Адвокатура была ее призванием (еще в школе, когда ей было двенадцать лет, ее прозвали "Сонька-адвокат") не только по уменью защищать, но и по инстинктивному, всегда естественно у нее возникавшему стремлению помочь каждому, кто нуждался в защите, поддержке. Прирожденный оратор, чуждый демагогии, Софья Васильевна свое красноречие всегда направляла на конкретные дела. Ее стихия - живая речь, и рассказчицей она была превосходной, знала многих замечательных людей и всегда говорила о них очень доброжелательно, с мягким юмором. Если же кто-нибудь терял ее доверие, она просто переставала общаться с этим человеком, вспоминать о нем и лишь при крайней необходимости сухо, сурово и лаконично объясняла, в чем дело. Ее рассказы о судебных процессах, людях, событиях звучали обычно только "к слову", рассказывать "по заказу", особенно о себе, не любила, а слушать умела не хуже, чем рассказывать.
И те, кто хотел справедливого суда, быстро оценили ее как "своего" адвоката. Борис Черных, проведший не один год в лагерях, на презентации журнала "Странник" в Доме литераторов в 1991 г. так говорил о Софье Васильевне:
"Издревле велось на Руси: женщина выходит в первый ряд и показывает чудеса добродетели. Там, где мужчинам надо погибать, а женщинам - быть сестрами милосердия, получается наоборот: погибают женщины, а уж какие братья милосердия из нас, мужчин?!
Как странно было воочию увидеть почти девятнадцатый век - в том, что я слышал о ней, в записях ее речей, которые мы читали в лагере. Поражало не только гражданское мужество, но и высокая культура, которую, как я боялся, пресекла революция 1917 г. Когда ходишь по дворику небольшого лагеря, где согнаны люди десятков национальностей со всей державы, и слышишь имя легендарное (а о Софье Каллистратовой рассказывались именно легенды), то начинает играть внутренняя музыка: жива страна, жива традиция, жива культура".
К сожалению и к стыду нашему, около нее не оказалось биографа. Семья наша всегда была многодетной (у Софьи Васильевны трое внуков и шесть правнуков), все много и увлеченно работали, всем всегда было некогда... Здесь я записала то, что знаю из рассказов моей матери, ее братьев, сестры и племянницы, из воспоминаний доныне здравствующих ее школьной подруги Татьяны Сергеевны Хромых и двоюродной сестры, Лидии Александровны Поповой. При описании последних лет жизни матери я использовала "Хронику текущих событий" и адвокатские досье по делам правозащитников.
Детские годы
Родилась Софья Васильевна 6 (19) сентября 1907 г. в селе Александровка Льговской волости Рыльского уезда Курской губернии. Ее отец Василий Акимович Каллистратов (1866-1937?), потомственный сельский священник, закончил духовную семинарию, потом некоторое время учительствовал, а после женитьбы принял сан и получил свой приход. Он был очень умный, добрый и глубоко верующий человек, с философским складом ума. Прихожане его любили, на его проповеди специально приезжали люди из соседних сел.
Мать - Зиновия Федоровна, урожденная Курдюмова (1876-1963), тоже из семьи священника, была полной противоположностью своему мужу. Веселая, энергичная, общительная, любительница принарядиться, она была атеисткой, семью мужа (очень религиозную) недолюбливала. Несмотря на незаконченное образование (четыре класса епархиального училища), она была очень начитанной, прекрасно знала русскую классику, помнила наизусть много стихов, любила и зарубежную литературу, особенно приключенческую. (Хорошо помню, как, когда я была маленькая, она рассказывала мне, с продолжениями в течение многих вечеров, увлекательные истории, в которых, как я поняла впоследствии, причудливо сплетались воедино Жюль Верн, Шахразада, Стивенсон, Купер; а когда приходила пора засыпать, она пела мне на собственные мотивы всего "Демона" или отрывки из "Цыган".)
Приход в Александровке считался богатым: на горке напротив церкви (за которой простирался огромный церковный сад) стоял большой дом священника, с фруктовым садом, огородами и дворовыми службами. В хозяйстве были две лошади, две коровы. В доме была прислуга: кучер, кухарка, няня для младших детей. Зиновия Федоровна занималась воспитанием детей (от которого полностью отстранила мужа), рукоделием, чтением. Весь уклад жизни был сугубо светский - в доме было много книг, выписывались журнал "Нива" с приложениями, детские журналы, дочек учили музыке, французскому языку. Софья Васильевна рассказывала, как по праздникам ее родители, а иногда и старшие сестры, уезжали в гости к Остапцу - управляющему имением князей Барятинских - в "экономию", где собиралась местная интеллигенция - врач, фельдшер, агроном, учитель, их дети - семинаристы и студенты. А для младших детей самым ярким воспоминанием были поездки в гости к любимой "тетечке Марусе" - одной из двух сестер Зиновии Федоровны, мужья которых, тоже священники, имели приходы в той же волости. Ехали в Ивакино, за пятьдесят километров, на линейке, запряженной парой лошадей: родители, няня с самым маленьким на руках и старшие дети - по бокам, на сиденьях, а малыши как-то умещались посредине. Все принаряженные, по дороге пели песни. По приезде Василий Акимович вел службу в Ивакинской церкви, а Отец Александр (муж тетечки) ему сослужал. Через несколько дней, прихватив с собой еще пару тетечкиных дочек, так же, с песнями, возвращались в Александровку.
Детей в семье Каллистратовых было семеро. Четверо старше Софьи Васильевны Наталья, Надежда, Федор и Дмитрий - и двое младше - Миша и Ванечка. Трое старших детей учились в гимназии в Курске - там им и их двоюродным сестрам родители снимали на зиму квартиру. Соня верховодила в компании младших. Вместе с Димой, который прекрасно рисовал, она "издавала" детский юмористический журнал - в нашей семье долго хранились два номера, в школьных тетрадках, с рассказами, стихами собственного сочинения, рисунками, карикатурами. Сильным характером Софья Васильевна отличалась с детства. Она рассказывала мне, как в пятилетнем возрасте в полной темноте выходила одна в сад - было очень страшно, но хотелось доказать, что храбрая. А уже в школе, на спор с подружками, поздно вечером ходила через кладбище - с той же целью.
Жизнь в семье была сложной. Зиновия Федоровна любила командовать, но при этом отличалась крайней бесхозяйственностью. Кроме того, она постоянно попрекала мужа тем, что из-за него она не получила образования, что он ее обманул - обещал работать учителем, а сам стал священником. Дети, несмотря на распри родителей, были удивительно дружными. Характер они унаследовали отцовский, но под влиянием матери все росли атеистами. Четверо братьев и сестер Софьи Васильевны, а также одна из двоюродных сестер - хирург Лидия Александровна Попова - были очень близки моей семье. Все они оказались одаренными и обладали прекрасными свойствами русской интеллигенции чеховских времен: добротой, бессребренничеством и стремлением приносить пользу своим трудом. Все они (кроме Дмитрия Васильевича, который погиб в Германии в 1945 г.) прожили долгую жизнь. Отношения между ними были редкостные, я никогда не видела ни одной ссоры (думаю, их и не было), не слышала ни одного грубого, да и просто недоброжелательного слова. Всегда, до глубокой старости, они называли друг друга и мать только ласково, уменьшительными именами - мамуся, Таличка, Сонюрочка, Федарик, Димуся, Мишелик - и заботливо поддерживали друг друга...
В 1915 г. Василий Акимович получил приход в Рыльске, старинном русском городе с богатым историческим прошлым. В XVIII в. Рыльск стал значительным купеческим центром на юго-западе России. Ко времени переезда туда Каллистратовых город, оказавшись в стороне от железной дороги Курск-Киев, утратил былое торговое значение, однако сохранил свой облик и культурные традиции. В Рыльске, где проживало менее двадцати тысяч человек, было тринадцать церквей (в том числе огромный Успенский собор, построенный в честь победы России над Турцией); почти вплотную к городу, на высоком берегу Сейма живописно раскинулся Свято-Николаевский монастырь. В городе до сих пор сохранились великолепные двухэтажные торговые ряды, особняки купцов Шелеховых, Филимоновых, Латышевых, красивые общественные здания. Сохранилось и несколько зданий, построенных в XVII в., например дом, в котором останавливался, возвращаясь после победы над шведами под Полтавой, Петр I.
