По окончании медового месяца герцог и герцогиня отправились в Кентервильский замок и на второй день пошли на заброшенное кладбище близ сосновой рощи. Долго не могли они придумать эпитафию для надгробия сэра Симона и под конец решили просто вытесать на ней его инициалы и стихи, начертанные на окне библиотеки. Герцогиня убрала могилу розами,

которые принесла с собой, и, немного постояв над нею, они вошли в полуразрушенную старинную церковку. Герцогиня присела на упавшую колонну, а муж, расположившись у ее ног, курил сигарету и глядел в ее ясные глаза. Вдруг он отбросил сигарету, взял герцогиню за руку и сказал:

- Вирджиния, у жены не должно быть секретов от мужа.

- А у меня и нет от тебя никаких секретов, дорогой Сесл.

- Нет, есть, - ответил он с улыбкой. - Ты никогда не рассказывала мне, что случилось, когда вы заперлись вдвоем с привидением.

- Я никому этого не рассказывала, Сесл, - сказала Вирджиния серьезно. - Знаю, но мне ты могла бы рассказать. - Не спрашивай меня об этом, Сесл, я, правда, не могу тебе рассказать. Бедный сэр Симон! Я стольким этому обязана! Нет, не смейся, Сесл, это в самом деле так. Он открыл мне, что такое Жизнь и что такое Смерть, и почему Любовь сильнее Жизни и Смерти. Герцог встал и нежно поцеловал свою жену. - Пусть эта тайна остается твоей, лишь бы сердце твое принадлежало мне, - шепнул он. Оно всегда было твоим, Сесл. - Но ты ведь расскажешь когда-нибудь все нашим детям? Правда? Вирджиния вспыхнула.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ВОЗВРАТИВШИЕСЯ ИЗ НЕБЫТИЯ

ЛИТЕРАТУРА

1. Д. Г. Булгаковский. Из загробного мира. М., 1902.

2. Н. Ф. Сергиевский. Тайны загробной жизни. М., 1903.

3. Э. Б. Тайлор. Первобытная культура. М., 1939.

4. Фр. Смит, Р. Стеммен. Тайны загробной жизни. М., 1993.

5. С. Рязанцев. Философия смерти. СПб, 1994.

ЖИВЫЕ МЕРТВЕЦЫ

Несомненно, повод к созданию сказок, легенд и преданий о привидениях, о встающих по ночам из гроба мертвецах, вампирах давали имевшие место в действительности ужасные происшествия с заживо погребенными и ожившими людьми. Болезненный интерес к теме погребения заживо испытывал Эдгар Алан По. Герой одного из самых мрачных его рассказов, "Падение дома Эшеров", встречает смерть свою в объятиях "ожившего мертвеца". Мэделин, сестра хозяина дома, умирает после долгой мучительной болезни, и тело ее до похорон на несколько дней оставляют в подвальном склепе этого полуразвалившегося особняка. Однажды ночью, в разгар бури, снизу начинают доноситься ужасные звуки: с треском ломаются доски гроба, гулко лязгает тяжелая железная цепь... и вот уже на лестнице слышны чьи-то шаги. "Говорю вам, это она... Она уже вот за этой дверью!" - кричит Родерик Эшер, вне себя от ужаса. Дверь медленно открывается, и...

"...На пороге стояла леди Мэделин Эшер, высокая фигура ее была облачена в саван. Белая ткань темнела пятнами крови, и на изможденном теле ее были видны следы жестокой борьбы. Несколько мгновений она стояла, пошатываясь, в дверном проеме, затем Шагнула вперед, в приступе смертельной агонии повалилась на брата и стала падать на пол, увлекая за собой второй безжизненный труп".

Другой рассказ Э. По целиком посвящен этой животрепещущей теме.

Э. А. По ЗАЖИВО ПОГРЕБЕННЫЕ

Есть темы, проникнутые всепокоряющим интересом, но слишком ужасные, чтобы стать законным достоянием литературы. Обыкновенно романисту надлежит их избегать, если он не хочет оскорбить или оттолкнуть читателя. Прикасаться к ним подобает лишь в том случае, когда они освящены и оправданы непреложностью и величием истины так, например, мы содрогаемся от "сладостной боли", читая о переправе через Березину, о землетрясении в Лиссабоне, о чуме в Лондоне, о Варфоломеев ской ночи или о том, как в калькуттской Черной Яме задохнулись сто двадцать три узника. Но в этих описаниях волнует сама достоверность - сама подлинность - сама история. Будь они вымышлены, мы не испытали бы ничего, кроме отвращения.

Я перечислил лишь некоторые из знаменитейших величайших исторических трагедий, но самая их огромность потрясает воображение ничуть не меньше, чем ' зловещая сущность.' Мне нет нужды напоминать читателю, что из длинного и мрачного перечная людских несчастий я мог бы извлечь немало отдельных свидетельств подлинного страдания, гораздо более жестоких, нежели любое из этих всеобщих бедствий. Воистину, настоящее горе, наивысшая боль всегда единственны, неповторимы. И коль скоро испить до дна эту горькую чашу приходится лишь человеку, а не человечеству - возблагодарим за это милосердного творца!

Погребение заживо, несомненно, чудовищнее всех ужасов, какие выпали на долю смертного. И здравомыслящий человек едва ли станет отрицать, что это случалось часто, очень часто. Грань, отделяющая Жизнь от Смерти, в лучшем случае, обманчива и неопределена. Кто может сказать, где кончается одно и начинается другое? Известно, что есть болезни, при которых исчезают все явные призраки жизни, но, строго говоря, они не исчезают совершенно, а лишь

прерываются. Возникает временная остановка в работе неведомого механизма. Наступает срок, и некое незримое таинственное начало вновь приводит в двиэкение волшебные крыла и магические колеса. Серебряная нить не оборвана навеки, и златой сосуд не разбит безвозвратно. Но где в эту пору обреталась душа?

Однако, кроме неизбежного заключения априори, что соответствующие причины влекут за собой соответствующие следствия, и поскольку известны случаи, когда жизнедеятельность прерывается, не подлежит сомнению, что людей иногда хоронят заживо, - кроме этого общего соображения, опыт медицины и самой жизни прямо свидетельствует, что это действительно бывало не раз. При необходимости я мог бы сослаться на целую сотню самых достоверных примеров. Один такой случай, весьма примечательный и, вероятно, еще не изгладившийся из памяти некоторых читателей, имел место не столь давно в соседнем городе Балтиморе и произвел на многих потрясающее, неотразимое впечатление. Супругу одного из самых почтенных граждан - известного юриста и члена конгресса - постигла внезапная и необъяснимая болезнь, перед которой оказалось бессильно все искусство медиков. После тяжелых страданий наступила смерть или состояние, которое сочли смертью. Никто даже не подозревал, да и не имел причин подозревать, что она вовсе не умерла. Обнаружились все обычные признаки смерти. Лицо осунулось, черты его заострились. Губы стали белее мрамора. Глаза помутнели. Наступило окоченение. Сердце не билось. Так она пролежала три дня, и за это время тело сделалось твердым, как камень. Одним словом, надо было поспешить с похоронами, поскольку труп, казалось, быстро разлагается.

Ее похоронили в семейном склепе, и три года никто не тревожил могильный покой. По прошествии этого времени склеп открыли, чтобы установить там саркофаг, - но, увы! -^ какое страшное потрясение

^ Заказ N 425 353

ВОЗВРАТИВШИЕСЯ ИЗ НЕБЫТИЯ

ожидало ее супруга, который своими руками отворил дверь! Едва створки распахнулись наружу, что-то закутанное в белое, со стуком упало прямо в его объятия. То был скелет его жены в еще не истлевшем саване.

Тщательное расследование показало, что она ожила через два дня после погребенья и билась в гробу, который упал на пол с уступа или с возвышения и раскололся, так что ей удалось встать. Случайно забытый масляный фонарь, налитый дополна, теперь оказался пуст; впрочем, масло могло улетучиться само по себе. На верхней ступени лестницы при входе в зловещую гробницу валялся большой обломок гроба, которым она, по всей видимости, колотила в железную дверь, призывая на помощь. При этом, она, вероятно, лишись чувств или умерла от страха; падая, она зацепилась саваном за какой-то железный крюк, торчавший из стены. Так и осталась он на месте, так и истлела стоя.

В 1810 году во Франции был случай погребения заживо, который красноречиво свидетельствует, что подлинные события воистину бывают удивительней вымыслов сочинителей. Героиней этой истории стала мадемуазель Викторина Лафуркад, юная девица из знатного семейства, богатая и на редкость красивая. Среди ее многочисленных поклонников был Жульен Боссюэ, бедный парижский litterateur* или журналист. Его таланты и обаяние пленили богатую наследницу, и она, кажется, полюбила его всем сердцем, но из сословного высокомерия она все же решилась отвергнуть его и отдать руку мсье Ренелю, банкиру и довольно известному дипломату. После свадьбы, однако, супруг тотчас к ней охладел и, вероятно, дурно с нею обращался. Прожив несколько лет в несчастном браке, она умерла - по крайней мере состояние ее было столь похоже на смерть, что ни у кого не возникло и тени сомнения. Ее похоронили, -но не в