ой фразе). Но разумеется, это побочный эффект, как второстепенно и влияние этой аттракции созвучий на построение речи. Для Ленина, которому не до шуток, которому претят красивые словечки и эффекты "словесных выкрутасов" и чужды какие бы то ни было тенденции к изысканному или блестяще му стилю это столь же мало примеры остроумной "игры словами", как и выражения "доверчивой бессознательности и бессознательной доверчивости" или "буржуазный демократизм и демократическая буржуазия". Все это примеры того же приема повторения.

Но не следует думать, что повторением Ленин просто бьет как первой попавшейся палкой, и что этим же объясняется и характерная для него стойкость слов и образов, которая возводит их в лейтмотивы, доминирующие над всем периодом. Повторение создает строгий своего рода "геометрический" стиль речи Ленина, прямолинейной, графической в силу крайней экономии средств, как чертеж, лишенной всякой раскраски, всякой затушевки, которые сделали бы четкие линии расплывчатыми и неопределенными. Ленин обращается не к чувству и не к воображению. И то и другое только осложнило бы прямое движение мысли, лишило бы речь той цепкости и твердой силы, того стального закала, который ее отличает. Ленин обращается к решению воли, которую надо подвинуть на определенный путь, а для этого надо ее остановить, сосредоточить внимание, сузить поле возможности, зажать его в тесное кольцо нужного, единственного выхода. Таким квадратным замыкающим выходы построением является построение с помощью повторений. Легче всего это видно на примере глаголов, повторяющихся во всех трех временах и тем самым исключающих всякую иную возможность: "отношения налаживаются, должны наладиться, наладятся непременно" или "не становятся и не станут", "подводили, подводят и продолжают подводить", звучит, как "было есть и будет" или как "ныне и присно и во веки веков". Это в сущности плеоназм и перифраза понятия "вечно", но давая глагол во всех временах речь не только заменяет абстрактное наречие конкретными временными формами, но и исчерпывает все иные. Совершенно тот же исчерпывающий, исключающий иной выход, охват получается от модальных сопоставлений ("Не поняли и не желают понять, частью не способны понять", "всякая помощь, которая могла бы нам быть оказана, которая будет нам оказана", "вы не хотите, вы не можете поверить" (и еще сильнее и крепче от зажима отрицанием: "всегда колебался, не может не колебаться", "ищет и не может не искать", "смеются и будут смеяться", не могут не смеяться). Подобную же роль исчерпывающего обобщения, замыкающего решение в очерчен

драте, играют и такие сопоставления, как "позорный и позорнейшие", "тяжкие и архитяжкие" и т. д.

Эти повторения могут получать даже гиперболический или парадоксальный характер, благодаря той же тенденции к максимальному охвату и обобщению, сведенному в один узел, например, "это видят все люди, даже слепые, видят и те которые хуже слепых, которые не хотят ни за что видеть, все же и они видят (XVII том, стр. 24)" или "резолюции - ей же ей - более позорные, чем самый позорный мир... позорнее всякого тяжкого и архитяжкого мира... позорнее какого угодно позорного мира - позорное отчаяние". "Странное и чудовищное" (тактика большевизма, стр. 413). На этом последнем примере особенно наглядно видно, как посредством повторения того же, только усиленного в степени, слова схватываются и сталкиваются лбами два основных и противоположных понятия, два борющихся решения за против брестского мира.

То же явление охвата и обобщения, вынуждающего решение представляют и более сложные виды повторений. Развивая предыдущее распространению, умножение, перифраза и т.п. виды повторений усиливают его, как бы повышая его степень оставаясь на той же линии. Так например, "все" будущее русской революции поставлено на карту: все будущее международной рабочей революции за социализм поставлено на карту, где расширение объема очевидно, или "политика начинается там, где миллионы; не там, где тысячи, а только там, где миллионы, начинается серьезная политика", что можно изобразить формулой "ав Ва¤"; усиленно подвергается определение сферы политики, и это производится посредством отрицания иной сферы и подчеркивания ограничением "только" повторяемого определения, при чем вместе с тем отрицается и параллельный и родственный определяющему момент числа; усиливается и повторение определяемого "политика благодаря сочетанию с новым определяющим серьезное"; наконец, обратное расположение (инверсия) членов построения, усиливает противопоставления оказавшихся рядом понятий и увеличивает впечатление расширения. Больше того, такое циклическое движение речи (см. примеры 26-28) придает ей силлогистический вид, благодаря чему повторение звучит, как вывод. В связи с этим обращение с отрицательным моментом приобретает новую силу, по аналогии с обращенным отрицательным суждением. Подобным же образом можно изобразить и примеры настоящего циклического построения (примеры 26-28) формулами "аАа"; "аАА¤а, аАА¤2", где "А" означает развитое, распространенное "а", а квадратная степень - усиление. При этом понятно, что замыкающее эти многочисленные построения повторение начального "а", возвращается после развития А и АА¤ уже не тем же самым "а", а значительно более напряженным и значительным.

Развитие и усиление повторяемых членов происходит, следовательно, весьма разными способами, как это видно из приведенных примеров. Так, в примере 23 трижды повторяется анафорически выражение "войну нельзя кончить", в первом предложении "по желанию" неопределенно и общо, во втором наглядным описанием простого акта "воткнув штык в землю", в третьем тройной градацией, исчерпывающей все революционные возможности: "соглашением" социалистов разных стран, "выступлением" (общее) пролетариев (шире) всех (сильнее) стран, "волей" (еще общее и проще народов) еще шире. Такая же градация в примере 24: "решить вопрос в борьбе за господство" (общо, отвлеченно, описательно), "победить" (определенно), "свергнуть" (еще определеннее и конкретнее), "вести за собой массы против" (столь же определенно, но еще яснее и первоначальнее). Сложнее пример 6: "всю жизнь боролся против иллюзий"... сущность иллюзий получает уяснение в следующем "высмеивал свободу - или равенство", развитие понимания важности этих разоблачений дает следующее "во всех своих экономических произведениях"; развитие идеи Маркса повторяется гиперболически с оговоркой: "можно сказать, что весь "Капитал" посвящен"... и, наконец, с расширением и усилением с помощью отрицания повторяется предыдущее в заключении, как бы подводящем итог: "... хоть одна глава в каком бы то ни было сочинении, которая не была бы посвящена"... подобное же тройное повторение с отрицанием и обобщением в первом предложении, с отрицанием же притом в обращении, и с усилением наглядностью метафоры, ставшей поговоркой, во втором, и с усиленным обобщением, без двойственности предыдущих предложений и, следовательно, интонационно и логически завершая своего рода кодой, в третьем. На ряду с обобщением того же понятия в последовательном порядке путем ли его развития или усиления, - может быть лучшим примером этого будет N 4: "с которыми мы какие бы то ни было сделки совершали, с которыми мы какие бы то ни было условия завязывали, с которыми мы какие бы то ни было переговоры начинали"; обобщение яв

енчатое - на ряду с этими приемами обобщения нужно еще указать на приемы обобщения в порядке параллелизации, перечисления, разграничения и т. д. понятия одного уровня. Сопоставление тогда подобных членов в целом также создает ограничение в поле решения и счерпанием всех возможностей, но только так сказать в пределе, предел такой своего рода индукции, однако, вовсе не лежит неопределенно далеко, напротив, он очень близок: уже три фразы одного построения, одной интонации и параллельного значения достигают цели охвата всего круга решений, исключающего все иные возможности. Так уже в последнем примере, по существу последовательного и ступенчатого обобщения, можно было бы, если не вникать в точный смысл сопоставлений, видеть убедительный пример трех родов взаимоотношений с капиталистическими государствами исчерпывающий их до конца (сделки, условия, переговоры). См. далее пример 2: " Из голов, из сердец, из политики", 21-й: "сметь, уметь, иметь силу" и т. д.