся вон" (sit venia verbo [да будет позволено сказать так (лат.)]) из всякого смысла, кто дает ему эту силу и этот призрак власти? Недаром же воображает он себя Цезарем, презрительно ожидающим своих Брутов и Кассиев, и, наконец, "мессией в яслях". Легко смеяться над безобразием и безумием; но явление, которого мы коснулись, не смешно, а прискорбно. В этом Цезаре и в этом мессии читаем мы ясно свое государственное безобразие. Может быть, нам удастся поговорить несколько подробнее об этом; но мы не можем не заметить, что должно же быть в настоящем порядке вещей что-нибудь радикально неправильное, если оно делает возможными подобные явления…

Впервые опубликовано: "Современная Летопись". 1862. 16 мая. № 20. С. 11–13.