Таким образом, воскресная глава Матфея – это обработка первоначального предания, произошедшая в обстановке острой полемики с иудаистами. Поэтому-то и было опущено упоминание об ароматах, которые несли к гробнице галилейские женщины. В соответствии с новой версией, к гробнице Иисуса с самого начала было приковано всеобщее внимание, и все следили за ее целостностью. Оттого и галилейские женщины, по Матфею, пришли не закончить погребальный обряд, а «посмотреть гроб» (28:1).

Что же касается Луки, то, по всей видимости, он вовсе не был отягощен полемикой с неверующими и лишь собирал сообщения о чудесных явлениях воскресшего Иисуса тем или иным людям. Значительное место в его воскресном повествовании уделено явлению Христа двум второстепенным, до этого совершенно незаметным членам раннехристианской общины. Одним из этих людей был Клеопа (сокращенное от Клеопатрос), возможно, грек по национальности. Рассказ такой занимает половину всей 24-й главы! Понятно, почему Луке так пришелся по душе этот эпизод. Он сам был христианином второго призыва и не принадлежал к апостольской верхушке. Он видел в Клеопе как бы себя самого [35].

Такое изложение воскресных событий нетипично для христианской проповеди. Обычно рассказывалось о явлении воскресшего Христа сначала Петру, затем двенадцати апостолам вкупе, а затем уже всем остальным (1 Кор 15:5-8). Лука отчасти сохранил эту «иерархию явлений» (24:1-12, 36-53), но значительно потеснил ее особым, нигде больше не упоминаемым рассказом о явлении Христа двоим ученикам по дороге в Эммаус. Впечатление такое, что Лука вставил этот эпизод в канву более раннего предания, причем вставка съела часть этого предания. В частности, пропал рассказ о явлении воскресшего Иисуса апостолу Петру; осталась лишь глухая обмолвка об этом в стихе 24:34.

До какой степени Лука был некритичен в подборе воскресного материала показывает его глубокая убежденность в том, что мертвых можно вернуть к жизни. Эту убежденность, помимо прочего, поддерживала общая путаница в понятиях «мертвый»-«живой». В Деяниях апостолов (20:7-12) Лука рассказывает об одном таком случае оживления, произошедшем буквально на его глазах. Апостол Павел привел в чувство упавшего из окна юношу Евтиха, который, по-видимому, просто потерял сознание («ибо душа его в нем» – 20:10). И все-таки автор считает, что юноша был «поднят мертвым» (20:9).

Итак, Матфей и Лука, каждый со своей стороны, обрабатывали первоначальное предание в его такой важнейшей и принципиальной части, как воскресение Христа. Другими словами, в 1-м и 3-м Евангелиях мы видим этот рассказ переделанным и искаженным. Но, может быть, первоначальное предание содержится в самом раннем Евангелии от Марка? Ведь оно и считается самым ранним именно в сравнении с Евангелиями от Матфея и Луки, где та же самая традиция нагружена последующими наслоениями. Но у Марка этих наслоений нет, они не ощущаются.

Не ощущаются вплоть до последней главы. Тут мы подходим к самому интересному, таинственному и интригующему. Рассказ о воскресении Иисуса в Евангелии от Марка был, но не сохранился. Точнее, он не сохранился в своем полном виде. Исследователи давно установили, что подлинный текст Марка продолжается до стиха 16:8, где говорится о бегстве от гробницы объятых ужасом галилейских женщин после того, как они нашли ее пустой и говорили с неким юношей (ангелом?), объявившим, что Иисус воскрес. Дальнейшие стихи до конца главы и всего Евангелия (16:9-20) не принадлежат перу этого евангелиста. Доказательство тому – их отсутствие в древнейших манускриптах [36]. Стихи эти – позднейшая вставка, составленная как компиляция соседних Евангелий. Упоминание о явлении Иисуса Марии Магдалине (16:9-11) возникло под влиянием Евангелия от Иоанна (20:1-18) [37], причем замечание о семи бесах, изгнанных из Магдалины, заимствовано у Луки (8:2), сообщение о явлении Иисуса «двум, когда они шли в селение» (16:12) – сокращение известного рассказа Луки (24:13-33), и так далее. В современных критических изданиях Нового Завета этот текст берется в скобки как интерполяция.

Несомненно, у самого Марка имелся свой эпилог (ведь он не мог оборвать рассказ на полуслове!), но по каким-то причинам этот эпилог исчез и был заменен имеющейся компиляцией. Предполагают, что эпилог Марка был просто утерян, а позднейшая вставка появилась как попытка его восстановления, пусть и неудачная. Но и Матфей, и Лука очевидно знали этот эпилог, – ведь до этого они почти слово в слово следовали Марку (точнее, традиции, изложенной Марком), – однако того и другого этот эпилог не устроил, почему они и занялись его обработкой. Напрашивается мысль, что первоначальный эпилог Марка был устранен сознательно. Что же там содержалось такого незамечательного и невыдающегося, что в конце концов перестало устраивать Церковь? О явлениях воскресшего говорилось невнятно? Скороговоркой? Не приводилось конкретных фактов? Догадки и предположения тут могут быть самые разные.

Оговоримся, однако, что реконструируя ранние христианские рассказы, мы вовсе не ставим знак равенства между ними и исторической реальностью. По крайней мере, не делаем этого без соответствующей проверки. В любом историческом источнике, а в религиозном особенно, с самого начала содержится известный круг мифологем, присущих данному времени. Другое дело, что сравнительный анализ канонических и апокрифических сказаний об Иисусе показывает, что христианское предание развивалось в сторону все большей мистификации. В ранних сказаниях гораздо меньше элементов чудесного, сверхъестественного, меньше теологической нагрузки, сказания эти менее искусственны, менее «приглажены», в них больше натурального, исторического, палестинского. Поэтому-то так важно докопаться до первоначального рассказа, установить его хотя бы основные черты.

Рассмотрим еще раз последние главы Матфея и Луки. Если опустить в них уже упомянутые рассказы о стражниках (Мф 28:11-15) и о явлении Иисуса ученикам, идущим в Эммаус (Лк 24:13-35), мы получим в целом идентичное повествование, в котором евангелисты, хотя и с некоторыми отклонениями каждый в свою сторону, в целом следуют единой традиции. Начало 16-й главы Марка также принадлежит этой традиции. Мы видим, что она состоит из нескольких последовательно сменяющих друг друга эпизодов:

1) приход к гробнице Иисуса галилейских женщин (Мф 28:1; Мк 16:1-4; Лк 24:1-3);

2) явление им ангела или ангелов с известием о воскресении Иисуса (Мк 16:5-6; Лк 24:4-7); Матфей в соответствии со своей особой версией пишет здесь о трепете стерегущих гробницу и вставляет сообщение о еще одном землетрясении (Мф 28:2-6)

3) особое указание ангела, что воскресший ожидает учеников в Галилее (Мф 28:7; Мк 16:7); Лукой это передано как то, что Иисус говорил о своем будущем воскресении, будучи еще в Галилее (24:7), но в данном случае Лука, возможно, либо неправильно понял свой источник, либо сознательно его переделал.

4) возвращение женщин. Этот эпизод передается по-разному. Марк говорит, что женщины «никому ничего не сказали, потому что боялись» (16:8); Лука сообщает, что женщины рассказали обо всем апостолам, но те им не поверили (24:10-11); Матфей же описывает внезапное явление возвращающимся женщинам самого Иисуса, который еще раз напоминает о грядущей встрече в Галилее (28:8-10).

Марк объясняет молчание женщин словами «потому что боялись» (). Что их страшило уже после того, как они вернулись от гробницы? Ранее подобным же образом евангелист описывает поведение учеников Иисуса: «они не разумели сих слов, а спросить Его боялись» (9:32). Тот же глагол относится к ученикам в 10:32 и употребляется Марком всякий раз, когда речь идет о неразумии спутников Иисуса и непонимании ими сути происходящего. Видимо, этим же нужно объяснять и молчание женщин, видевших гробницу Иисуса пустой и говоривших с ангелом.