6) запрет платить налоги государству – «давать подать Кесарю» (Лк 23:2).
Рассмотрим эти обвинения с двух сторон: действительно ли Иисус совершал то, в чем его обвиняли, и имели ли его судьи правовое основание выносить ему смертный приговор?
О том, насколько ревностно соблюдали евреи библейскую заповедь хранить субботний покой (Лев 23:3), свидетельствует Ветхий Завет. Заповедь эта соблюдалась нередко даже во время войны пред лицом вооруженного неприятеля (1 Мак 2:32-33). Во времена Иисуса почитание субботы было доведено до крайности. Фарисеи в мелочных подробностях регламентировали поведение в субботу, и многие из этих правил перекочевали затем в Талмуд (трактаты Шаббат и Эрубин). Запрещалась, например, в этот день всякая врачебная практика. Исключение представляли лишь операции с теми пациентами, которым без немедленного врачебного вмешательства грозила смерть. Иисус же в большинстве случаев исцелял хронических больных (слепых, хромых, парализованных), и делал это также в субботу, отчего выглядел явным нарушителем раввинских предписаний. Предусматривалась ли высшая мера наказания за нарушение заповеди о субботнем покое? Да. Как известно из Торы, человека, собиравшего в субботу дрова, Моисей велел забить камнями до смерти (Чис 15:32-36). Поведение Моисея служило прецедентом для раввинского законодательства. В Мишне говорится, что осквернитель субботы подлежит побитию камнями (Санг 7.4). Другое дело, что, противясь фарисейским правилам, Иисус в данном случае был не одинок. Он выражал настроение умеренной части еврейского общества. И среди раввинов, кстати, находились такие, которые выступали против мелочного регламента и всякого субботнего ханжества. В Талмуде записано изречение, подобное тому, что говорил Иисус: «Вам дана суббота, а не вы субботе» (Иом 85а; ср. Мф 12:8).
Что касается обвинения в связях с бесами и Веельзевулом, то это легко можно было подверстать под колдовство, запрещенное Торой и также наказываемое смертью (Лев 20:27; Вт 18:10-11). Средневековые авторы «Тольдот Иешу» представляют основателя христианства именно таким фольклорным чародеем-заклинателем, оживляющим глиняные статуэтки, летающим по воздуху (ср. с хождением по водам в Евангелиях), заговаривающим дерево, на котором его собираются повесить. Впрочем, судя по Евангелиям, Иисусу удалось отразить обвинение в использовании «бесовской силы» еще в бытность свою в Галилее; оно было снято и на иерусалимском процессе уже не фигурировало.
Несколько иначе обстоит дело с вмененным Иисусу покушением на Храм. Его образные слова: «Я разрушу (или: вы разрушьте) Храм сей рукотворный, и через три дня воздвигну другой» (Мк 14:58; Мф 26:61; Ин 2:19) были истолкованы обвинителями как призыв к разрушению Иерусалимского святилища. Тора недвусмысленно предписывала: «Субботы Мои храните и святилище Мое чтите. Я – Господь» (Чис 19:30). Заметим, однако, что Иисус не отличался особым почтением к традиционным местам богослужений, как еврейским, так и не-еврейским. 4-й евангелист вкладывает в его уста изречение, сказанное в Самарии ввиду священной горы Гаризим: «наступает время, когда и не на горе сей, и не в Иерусалиме будете поклоняться Отцу…» (4:21). Подобные выпады должны были чрезвычайно раздражить традиционалистов [25]. Отказываясь видеть в Иерусалимском храме вечную и незыблемую святыню, Иисус тем самым наносил удар по иудаизму как таковому. Когда в середине II века до н. э. египетские евреи выстроили собственный храм в Леонтополе, это было расценено в Иудее как раскол и измена религии предков. Конечно, обвинители Иисуса перехлестнули, приписав ему намерение разрушить Иерусалимский храм, но в их глазах любое непочтительное отношение к Храму было равнозначным такому намерению.
Предусматривалась ли смертная казнь за подобные намерения? В еврейских преданиях рассказывалось, как посягавшие на целостность и имущество Иерусалимского храма (обычно это были иноземные цари и завоеватели) терпели наказание от Бога Израилева (2 Мак 3 гл.; 3 Мак). По мнению верующих, каждый, кто покушался на Храм, заслуживал смерти. Имелись на этот счет и конкретные постановления. В конце XIX столетия археологи обнаружили в Иерусалиме камень, составлявший часть храмовой ограды, на котором имелась надпись, под страхом смертной казни запрещавшая нарушать внутрихрамовый распорядок. Вероятно, нечто подобное было постановлено и относительно Храма в целом. Не исключено, что это же самое относилось к угрозам и оскорблениям в адрес святилища. Так что, когда евангелисты рассказывают о поисках судьями Иисуса свидетелей, которые дали бы показания в этой части, надо думать, что судьи имели перед глазами соответствующую статью или норму закона, под которую хотели подвести слова подсудимого. Замечание же Марка, что этих свидетельств оказалось недостаточно для вынесения Иисусу смертного приговора (14:59), можно понимать так, что судьям не удалось применить статью закона в полной мере. Изречения Иисуса не тянули на призыв или намерение разрушить Храм.
Обратимся к следующим двум обвинениям. Они взаимосвязаны, поскольку оба касаются иудейского вероисповедания и впрямую затрагивают религиозную этику. Перед Пилатом иудеи утверждали, что у них есть закон, по которому Иисус «должен умереть, потому что сделал себя Сыном Божиим» (Ин 19:7). Это утверждение всегда приводило в негодование апологетов христианства: нет такого закона! В Ветхом Завете не сказано, что назвавшего себя Сыном Божиим следует казнить! Тем самым получалось, что иудеи солгали и обманули Пилата. Однако не будем торопиться со столь категоричными выводами. Вопрос стоит гораздо шире. Вспомним, что среди иерусалимлян Иисус фигурировал прежде всего как «пророк из Назарета Галилейского». А стих 18:20 Второзакония гласит: «но пророка, который дерзнет говорить Моим (Бога) именем то, чего Я не повелел ему говорить… такого пророка предайте смерти». Заметим попутно, что в Мишне лжепророки относятся к категории преступников, подлежащих удушению (Санг 11.1). Расплывчатое определение лжепророка в Второзаконии позволяло иудейским властям сделать сферу применения этой статьи почти неограниченной. Под эту статью могли попасть все, кто так или иначе не вписался в раввинские представления о пророках.
Разумеется, норма Вт 18:20 распространялась и на претендентов на статус Мессии-Сына Божьего. Решающим доказательством своего мессианского достоинства Иисус, как и большинство рядовых жителей Палестины, считал творимые им чудеса. В подтверждение того, что он «Тот, Который должен прийти», Иисус указывал на совершаемые им исцеления и воскрешения (Мф 11:3-5). Но для столичных раввинов и старейшин, помнивших наставления Моисея (Вт 13:1 сл.), чудеса тут еще не были самым главным. Вернее, они смотрели не только на это. Хотя Иисус старался неукоснительно следовать ветхозаветным пророчествам о Мессии (вплоть до мелочей, как, например, в случае с ослицей: Мф 21:1-5; Ин 12:14-15), были вещи, которые выходили за пределы его возможностей. Сомнение в мессианском достоинстве Иисуса вызывало у раввинов его галилейское происхождение. Иудейские учители были уверены, что из полуязыческой Галилеи никак не может прийти Спаситель Израилев (Ин 7:41,52), потому что галилеяне подобны самарянам (Ин 8:48), отъявленным смутьянам и разбойникам. Уже одно то, что родина Иисуса была известна, в глазах раввинов говорило не в пользу того, что он Мессия: «Мы знаем, откуда он; Христос же когда придет, никто не будет знать, откуда он» (Ин 7:27). Подобное же можно прочесть и в Талмуде: «Три вещи появляются неожиданно: Мессия, то, что находишь, и скорпион» (ВТ Санг 97) [26]. В другом месте 4-го Евангелия иудеи говорят об Иисусе: «Сего же не знаем, откуда Он» (Ин 9:29), но в данном случае это относится не к географии, а к теологии. Иудеи хотели сказать, что не знают, кем Иисус послан. Для них он был не более как самозванцем, а все его чудеса воспринимались как колдовство, дела Веельзевула.
