Прибавлю несколько слов относительно выбора того, что декламировал Саша в те годы. Из "Гамлета" он выбирал чаще всего монолог "Быть или не быть", из "Отелло" только рассказ перед сенатом. Несмотря на большое пристрастие к "Макбету", он никогда не брался за эту роль, и вообще в его репертуаре были только лирические или философские темы, героических, вообще действенных моментов он не брал.
Во время сезона 1897-98 года Саша продолжал изучать роль Ромео. Он задумал поставить в Шахматове сцену перед балконом и в ближайшее лето с жаром принялся осуществлять эту трудную затею. Несоответствие нашей обстановки его не смущало. Главное затруднение было в том, что некому было играть Джульетту, так как ни молодых барышень, ни дам в нашем обиходе решительно не было. Кончилось тем, что роль эту пришлось поручить все той же тете Липе, которая и на этот раз оказалась в Шахматове. Ни наружность ее, ни голос, ни манеры не соответствовали роли. В молодости она с успехом играла в любительских спектаклях роли комических старух в бытовых пьесах. Стихов она произносить не умела, но Саша мирился со всем, лишь бы было к кому обращаться и получать реплики. Начались приготовления. Саша давно уже знал свою роль, но тетя Липа, конечно, не знала, и мне пришлось учить ее хотя бы толково и с должными ударениями произносить стихи. Тон ее был безнадежно бытовой и реальный, но уж тут я была бессильна. Костюм для Джульетты мы соорудили очень сносный: что-то светлое с жемчужными бусами на открытой шее и в белокурых волосах. Но все это было неважно, так как спектакль должен был происходить вечером в саду и при лунном, к тому же неполном освещении.
Ромео был озабочен главным образом собственным костюмом и балконом Джульетты. Для последнего он остроумно использовал столбы от бывшей гимнастики, приделав к одному из них подобие вышки с приставной лестницей сзади. Представление происходило на той же лужайке, где разыгрывали когда-то сцену из Козьмы Пруткова. Костюм Ромео с быстротой и веселой готовностью сшила изобретательная бабушка. Она сделала подобие жюстокора {Некто вроде куртки, обтягивающей торс} с короткими панталонами из летней гимназической блузы и брюк, разукрасила все голубым коленкором и пришила к сильно открытому вороту белый кружевной воротник. Длинные белые чулки и черные туфли с голубыми бантами дополняли наряд. Но лучше всего был голубой берет с ястребиным пером, найденным бабушкой на лужайке за садом, которое она пришпилила круглой брошкой из стекол с радужной окраской. В этом костюме Саша был, кажется, еще лучше, чем в печальном наряде Гамлета, который он давно уже смастерил себе при помощи матери для чтения монологов; за этот год он еще похорошел, а голубой цвет чрезвычайно шел к его прекрасному, молодому лицу.
В назначенный день все было готово к спектаклю. Вечер выдался теплый. Ромео и Джульетта были одеты и загримированы. Оставалось только начать представление, но это долго не удавалось по той причине, что луна упорно скрывалась за тучами и не хотела освещать сцену. Давно уже принесли и поставили на дорожке стулья для дам. Время было довольно позднее, но дедушка ни за что не хотел ложиться спать и все спрашивал, когда начнется спектакль. Все мы с досадой и надеждой следили за луной. Наконец она вышла из-за туч. Тогда Джульетта водворилась на балконе и приняла мечтательную позу. Зрители были позваны, и началось представление. Ромео стремительно и нежно произносил свои речи. Он был очень поэтичен и весь предался романтике Шекспирова действа, не обращая никакого внимания на обывательский тон Джульетты. Все шло своим чередом, как вдруг произошло нечто ужасное: на дорожке, ведущей к лужайке, где стоял Ромео, показалась неуклюжая фигура огромного мохнатого пса Арапки, проскользнувшего в сад со двора через неосторожно открытую калитку. По обыкновению высунув язык и тяжело дыша в своей дремучей шкуре, он невинно помахивал хвостом и медленно шел прямо к Саше, рассчитывая на самый благосклонный прием. Это вторжение совершенно расстроило спектакль. Настроение было нарушено: мы с сестрой с трудом удерживались от смеха, а бедный Ромео был оскорблен в своих лучших чувствах. Он, конечно, прервал диалог и с расстроенным и сердитым лицом принялся гнать Арапку. Разумеется, пес убежал и калитку тщательно заперли, но все уже было испорчено. Саша пришел в ужасное настроение, он наотрез отказался играть и больше уже не возобновлял своей попытки.
В это же лето 1898 года (в 17 1/2 лет) произошло возобновление знакомства с будущей женой поэта Любовью Дмитриевной Менделеевой, а затем начались репетиции спектаклей в имении Менделеевых Боблове. Весь этот эпизод настолько подробно описан в моей биографии, что прибавлять уже нечего. Снимки в различных ролях, приложенные к моему очерку, сделаны в Боблове в 1898-1899 годах. Само собою понятно, что три из них изображают Сашу в роли Гамлета (королева – племянница Дм. Ив. Менделеева Серафима Дмитриевна Менделеева). На четвертом снимке Саша в роли Скупого рыцаря, которого он играл уже в 1899 г.
В книге г-жи Рыбниковой, изданной в Москве под названием "Блок – Гамлет" [14], неправильно сообщено, что Саша познакомился с Менделеевыми в это лето: он бывал в Боблове и раньше уже несколько раз. Бархатная куртка, упоминаемая в книге г-жи Рыбниковой, тоже миф. Саша был тогда в пиджаке и одевался вообще просто и без всяких претензий. Что касается разговоров Саши с Анной Ивановной Менделеевой, о которых сообщается в той же книге, то они касались, конечно, уже не его стихов, так как в то время она об них даже не знала. Он показывал свои первые стихи только матери, мне, да иногда бабушке, когда же они стали известны семье Менделеевых, все, кроме будущей жены поэта, отнеслись к ним весьма отрицательно, она же узнала их только в 1901 году, когда они с Сашей впервые получили возможность видаться наедине. В том же 1901 году, когда Любовь Дмитриевна поступила на драматические курсы г-жи Читау, Саша тоже посещал их некоторое время, но, охладев к сцене, скоро оставил это занятие. Несколько уроков г-жи Читау и краткий курс декламации, пройденный в последнем классе гимназии под руководством учителя Глазунова, – вот и вся подготовка Алекс. Александровича к сценическому и декламационному искусству. Выработанная им манера читать стихи была плодом самостоятельного творчества и его личного темперамента.
Во время своего пребывания в одном из петербургских драматических кружков Саша исполнял только небольшие роли стариков. Самая значительная из них была роль дурака и рамолика в одной переводной французской пьесе, которую играл на Михайловской сцене известный в то время артист Andrieu [15]. Саша не пожалел своего лица и совершенно исказил его безобразным, но талантливым гримом. Роль свою он провел хорошо. Развихленная походка, неверные движения, глупый вид и какой-то беспомощно-наивный тон – все было удачно задумано и проведено. Никому и в голову не приходило, что играет красивый двадцатилетний мальчик. Когда он сыграл свою роль, смыл грим и переоделся в студенческий сюртук, он вышел в залу. Сияя молодостью и красотой, стоял он, разрумяненный после спектакля. Мы с матерью подошли к нему. Забавно было слушать, что говорили о нем в толпе. Какой-то господин, не подозревая, кто стоит рядом, отозвался об игре его так: "Это опытный актер, подражает Andrieu". После этого спектакля Саша и вышел из кружка и вообще оставил мысль о сцене. Это увлечение отошло на второй план. Личная жизнь, сопровождаемая острыми переживаниями романического и мистического характера, овладела всем его существом, а переживания эти выявлялись в приливах творчества, сила которых поражает своей напряженностью. То была пора цветения его лирики и расцвета его красоты. Приведу один характерный анекдот, случившийся на каком-то родственном собрании. В числе гостей был один из друзей Бекетовского дома, который давно не видал Сашу. Он сидел рядом с Алекс. Андр. Саша пришел один из последних. Когда он вошел в комнату в студенческом сюртуке своей красивой, мужественной походкой, гость был поражен его видом. "Это ваш сын?" – спросил он Алекс. Андр. Получив утвердительный ответ, он обратился к Саше: "Сколько вам лет!" – "Двадцать",- ответил Саша. Тогда тот воскликнул в порыве искреннего чувства: "Несчастные петербургские женщины!" – Саша был в то время действительно очень хорош. Красота его черт в соединении с матовым цветом лица, блистающего свежестью, еще более оттенялась пышными золотыми кудрями. Светлые глаза, уже подернутые мечтательной грустью, по временам сияли чисто детским весельем. Держался он очень прямо и был несколько неподвижен, особенно в обществе старших. На многих портретах он кажется брюнетом, на самом же деле он был настоящий блондин с очень белой кожей и зеленоватыми глазами. Его брови и длинные ресницы были того же цвета, как волосы, которые с годами значительно потемнели и приняли пепельный оттенок. Прибавлю, что облик его был исполнен врожденного изящества и благородства и вполне соответствовал его духовному содержанию и характеру.
