— Что же он рассказал, миссис Мэйпл? — воскликнула Мэри.

— Продолжайте, прошу вас, — поддержал племянницу доктор.

— Что такого в этой истории? — спросил я.

— Да то, что такого не случалось в здешних краях со времен королевы Марии, папистов и всего прочего. Представьте себе, он и те, которые с ним жили в этом доме, и, насколько я понимаю, в этой самой комнате!

— «Которые с ним?» Вы имеете в виду прислуживавших ему людей?

— Только ради Бога, доктор, не называйте их людьми, — последовал ответ. — Не знаю уж, кто они такие, но как я полагаю, он привез их с собой из своей Ирландии. Что же до людей, живших в этом доме, то они и не догадывались о его похождениях. Но в округе многие знали, что он шатался ночами по кладбищам с такими спутниками, которым ничего не стоит затащить младенца в могилу да содрать с него кожу. Как говорит мистер Симпкинс., «злое сердце порождает мерзких, тощих призраков». Но кончилось, как рассказывают, тем, что эти страшилы накинулись на него самого, и на церковной двери на том месте где его настигли и по сей день можно увидеть отметину. И все это не что иное как чистая правда, потому как я просила его баек не рассказывать, а уж ему-то, мистеру Симпкинсу, верить можно. А имя у того паренька было чудное: вроде и из Библии, но принадлежавшее какому-то дурному царю. И о чем только думали его крестные?

— Его звали Саул, — сказал дядя Олдис.

— Точно, Саул и есть. Благодарю вас, доктор. Вроде бы этот царь Саул вызывал духов мертвых, не давая им спать в своих могилах. Очень странно, чтобы молодому лорду и вдруг дал и такое имя. А вот дедушка мистера Симпкинса рассказывал, что видел как темной ночью тот юноша разгуливал со свечой между могилами, а кто-то все время следовал за ним по пятам и вот как-то подошел к самому окну старого мистера Симпкинса, тому, которое выходит на кладбище, и прижался лицом к стеклу, не иначе как хотел узнать, нет ли кого в комнате и не видел ли его кто. Старый Симпкинс еле успел присесть под подоконник: затаил бедняга дыхание и боялся шелохнуться, пока шаги и следовавший за ними шорох не удалились. А поутру, выглянув, он увидел в граве следы и человеческую кость. Да, то был дурной юноша несомненно, но в конце концов он за все поплатился: и умер молодым, да и потом…

— Потом? — дядюшка Олдис нахмурил брови.

— О, доктор, так ведь он так и не нашел покоя. И при старом мистере Симпкинсе, и при его сыне, отце нашего мистера Симпкинса, да и при нынешнем случалось такое, что придет он ночью, особенно когда разожжен огонь, прижмется лицом к тому самому окошку, и ну махать руками, а рот то откроется, то закроется, то откроется, то закроется… постоит так с минуту, или больше и уйдет к себе в темень, на кладбище. Им — Симпкинсам — было жаль бедолагу, который дрожал там от холода и с каждым разом все больше истончался (нынче-то, наверное, совсем истаял), но открыть окно никто так ни разу и не решился. Вот уж не ошибся старый Симпкинс, сказав, что «злое сердце порождает мерзких, тощих призраков».

— Полагаю, это именно так, — заявил дядюшка Олдис столь неожиданно, что миссис Мэйпл так и замерла с открытым ртом. — А сейчас мы уйдем отсюда. Все.

— Как, дядюшка? — удивилась Мэри. — А шкаф? Разве вы не собираетесь его открыть?

Доктор Олдис покраснел — действительно покраснел! — и ответил:

— Дорогая, сочтешь ты меня трусом или же просто благоразумным человеком, это уж как тебе заблагорассудится, но я не собираюсь отпирать ни шкаф, ни комод, равно как не собираюсь передавать ключи тебе или кому бы то ни было. Миссис Мэйпл, будьте добры распорядиться, чтобы шкаф и комод со всем содержимым отнесли на чердак.

— А когда станут уносить, миссис Мэйпл, — добавила Мэри, показавшаяся мне (не знаю уж почему) скорее довольной, нежели разочарованной решением дяди, то пусть захватят от меня один малюсенький сверточек. По-моему, ему самое место рядом с этими вещами.

Можно сказать, что эту странную комнату мы покинули не без некоторого облегчения. Распоряжения мистера Олдиса были исполнены в тот же день, но теперь можно сказать — так завершает свой рассказ Спирмен — что в Уитминстере есть своя комната Синей Бороды и, как мне кажется, свой чертик, который в будущем, когда в доме причта поселится новый старший пребенд, непременно выпрыгнет из шкатулки.