— А чей он хоть — уточнили?

В этом конфликте между живущими по разные стороны хребта автономными халкарами и независимыми вардинцами русские, как местные, так и прикомандированные, и тех и других окрестили одинаково — за характерную форму носа. Виноградов, впрочем, даже в разговорах между своими подобных прозвищ избегал — наученный опытом Армении, Азербайджана, Осетии.

— Нам без разницы. Точно, что откуда-то поблизости. Может — из аула, а может — из села… — Старшина ткнул стволом автомата сначала за перевал, а потом в противоположную сторону, откуда прибыли Виноградов и Саня.

Владимир Александрович вспомнил, что действительно вскоре за станицей мелькнули по дороге серые заборы и пыльные крыши вардинского села.

— Да уж, мы что для тех, что для этих… — со знанием подтвердил водитель. Предки его укрепились на этой земле свистом клинков и всполохами пожаров, большой кровью и крестным знамением, так что ненависть к казакам и страх перед ними передаются из поколения в поколение по обе стороны горной гряды — на генетическом, можно сказать, уровне. — Так где братан-то?

— Братан… Я ж и говорю — засадил, скотина, в окно…

— Ну?

— Короче — в руку Витьку. Навылет… Да ерунда, пустяк — сами перевязали!

— Ни х…хрена себе! Что ж домой не отправили, а?

— Да не кипятись ты! Придем — он сам все объяснит, понял?

— Ладушки… Пошли тогда. — Что-то негромко стукнулось о камень. — Черт, зажигалка! Темно, как у негра в ж…

— Не суетись, сказано же. — В голосе Ипатова послышалась досада. — Ну-ка… Сиди так… Вот она! Курбаныч, пошли. Капитан, ты как?

— Нормально. — Владимир Александрович уже успел облегчиться куда-то в противоположную от голосов сторону. Точнее сориентироваться было невозможно — ни луны, ни звезд. Темень, тучи над головой и каменная гадость под ногами… Романтика.

…До кордона добрались даже быстрее, чем ожидал Виноградов. Протиснувшись вслед за старшиной в седьмую или восьмую щель между огромными валунами, он внезапно увидел прямо перед собой внушительных размеров костер — профессионально обустроенный, выхватывающий из непроглядного мрака метров двадцать дорога. Несколько наполовину вкопанных в грунтовое покрытие через равные интервалы стандартных шпал не то чтобы намертво блокировали дорогу — нет, проехать было можно, но только на очень малой скорости. Опрометчивый лихач расстался бы не только с глушителем — на такой «терке» запросто развалилась бы вся ходовая. Деревянный шлагбаум с предупреждающим знаком отбрасывал гибкую тень на противоположный отвес скалы.

— Вот такой у нас прожектор, — прокомментировал Ипатов.

Виноградов понимающе кивнул.

— Пробовали ставить на таких местах штатную армейскую аппаратуру, но, во-первых, себе дороже — в горы электричество тянуть или ради единственного прожектора автономную станцию оборудовать, а во-вторых, для любого снайпера самое невинное развлечение — лампочку раздолбать… Чего-чего, а любителей погулять здесь хватало, на всех стекол не напасешься! Вот и чадят соляркой костры — тоже не дешево, зато надежно.

— А где…

— Во-он там! Боец не дремлет — жизнь дороже.

Капитан разглядел в стороне от дороги, за пределами светового круга, естественную нишу и сложное фортификационное сооружение, основу которого составляли элементы стандартного кооперативного ларька и овеянные десятилетиями войн и конфликтов мешки с песком. Невидимый и почти недосягаемый караульный приветственно качнул хоботом ДШК[3].

— Давай-давай, пошли! — Отодвинув Виноградова, Саня первым ссыпался вниз. Здесь он уже ориентировался.

— Э-эх, молодой-небитый… — двинулся за ним Ипатов.

Владимир Александрович и замыкающий Курбанов постарались не отставать…

Если бы пришлось Виноградову описывать размеры жилища, куда его привели, он, пожалуй, заколебался бы между двумя определениями: то ли большая конура, то ли крохотная сторожка. Втиснувшись между двумя остроконечными гранитными глыбами, сработанная неизвестно когда и кем из грубого камня, она и казалась органически связанным с этими горами, немного уродливым, но отнюдь не чужеродным наростом. Где-то очень близко шумел невидимый ручей.

Скрипнувшая дверь впустила прибывших — внутри было еще темнее.

— Все вошли?

— Все.

— Зажигай!

Чиркнула спичка, сноровистая рука мгновенно наладила допотопную керосиновую лампу.

— Ну, здорово, капитан! — Виноградову протягивал тонкую, бледную, даже при таком освещении, руку коротко стриженный мужчина в омоновской офицерской форме без погон. Черный берет его был элегантно заткнут за пояс.

— Приветствую. Что, керосин экономите, коммандосы?

— Да нет… Светомаскировка. — Хозяин кивнул в сторону массивного деревянного щита, водруженного на том месте, где, видимо, было окно.

— Дверь-то открывали…

— Береженого Бог бережет, — солидно кивнул Ипатов.

— Ты чего же, братан? — Саня уже подсел к курившему у стены хлопцу лет на пять постарше, покрупнее — но бесспорно похожему на него. Такой же, как у Сани, чуб выбивался из-под сдвинутой на затылок кубанки, пятнистый десантный ватник накинут на красно-голубой домашней вязки свитер. — А? Ты чего?

— Да ладно… было б чего серьезное. — Алексей, так звали брата, попытался нарочито небрежно отмахнуться раненой рукой, но осекся. Боль пробежала по его лицу судорогой, заставив закусить губу. — О-ох!.. Дома не трепи, понял?

Владимир Александрович знал от Сани, что старший брат его, Алексей Савченко, отслужив срочную и еще шесть лет прапорщиком в Германии, узнав о заварухе в родных краях, «дембельнулся» и вскоре уже был сотником у местных казаков — что-то вроде муниципальной милиции, содержавшейся за счет станиц и входящей в структуру УВД соседнего чисто русского края, непосредственно граничащего с вардинской автономией. Казаки, вооруженные частично за счет милиции, частично из армейских запасов, оплачивались своими одностаничниками и обычно несли патрульно-постовую службу по месту жительства. Изредка, если была нужда, — и на рубежах, как здесь говорили по старинке. С прошлой недели Савченко, прихватив с собой одного орла из афганцев, пропал на перевалах — зачем? почему? — особо никто не интересовался. Вот и допрыгался.

— Уж я бы эту суку, братан!

— Кстати… — Офицер посмотрел на Ипатова.

— Идем уже. — Старшина передавал Курбанову массивный нож в черном кожаном чехле. К его автомату уже был прилажен последнего армейского образца прибор ночного видения.

— Достойная вещь! — не удержавшись, отметил Виноградов.

— Сувенир… Память о Вильнюсе.

— В засаду? Да? Я с вами, мужики! — догадавшись, встрепенулся Савченко-младший.

— Сиди, сопляк! — рявкнул Алексей. — Без тебя тут… По паре капель на дорожку, как?

— Не, потом. После работы. — Старшина и улыбчивый Курбанов уже стояли у двери. Надувшийся Саня доставал и выкладывал на газету бутылки, свертки, шуршащие полиэтиленовые пакеты. Сумка казалась неистощимой.

— Лады… Ни пуха!

— Счастливой охоты, волки! — пожелал вслед за сотником командир омоновцев. — Ждем к завтраку.

— К черту.

Оказавшийся рядом Виноградов задул лампу, дверь дважды негромко скрипнула…

Саня делил дефицит. Всего было вдоволь — выпивки, закуски… Фурор произвели прихваченные вчера Виноградовым в вагоне-ресторане бакинского поезда апельсины. Знать бы, что так получится!

— Этот — охотникам… этот — братану, как раненому, целый, хорошо?.. Побольше — на троих, кто сейчас дежурит… — Он имел в виду пулеметчика и казака-афганца с милиционером, прикрывавших подходы к кордону. — Ну и — господам офицерам!

— Я думаю, господа офицеры — а не офицера, кстати! — от своей доли откажутся. В пользу подрастающего поколения, — с доброй снисходительностью сказал Виноградов. — Питером пахнет, а?

— Пожалуй, — кивнул хозяин.

— Что я, апельсинов не видел, что ли? — собрал остатки самолюбия Саня, но по голосу было ясно, насколько он обрадован.