С точки зрения патриархального рассудка первичная форма осознания оценивается как примитивная, ложная. В архаическом восприятии жизнь предстает как беспорядочное нагромождение непонятных процессов, исполненных диспропорции и дисгармонии, доходящей до настоящего уродства и ужаса. Мир мыслится фетишистски, отдельные вещи и части тела обладают самостоятельными духовными функциями (можно привести в пример античный сюжет, в котором голова растерзанного вакханками Орфея плывет по морю, пророчествует и творит чудеса). Вселенная представляется единым телом, изначально обязательно женским, производящим все из себя; небо, земля, море и потусторонний мир теней слабо различаются между собой. Красота архаических существ гибельна: так, например, миксантропичные сирены привлекают моряков чарующими голосами и обрекают на смерть в мрачной глубине моря. Однако следует различать собственный смысл хтонических образов и их интерпретацию в героическом контексте. Характерным примером взаимодействия героического и хтонического пластов может служить легенда о Медузе Горгоне.

Имя Медуза означает «владычица, повелительница». Изначально Горгоны – прекрасные морские девы. Однако по происхождению они связаны с доолимпийскими морскими божествами, олицетворяющими загадочную и необузданную стихию бессознательного. Их независимость и беспечность вызывают гнев Афины Паллады – богини мудрой и справедливой войны, олицетворяющей героический идеал начиная с истории своего рождения: появившаяся без матери в полном вооружении из головы отца – верховного олимпийского бога Зевса (уникальный пример притязания мужского, рассудочного начала на абсолютное господство вплоть до функции деторождения). Афина превращает дев в чудовищ, покрытых блестящей чешуей, со змеями вместо волос и взглядом, превращающим в камень все живое (слово Горгона происходит от корня «страшный, ужасный»). Горгоны скрылись на отдаленном острове, но все равно напуганные люди ждали героя, который победил бы их. Когда юный воин Персей с помощью хитрости и волшебных предметов, полученных в подарок от нимф, наконец убил Медузу, из ее крови родился прекрасный крылатый конь Пегас. Кровь из левой части тела Медузы оказалась лечебной, а из правой – ядовитой; ее Афина собрала в два сосуда и отдала богу врачевания Асклепию. Страшную голову Медузы богиня прикрепила к своему легендарному щиту – эгиде. Таким образом, поверженное хтоническое чудовище служит источником чудесной силы и в буквальном смысле материалом для цивилизаторской деятельности победителей. Аналогично, в «Энума элиш» именно из тела Тиамат Мардук создает новый мир. Несмотря на восприятие хтонических сил как устрашающих и деструктивных, они предстают основой творения.

Если продолжать аналогию с античным пантеоном, Тиамат прежде всего можно сравнить с Геей. Возможно, сам греческий корень «гео» происходит от шумерского «ки» – «земля, часть» – слово, указывающее на происхождение Земли как осколка планеты Тиамат. В древнегреческой космогонии Гея – наряду с Хаосом, Тартаром и Эросом – одна из первичных сил творения, порождающая сама из себя Уран (небо) и Понт (море) и в союзе с ними, а также с Хаосом и Тартаром создающая целый сонм чудовищ.

От брака земли Геи и неба Урана рождаются боги первого поколения – титаны (в том числе отец Зевса, пожирающий своих детей Кронос – «время»), позже низвергнутые олимпийцами в бездну Тартара; циклопы («круглоглазые») – великаны с одним глазом посреди лба; гекатонхейры («сторукие») с пятьюдесятью головами и сотней рук; гиганты; безобразные богини мести эринии – защитницы прав материнского родства; и обольстительная богиня страсти Афродита, которая, в свою очередь, в союзе с богом кровожадности и вероломной войны Аресом порождает Деймос («ужас»), Фобос («страх»), божка чувственности Эрота и Гармонию.

От союза Геи с морем Понтом через поколение морских божеств, олицетворяющих стихию глубинных страстей, происходит ряд загадочных существ: морские девы, превращенные олимпийцами в смертоносных Горгон; сестры грайи – старухи, имевшие на троих только один глаз и один зуб; Харибда – огромный водоворот, поглощавший корабли в Сицилийском проливе; Сцилла – нимфа, превращенная ревнивой соперницей в миксантропичное чудовище.

Тартар понимается в античной мифологии как своего рода «дно на дне», самое глубокое место потустороннего мира – Аида («невидимый»). В соединении с Тартаром Гея порождает дракона Пифона, сторожившего в горах прорицалище древних богинь и разорявшего Дельфы; Тифона (от слова «дымить, чадить») – стоглавое чудовище со змеиным телом и огненными глазами, задевающее головой звезды; и полудеву-полузмею Ехидну. От Тифона и Ехидны, в свою очередь, происходят медноголосый трехглавый пес Цербер – страж в царстве мертвых; крылатая полудева-полульвица Сфинкс (от слова «сдавливать, душить»), загадывавшая путникам загадки и убивавшая тех, кто давал неправильный ответ; Химера, в облике которой сочетались части тел различных животных; побежденные Гераклом гигантский Немейский лев – свирепый хищник, убивавший больше, чем мог съесть, и девятиглавая змея Лернейская гидра, у которой на месте каждой отрубленной головы вырастали две новые.

В описании Тиамат присутствуют также черты сходства с античной первостихией Хаоса. Хаос в различных традициях увязывается с корнем cha («зев, зияние») или трактуется как влага, вода от слова cheo («лить, разливать»). Он порождает из себя Эреб («мрак») и Никту («ночь»), от которых затем происходят Эфир (тонкая внефизическая энергия), Гемера («день»), Танатос/Фанат («смерть»), Гипнос («сон»), Эрида («раздор»), Ата («обман»), керы («кары») – «порча, уничтожение», Немезида («возмездие»), Мом («злословие, насмешка»), мойры (божества судьбы) и геспериды (нимфы-хранительницы яблок вечной молодости, подаренных Геей на свадьбу Гере).

Даже краткий обзор тератологических (от слов «чудо, чудовище») сюжетов позволяет представить, насколько неочевидные законы природы и могущественные импульсы бессознательного традиционно отражаются в архаической мифологии. Хтонические существа, скрывающие в себе тайну жизни и смерти, восходят к матриархальному образу Великой матери, одним из вариантов которого является Тиамат, и, по всей видимости, аналогичны силам, которым посвящался культ «старших богов».

Глеб.

Внезапное осознание, что все удивительные практики, скрытые в жертвенном камне, осуществлялись некогда в реальности, а следовательно, могут быть повторены, стало для Тасманова откровением. В первую же ночь после разговора с Золтаном Себестьяном он выбрал на улице совершенно случайного молодого человека, парализовал его волю с помощью автохтона, чему давно уже не встречал никаких препятствий, привел к алтарю и с помощью подручных средств приблизительно воспроизвел один из наиболее памятных ритуалов.

Эффект превзошел все ожидания. Едва кровь жертвы брызнула на камень, поток разрозненных озарений, исходивших из алтаря, сложился во всеобъемлющее свидетельство об ушедшей жизни, несопоставимо более насыщенной и значимой, чем настоящая. Тасманов с точностью до мелочей вспомнил обоюдоострую науку древних жрецов, способную пробудить любые силы человеческой души, и свою давнюю одержимость в поиске выхода за пределы человеческих возможностей, пусть даже самых потаенных. В одно мгновение в нем возродились не только навыки осуществления жертвоприношения, но и коварный опыт произвольного изменения сознания, и утонченное медицинское искусство, на порядки превосходившее современное и позволявшее производить хирургические операции голыми руками, под гипнозом вводя в тело человека каменные нити…

Первое, что решил Тасманов – через сеть автохтонов распространить приверженность культу, ввести священный смысл жертвоприношений обывателям в плоть и кровь. Формула бесконечных возможностей материи, зашифрованная в специально разработанном для призвания хтонических сил языке, воспринималось жертвами уже не как экзотическое предание о забытых богах, а непосредственно.