Ни он, ни я никогда больше ее не видели. К тому времени, как наш кеб доставил нас в полицейское отделение Камберуэлл-Грин, мисс Батлер уже предъявили обвинение, и она была уведена в камеру.
Зато мы присутствовали при освобождении Перрота. Широко улыбаясь, он вошел в небольшую комнату, где мы ждали инспектора Нидхэма, и стал так крепко пожимать нам руки, заверяя нас в своей вечной благодарности, что мы с Холмсом почувствовали себя очень неловко и ощутили некоторое облегчение, когда он наконец ушел.
Вскоре к нам присоединился инспектор Нидхэм. По выражению его лица можно было сделать вывод о том, что он смертельно устал.
— Тяжелое оказалось дело, мистер Холмс, — сказал он, покачивая головой. — Мне впервые в жизни довелось арестовывать женщину по обвинению в умышленном убийстве.
— Она во всем созналась? — быстро спросил Холмс.
— О да. С этим проблем не было. Однако, поскольку я еще не снял с нее показания в полном объеме, все детали мне неизвестны. Может быть, вы, сэр, поможете мне прояснить некоторые моменты? Ведь если бы не ваше участие в этом деле, мог оказаться осужденным невинный человек. Что же натолкнуло вас на мысль о том, что Перрот невиновен, а преступление совершила экономка?
— Когда Чарли Перрот обратился ко мне за помощью, — начал Холмс, — у меня не было практически никаких улик, свидетельствовавших бы о его невиновности. Наоборот, большинство доказательств, имевшихся в распоряжении следствия, указывали на его вину. Мотивом для совершения убийства вполне могло служить то обстоятельство, что после смерти дяди юноша должен получить значительное состояние. Кроме того, у него была возможность подмешать в бокал дяди яд. Ведь Перрот сказал мне, что сам разливал херес.
Но как и где молодой человек раздобыл мышьяк? Весь день он провел на службе и не знал, что дядя сделал его своим основным наследником, пока, предварительно получив послание, не пришел к нему в дом, где тот его об этом просил. К тому же приятный юноша произвел на меня впечатление слишком наивного человека, чтобы претворить в жизнь столь сложный замысел, как убийство с применением яда. Ведь такого рода преступления всегда бывают тщательно и заблаговременно продуманы.
Тогда-то я впервые и подумал о том, что его подставили. Кто-то из живших в доме дяди мог сознательно навлечь на Перрота подозрение и подтасовать улики. Мое подозрение сразу же пало на экономку мисс Батлер, хоть раньше я никогда ее не видел.
Всех других слуг я не мог всерьез принимать в расчет. По условиям завещания мистера Раштона они наследовали слишком мало, чтобы риск такого тяжелого преступления был оправдан. Более того, обычная кухарка или горничная спланировать такого рода преступление способны не более чем сам Перрот. Что же касается мисс Батлер, с ней дело обстояло совершенно по-другому.
— Подождите минутку! — прервал его Нидхэм. — Ведь завещанная ей сумма также была очень незначительной — всего пятьсот фунтов! Вряд ли такие деньги можно считать убедительным мотивом для совершения столь серьезного преступления.
— Вы забыли, инспектор, об одной очень важной оговорке, содержащейся в завещании мистера Раштона. Помимо этих пятисот фунтов она должна была унаследовать все имущество, которое оставалось после исполнения воли покойного и уплаты всех налогов. Нет никакого сомнения в том, что мистер Раштон имел в виду совсем небольшую сумму, которая могла остаться после всех выплат. Однако в том случае, если его племянник скончался бы или по каким-то другим причинам не мог бы получить свою долю наследства, его часть имущества автоматически переходила бы к мисс Батлер. Причем эта часть включала бы не только значительную сумму денег — пятнадцать тысяч фунтов, но также дом со всей обстановкой. А как вам известно, по закону осужденный преступник не может получить никакой выгоды от результатов своего преступления. Поэтому если бы Чарли Перрот был признан виновным по обвинению в убийстве своего дяди, мисс Батлер автоматически заняла бы его место в качестве главной наследницы.
Что же касается того, как навлечь на моего клиента подозрения в убийстве своего дяди, то плащ мистера Перрота висел на вешалке в прихожей на виду у всех. Не было ничего проще, чем подложить в карман маленький квадратик измятой бумаги, в которую раньше был завернут мышьяк. Кроме того, мистер Раштон мог сказать своей экономке, что племянник отклонил предложение остаться на обед. Это могло послужить для мисс Батлер сигналом к началу осуществления ее замысла.
Далее, после ухода мистера Перрота, когда мистер Раштон покинул кабинет, ей оставалось лишь незаметно зайти туда и добавить в остатки вина яд. После этого она заперла дверь, чтобы прислуга не убрала грязные бокалы и не вымыла их. В качестве экономки мисс Батлер, несомненно, имела ключи от всех комнат в доме. А позже она сообщила вам, что дверь кабинета была заперта по распоряжению мистера Раштона. Так как сам мистер Раштон был к тому времени уже мертв, опровергнуть ее утверждение он не мог. Таким образом, к моменту, как обед был подан, доказательства вины моего клиента были уже сфабрикованы.
Где мисс Батлер могла раздобыть мышьяк, вполне понятно. Работая в качестве экономки у врача из Лимингтон-Спа до того, как перейти на аналогичную службу в Лаурел-Лодж, она имела доступ к мышьяку — вполне обычному компоненту некоторых лекарств, применяемому многими фармацевтами для изготовления микстуры Фаулера в качестве тонизирующего средства[54]. Так вот, доступ ее к этому яду на прошлой работе объясняет тот факт, что она и сама пристрастилась к этому препарату, правда в умеренных дозах.
— Да, она мне в этом призналась, — сказал Нидхэм. — Но как вам удалось об этом узнать?
— Разве вы сами, инспектор, не заметили признаков того, что она принимает мышьяк? Эта бледность кожи, блеск глаз и волос? Если принимать его в ограниченных дозах, он действует на организм как общестимулирующее средство. Именно поэтому его в небольших количествах часто употребляют, скажем, австрийские крестьяне, хотя в нашей стране такая привычка распространена гораздо реже. У тех, кто принимает мышьяк в небольших количествах, вырабатывается иммунитет к нему, и доза, достаточная, чтобы убить обычного человека, не может принести им существенного вреда. Насколько мне известно, некоторые легкомысленные девушки и женщины применяют его и как косметическое средство, улучшающее цвет лица[55].
Одним из основных был вопрос о том, как мисс Батлер удалось подсыпать яд. Совершенно очевидно, что добавить его в блюда или напитки, подаваемые к столу, она не могла. Служанка раскладывала еду по тарелкам за столом, и ни она, ни кто-то еще из прислуги не испытали никаких признаков отравления после того, как поделили на кухне между собой остатки этих блюд.
Единственно возможный ответ на этот вопрос напрашивался сам собой. Яд должен был находиться в том, чем могла воспользоваться жертва, но что было недоступно слугам. Более того, дабы не вызвать у мистера Раштона подозрений, содержимое напитка или еды должно было быть белого цвета и по составу походить на мышьяк. Решение здесь ясно — яд она добавила в солонку. Вот почему я так настаивал на разговоре с мисс Батлер именно в столовой.
Мне хотелось предварительно осмотреть сервант, в котором обычно хранится столовое серебро. Все сомнения в виновности мисс Батлер у меня рассеялись, когда я заметил, что в серванте стояли две серебряные перечницы, но одна солонка. Как мы теперь знаем, вторая была спрятана в комнате мисс Батлер, собиравшейся высыпать яд и наполнить ее солью, как только предоставилась бы такая возможность.
Тем не менее внезапная и неожиданная смерть мистера Раштона от сердечного приступа помешала ей осуществить это намерение. Обычно жертвы отравления мышьяком в течение нескольких часов мучаются перед тем, как скончаться. Поскольку почти сразу же после этого приехала полиция, мисс Батлер так и не представилась возможность опустошить солонку и поставить ее на место. Последнее обстоятельство подводит нас к следующему важному вопросу — о продолжительности и последовательности событий.
