Раймонд Пойккерт, пожав плечами, вышел из комнаты.
— С твоего места, Джордж, видна улица. Так что хвалиться особенно нечем, — заметил, отрываясь от газеты, Леон Гонзалес.
Джордж пустил в потолок кольцо дыма.
— Я и не хвалюсь, — проговорил он лениво. — Раймонд также мог видеть её, и ты, если бы не читал газеты… Она прошла мимо окон три раза и при этом поглядывала на нашу дверь…
— Она хочет видеть кого-нибудь из нас, — сказал Раймонд Пойккерт, входя. — Её зовут мисс Броун, но я сильно сомневаюсь в этом.
— Лучше пойди ты, — подмигнул Манфред Леону.
Войдя в небольшую гостиную, Гонзалес застал там девушку, стоящую спиной к окну.
— Мне было бы удобнее, если бы вы не зажигали свет, — сказала она спокойным, твёрдым голосом.
Леон улыбнулся.
— Я и не собирался это делать мисс…
— Броун, — сказала она, — я уже представилась вашему приятелю.
— Да-да, — сказал он, — вы не первая из наших посетителей, желающих сохранить инкогнито. Присядьте, пожалуйста. Я знаю, у вас мало времени. Вы ведь спешите на поезд.
— Откуда вы знаете? — спросила она изумлённо.
— Иначе вы пришли бы позже, когда совсем стемнеет.
Она села.
— Да, я должна уехать пораньше, — согласилась она. — Мистер Манфред…
— Гонзалес, — поправил он.
— Мне нужен ваш совет.
Она говорила ровным, спокойным голосом, но за этим спокойствием Леон уловил скрываемую тревогу.
— Меня шантажируют. Вы, наверное, посоветуете обратиться в полицию, но, боюсь, что полиция здесь не поможет. Кроме того, я сама бы не хотела передавать дело в суд. Мой отец, — она явно подыскивала слово, — государственный деятель. Если он узнает…
— Вы были неосторожны в письмах? — спросил Леон с участием.
— В письмах и… в других вещах… Лет шесть тому назад я была практиканткой при больнице Святого Иоанна. Выпускных экзаменов не сдавала по причине… вы сейчас всё поймёте. Мои хирургические познания не принесли особой пользы, правда, я однажды спасла человека от гибели, хотя сомневаюсь, что он этого заслуживал. Впрочем, это к делу не относится… В больнице я познакомилась с одним медиком и, как это часто бывает в семнадцать лет, влюбилась в него по уши. Я не знала, что он женат, хотя он мне рассказал об этом прежде, чем наша дружба… зашла за известный предел… Виновата я сама… Пошли письма…
— И эти письма сейчас послужили основой…
— Да.
— Кто же шантажирует вас?
— Он. Ужасно, не так ли? Он опускался всё ниже и ниже… У меня были свои деньги. Моя мать оставила мне ежегодную ренту в две тысячи фунтов… Я платила…
— Когда вы виделись с ним в последний раз?
— В первый день последнего Рождества…
Она вдруг смутилась и продолжала, едва переводя дыхание:
— Я встретилась с ним случайно. Он меня не видел, но для меня это было большим потрясением… Это был его голос… у него чудный голос…
— Он пел? — спросил Леон, когда она остановилась перевести дыхание.
— Да, в церкви.
И она заговорила быстро-быстро, словно желая поскорее избавиться от тягостных воспоминаний и заставить забыть о них собеседника.
— Это случилось спустя два месяца после его первого письма. Он писал ещё по нашему старому адресу, в Лондон. Он просил пятьсот фунтов. До этого я уже давала ему деньги. Я написала, что больше платить не намерена. И вот тогда-то он прислал мне фотографию одного из моих писем. В то время я была уже помолвлена. По-видимому, Джон узнал из газет о моей помолвке…
— Вашему жениху ничего не известно?
— О, разумеется нет… В этом случае всё было бы кончено.
Леон вынул из кармана записную книжку.
— Джон…?
— Джон Лезерит, Львиный бульвар, улица Белой церкви, 25.
Леон старательно записал адрес.
— Но какое конкретное событие привело вас сюда?
Она вынула из ридикюля письмо.
Леон заметил, что конверт не был надписан. Очевидно, ей не хотелось, чтобы стали известны её адрес и фамилия.
Он прочёл типичное письмо вымогателя. Автор просил дать ему три тысячи фунтов не позднее третьего числа наступающего месяца, угрожая в противном случае передать все материалы по назначению…
— Я сделаю всё, что в моих силах. Но как же мне поддерживать с вами контакт? — спросил Леон. — По весьма понятным причинам вам нежелательно открывать своё имя и адрес.
Вместо ответа она положила на стол небольшую пачку банкнот.
Леон улыбнулся.
— Этот вопрос мы обсудим, когда достигнем результата. Что же мне сделать для вас?
— Мне бы хотелось, чтобы вы раздобыли письма и, если возможно, так напугали его, чтобы он перестал меня беспокоить. Что же касается денег, то лучше рассчитаться сейчас.
— Это противоречит уставу нашего предприятия, — весело возразил Леон.
Она дала ему какой-то адрес, сразу показавшийся ему условным.
— Пожалуйста, не провожайте меня, — сказала она, взглянув на часы-браслет. Он подождал, пока за ней не закрылась дверь, и поднялся наверх.
— Мне столько известно об этой даме, что я мог бы написать целый очерк, — сказал он.
— Расскажи хоть что-нибудь, — попросил Манфред, но Леон только покачал головой.
В тот же вечер он направился на улицу Белой церкви.
Львиный бульвар оказался неказистой улочкой, совсем не соответствующей столь громкому названию. На третьем этаже одного из старинных домиков он увидел свежевыкрашенную табличку:
«Дж. Лезерит, экспортёр».
Леон постучал в дверь. Никто не ответил.
Он постучал сильнее. Послышался скрип кровати и чей-то недовольный голос. Потребовалось довольно продолжительное время, чтобы убедить хозяина открыть дверь.
Леон очутился в продолговатой комнате, освещённой настольной электрической лампой без абажура. Мебель состояла из кровати, старого умывальника и колченогого стола, загромождённого кипами макулатуры.
Хозяину, стоявшему перед ним в грязной сорочке и брюках, было на вид лет тридцать пять. Лицо его было небритым. В комнате пахло опиумом.
— Что вам нужно? — проворчал Дж. Лезерит, подозрительно оглядывая вошедшего.
Леону достаточно было одного взгляда, чтобы иметь представление о наклонностях и образе жизни хозяина комнаты.
— Если вам нужны письма, то они вот где! — Выкрикнул тот, поднеся кулак к лицу Леона. — Можете вернуться к ней и сказать, что ваш визит увенчался тем же успехом, что и у первого гонца.
— Вы самый отчаянный из всех мошенников, которых я знал, — сказал Леон. — Вам, полагаю, известно, что эта молодая особа собирается отдать вас в руки правосудия?
— Пусть попробует! Пусть только попробует! Тогда её письма прочтут в зале суда! Ах, сколько хлопот я вам причиняю, не говоря уже о Гуэнде! Помолвлена, скажите на милость! Уж не вы ли её так называемый жених?
— Будь я им, вы были бы уже без головы, — хладнокровно возразил Леон. — Если бы вы были умнее…
— Ах, вот как! Вы пытаетесь сделать из меня сумасшедшего? Не выйдет! У меня медицинское образование…
С внезапной яростью он отбросил своего гостя к двери.
— Вон! Убирайтесь отсюда!
Нападение было столь остервенелым, что Леон первое мгновение даже растерялся. Но вступать в открытый конфликт он не хотел, чтобы не портить отношений с полицией, и поэтому позволил истеричному мошеннику выставить себя за дверь.
Всё поведение Джона говорило о том, что письма находятся именно в этой комнате… Лет пять назад операция по их изъятию не заняла бы много времени, но сейчас… Леон вздохнул и направился на Керзон-стрит рассказать приятелям о своей неудаче.
На следующий день за обедом все трое живо обсуждали эту, вдруг ставшую сложной, проблему.
— Выйди он из дома, — дело обстояло бы гораздо проще, но вся загвоздка в том, что он не выходит, — говорил Леон. — Впрочем, мы с Раймондом могли бы и так обыскать комнату без особых затруднений. Каждое утро негодяй выпивает бутылочку молока. Следовательно, нам не трудно будет усыпить его, если мы нанесём ему визит сразу после молочника.
