Их ответ был положительным. По мнению авторов «Авторитарной личности», склонность к антисемитизму и этноцентризму прямо пропорциональна слабости «я» и, следовательно, стремлению к самоидентификации и внешней защите. Среди других черт авторитарной личности авторы исследования назвали агрессивный конвенционализм, некритическое отношение к вышестоящим, неприязнь к субъективности и «мягкотелости», подозрительность, сексуальную озабоченность, склонность оценивать людей в терминах «лидер/ведомый», «сильный/слабый», «управляющий/подчиняющийся». Помимо этого исследования показали, что люди, крайне подверженные националистической пропаганде, идеализировали своих родителей и некритически идентифицировали себя со своей семьей. В сумме авторы исследования пришли к выводу о существовании особого психического типа с высокой степенью иррациональности и глубокими подавленными комплексами, оказавшегося идеальным объектом для нацистской идеологии. За это впоследствии франкфуртцев часто обвиняли в психологизации нацизма; однако на самом деле это обвинение достаточно беспочвенно. По замыслу авторов исследования их вывод не является психологическим объяснением нацизма, но только добавляет недостающий психологический элемент (наряду с экономикой, политикой, идеологией и т. д.) в общую картину происхождения нацизма.

К аналогичному «синтетическому» пониманию стремились франкфуртцы и обращаясь к современному западному миру. Анализу постиндустриального общества, места идеологии в западных демократиях и в особенности положения человека в современном мире посвящена одна из самых известных книг Франкфуртской школы — книга Герберта Маркузе «Одномерный человек». Именно благодаря этой книге Маркузе (который, кстати, не вернулся в Германию вместе с институтом) стал одним из кумиров поколения 60-х — в первую очередь в США, где он и остался жить. Согласно Маркузе, несмотря на то что современное западное общество сохраняет базисную классовую структуру капитализма, подавление и господство уже не воспринимаются его членами как господство правящего класса — буржуазии. Развитие капиталистического общества изменило место и функцию основных классов таким образом, что их противостояние не является больше залогом глобальных исторических изменений. Более того, заинтересованность в сохранении существующего положения объединяет бывших врагов. Вопреки предсказаниям Маркса пролетариат развитых стран парализован — как социально, так и исторически. И это означает, что интеллектуалы практически одиноки в своем противостоянии всепоглощающей пустоте «прекрасного нового мира».

Вскрыть механизмы создания подобной ситуации и являлось главной целью Маркузе. В своем анализе он основывался на ранее высказанной мысли Хоркхаймера о «тотальности» современного постиндустриального общества. Согласно Маркузе, буржуазия как класс уже не является агентом подавления — подавление индивидуума осуществляется самой технологической рациональностью, ставшей основой общества. Господство технологической рациональности осуществляется благодаря растущей власти анонимной бюрократии. Таким образом, господство становится имперсональным и как бы дематериализованным. В то же время в современном западном обществе пролетариат уже не ощущает себя в качестве единого класса, способного к противостоянию. Этот результат достигнут в значительной степени за счет раздробления пролетариата как класса и его ассимиляции в системе рационализированного производства. Но основной причиной изменения роли пролетариата является даже не это; причина — в вовлечении пролетариата в новую систему социальных отношений, которое повлекло за собой глубинную деформацию человеческой личности и возникновение особого социального типа человека, ориентированного главным образом на процесс массового производства и потребления. Это «человек потребляющий» — человек, полностью идентифицирующий себя с тем, что с ним происходит, и происходит в первую очередь в сфере потребления, хотя и понятой в достаточно широком смысле. Даже сфера частной жизни — теперь уже полностью «овеществленная» — становится всего лишь одной из частей в общем процессе массового производства-потребления. Согласно Маркузе, современный мир — это мир «коммодификации» (что, как уже говорилось, вероятно, следует переводить как «отоваривание» или «овеществление»); современное капиталистическое общество построено на всеобщей унификации и сводит к минимуму автономию отдельного человека.

Наряду с господством технологической рациональности и коммодификации, стабильность современного капиталистического общества достигается благодаря всевластию массовой культуры. И потому ее анализ и анализ ее влияния на современный мир становятся одной из центральных тем Франкфуртской школы. Подобное внимание не случайно. Как уже было сказано, для франкфуртцев идеология является едва ли не главным орудием подавления в современном мире. Более того, их подход постепенно станет господствующим в исследованиях западного общества второй половины двадцатого века, и станет ясно, что это общество совершило незаметный переход от открытого аппарата подавления, основанного на насилии, армии и полиции, к невидимому и поэтому значительно более эффективному, ядром которого является идеология. Однако в этом мире и само понятие идеологии меняется. В значительной степени она перестает быть политической иллюзией (или ложью), необходимой для поддержания власти, ее основная функция совсем иная: утверждение того, что мир есть такой, какой он есть, и не может быть другим. Согласно Адорно и Хоркхаймеру, ее функция в первую очередь успокоительная — «терапевтическая» (в смысле, правда, обратном психоаналитическому — скрывающая истину). Помимо этого массовая культура развлекает, подчеркивает единомыслие с окружающим миром (как, например, заранее записанный смех в комических сериалах), которое создает иллюзорное преодоление экзистенциального одиночества, создает видимость предсказуемости и защищенности от случайностей (например, гороскоп как непременный атрибут современной газеты). Ее главные черты — это отсутствие автономии от мира (в отличие от высокого искусства), всеобщая стандартизация и псевдоиндивидуализация. Последнее означает широко распространенную игру в оригинальность и свободное творчество на фоне массового производства стандартизованно «оригинальных» произведений. Вклад массовой культуры в создание современного общества трудно переоценить — парадоксальным образом. Телевизионный сериал, перебиваемый коммерческой рекламой, является достаточно точным портретом современного мира. Человек этого мира — полностью вовлеченный в процесс массового производства и потребления, видящий мир сквозь призму массовой культуры и средств массовой информации, — это и есть «одномерный человек» Маркузе.

Возможно ли изменение этого положения? Ответ на этот вопрос зависит от двух факторов. Во-первых, вероятность радикальных изменений зависит от степени инакомыслия, существующего в обществе; во-вторых — от наличия классовой опоры возможных перемен. Во времена написания «Одномерного человека» оценка обоих факторов со стороны Маркузе была крайне мрачной. Единственная и крайне сомнительная надежда на революционную оппозицию виделась ему среди «аутсайдеров и отбросов общества, среди эксплуатируемых других рас и цветов, среди безработных и непригодных к работе». Остается только гадать, каким Маркузе видел то освобождение, которое могли принести такие революционные массы. Позднее, в конце 60-х, на пике студенческих волнений его оценка существующей ситуации станет чуть более оптимистической. К списку потенциальных революционных сил Маркузе добавит студентов, угнетенные этнические меньшинства и крестьянские массы третьего мира.

Впрочем, помимо них у Маркузе была еще одна надежда на тотальное обновление общества, высказанная им в книге «Эрос и цивилизация» — книге, посвященной анализу Фрейда и его понимания цивилизации. Согласно Фрейду, неограниченная погоня за удовольствиями, к которой в силу своей природы должен стремиться человек, неизбежно приводит к конфликту с крайней ограниченностью ресурсов окружающей среды. И поэтому всякая цивилизация основана на подавлении сексуальных инстинктов человека и их переориентации на продуктивную деятельность: на превращении изначального стремления к удовольствию в «принцип реальности». В то же время каждая принесенная жертва усиливает «суперэго» и его агрессивность по отношению к «эго» (то есть по отношению к человеческому «я»). Иными словами, согласно Фрейду, за жизнь в цивилизации человек расплачивается растущим чувством вины и неврозами. Почти все эти утверждения Маркузе принимает, внося в них одну существенную поправку. В современном мире, пишет Маркузе, растущее количество доступных ресурсов уже не соответствует жесткому подавлению сексуальных импульсов. Возникает то, что он называет, имитируя марксистскую терминологию, «прибавочным подавлением». Его исчезновение, то есть сексуальное раскрепощение, должно, согласно Маркузе, преобразовать весь строй общественных отношений и освободить человека. Нет необходимости говорить, что чуть позже эта теория была интерпретирована как попытка выработать философскую базу сексуальной революции.