Перо дрожит, пытаясь описать муки, перенесенные в унылом, как исход из Египта, странствии нашем через выжженный солнцем город Галич, протянувшийся по берегу одноимённого озера на десять с лишним - о, явно с лишним! - километров, каждый из которых мы измерили опухшими ногами. И что же узрели мы, достигнув берегов обетованных?! Гумно с чахлой травкой, усеянное коровьими лепёшками да пустыми бутылками. Несколько мужчин, надсадно крякая, играли "в мячика", а несметные стаи ребятишек плескались в жидкой грязи, именуемой водами Галичского озера. На берегу, среди грузовиков и волейболистов - две фанерные раздевалки, хлипкие мостки, рассохшиеся лодки...

Прошествовав по мосткам, прыгнули в зелёную воду, уйдя по бёдра в жижу и подняв окрест себя неоседающую муть. Поплыв, хлебали оную муть, тщетно выплёвывая её в муть же и непрестанно ощущая пупком илистое дно. Вследствие чего, прокляв озеро, выбросились на берег, под могучее дерево, по заверениям Главкульта, - дуб.

Из сна под деревом вырваны были небесным громыханием, оказавшимся, впрочем, столь же тщетным, как туалетные потуги Командора и похотливое чмыканье Вриосекса. Одиноко упавшая на Широкие Массы капля была при ближайшем рассмотрении квалифицирована с сильным запахом птичьего кала.

Добежав до улицы, хлебнули холодной воды из колонки и рейсовым автобусом доехали до плоскогорья Гоби. Определившись по компасу, вывели нас Командор на окраины этой асфальтовой пустыни, где на втором этаже деревянного дома обреталась столовая под вывеской "Ресторан". Умолчу о гуляше из вымени, которым город Галич откликался на жгучие потребности желудка; умолчу об яичнице из яиц, разбитых позавчера и зажаренных накануне; умолчу о сметане, над которой в стакане стоял сантиметровый слой мутноватого отстоя. Умолчу о пище, ибо даже она не смогла воздействовать на Командора и, стало быть, не соответствовала даже и этой последней функции. Довольно сказать лишь, что введенных калорий нам едва хватило добрести до бывших крепостных валов. В тени валов рухнули мы наземь и стали ждать заката беспощадного светила.

Созерцая поодаль группу аборигенов, коллективно вкушающих из огромной фляги и тут же опорожняющихся на древние валы, Командор задумчиво проговорили на тему простых сельских радостей, как-то: вино и женщины. Напрасно Вриосекс изображал возмущение непосильностью Командорских требований в подобный зной; Командор заткнули ему рот кратким, но энергичным напоминанием о вырезе и золотом дожде, коим Вриосекс поутру оный осыпал. Засим Командор, сами себя перебивая от нетерпения, вознамерились поведать народу, как лишились невинности. Для наблюдения за действием описаний своих, отличавшихся красочностью и живостью деталей, повелели Они Ш.М. перевернуться на спину, дабы могли Они, Командор, видеть народную реакцию на Их рассказ. На что Демагог, подмигивая многозначаще, шепнул Главкульту, якобы Командор перепутали реакцию с эрекцией. Узрев огонь в очах Вождя, отпрянул змеиное отродье, опасаясь кары, но остановлен был возгласом Командора, снизошедших до разъяснений, что Они, Командор, не гомосексуалист и эрекция его волнует только собственная.

 За это время облачная дымка скрыла солнце, все ещё стоявшее в зените, невзирая на вечернее время. Посему Командор повелели трубить подъём всех членов на предмет паломничества к Паисиеву монастырю. Поглядывая в путеводитель, вывели нас Вождь на покрытую лесом гору, где решительно взяли вправо, полагая, что вправо - это где больше тени. По счастливой случайности тени больше было слева, вследствие чего мы благополучно вышли к искомому монастырю в виде живописных руин, снабжённых угрожающей надписью "ОХРАНЯЕТСЯ ГОСУДАРСТВОМ".

Порадовавшись за охраняемую единственную (из бывших пяти) главу храма, на коей барабан сверх шлема имел луковицу - архитектурные излишества XVI века! - повернули мы вспять по луговой дороге, среди засыхающей картошки и уже засохшей ржи. Оборотясь назад, слегка восторгнулись видом храма на фоне лугов: красив издали высокий одноглавый куб с мощными, половинной высоты апсидами. А впереди, на сером фоне Галичского озера, живописно извивался остывающий к вечеру город с чудовищным отростком Рыбной слободы, уходящей к описанному выше пляжу.

Задрожав крыльями своего римского носа, Командор молвили в раздумье: - Пластовский пейзаж.

Главкульт залепетал невразумительное насчет эрудиции Командора.

Обмен художественными впечатлениями прервало нам появление среди поля местной поселянки, шедшей встречь с полными корзинами - видно, для угощения Вождя. Узрев бабу, Командор одобрительно похлопали Вриосекса по плечу и поделились с нами наблюдением из жизни: - Хорошо во ржи грести...

Завидев Командора в Их величии, поселянка, оробев, метнулась прочь, что было явным упущением и недоработкой Вриосекса. Командор, однако, исчезновения бабы не заметили, увлечённые изложением теории гребли посуху.

Спустившись далее с холмов, пересекли рельсы, на которых стоял вагонный посёлок, обнесенный поленницами дров и врытыми в землю столами для "козла". Налюбовавшись на галичское решение жилищной проблемы и демографического взрыва, проследовали к вокзалу, где шумные толпы цыган расположились в станционном садике вкупе с детьми и бутылками. Бутылки, как и дети, ходили по кругу, всё увеличивая шум. На платформе, по наблюдениям Командора, появилась прохлада и не менее привлекательные особы противоположного пола, общим числом до трёх. Сугубо платонические подсчеты Командора повергли Вриосекса в замешательство, из какового выведен он был Командором, сообщившими об отсутствии у Них серьёзных намерений. Посему проследовали на автобусную остановку, откуда городской автобус повлёк нас снова по улицам Свободы и незабвенных борцов за неё в самый конец Рыбной Слободы.

Автобус изнутри оснащен был помимо молчащих пассажиров полупьяным туземцем, коий болтал непрерывно, обходясь на удивление малым словарным запасом: - Душевно уважаю, да, Коля? Устроим душевный замесец сегодня, а, Коля? Ну! Я ж говорю, душевные люди. Девушка, душевно вам говорю, мы вас душевно уважаем. - Сходя, абориген ухватился рукой за дверцу и воскликнул, глядя на траву под ногами: - Ух, страшно - никакой страховки!

На выезде из Галича, где дорога поворачивала на Шокшу (по-местному "Шокшинская повёртка"), Командор отпустили автобус и призвали нас к автостопу. Первой жертвой пала машина сельских киномехаников, мчавшихся куда-то в недра Галичского района сеять разумное, доброе, вечное. Недра, однако ж, оказались в стороне от нашего пути. Не проехав и десяти километров, пришлось под ободряющие напутствия киносеятелей двинуться пешком в неведомую даль, где долженствовала быть деревня Степаново.

Вскоре встречь нам с рёвом промчался мотоцикл с бабой за спиной, из чего Главкульт заключил о близости большого культурного центра. Ободрённые, ожидали мы узреть впереди огни. Огни, напротив, появились сзади и к тому же, вопреки всему слышанному нами о городских огнях, быстро приближались. Приблизившись окончательно и с рёвом, оказались тем же мотоциклом с заспинной бабой. Когда же, по прошествии ещё сотни метров, рёв с огнями и бабой вновь стал надвигаться на нас спереди, Главкульт впал в исступление от этой загадочной игры природы. Дока Вриосекс разъяснил обалдевшему нашему интеллигенту: - Это он её готовит...