Его слова звучали иронично, но в них было столько любви и нежности, что Маринка просияла.

- Я тебя люблю.

- А я тебя обожаю, моя маленькая.

Но Алексей никак не мог успокоиться:

- И как пельмешки, вкусные были?

- Да ну их, - махнул рукой Аркадий, - выбросили вместе с кастрюлей. Да, моя девочка?

- Короче, остались голодные?

- Не, мы кофе попили…с бутербродами… горячими, - по тому, каким многозначительным на последнем слове стало выражение лица Аркадия, и как он зашёлся от смеха, откинувшись на спинку кресла, а Маринка со словами: «Всё! С меня хватит!», вскочила с его колен и вылетела в соседнюю комнату, громко хлопнув дверью, Алексей понял, что бутерброды Марине тоже не удались.

И вот сейчас, вспомнив эту историю, он включился в разговор:

- Они не просто не замечали недостатков друг друга. Они видели в них достоинства. Аркадия ни то, что не раздражала Маринина бесхозяйственность, его это умиляло. То, что другого человека наверно бы злило, у него вызывало улыбку, желание пожалеть, защитить. Он любил её и за это тоже. А в Аркадии всех чаще всего раздражало желание управлять, постоянно командовать. Но Маринку это восхищало. Она готова была смотреть ему в рот, она даже не спрашивала «куда?», когда он говорил ей «одевайся, идём». Она только спрашивала… - тут мужчина повернул голову, посмотрел на Ксюшу и они оба с улыбками в унисон произнесли: - «А что одеть?»

Ксюша во время всего монолога музыканта улыбалась и энергично согласно кивала головой, и теперь снова вклинилась в разговор.

- Да. Аркадий говорил ей, что одеть и сам выбирал одежду в магазине, заказывал за неё блюда в ресторане, они покидали вечеринку тогда, когда этого хотел он. Наверно, любую другую девушку такая опека просто бесила бы. А Маринка была счастлива.

Алексей тяжело вздохнул:

- Жаль только, что так мало, даже года не прошло, так Ксюша?

- Да. Всего восемь месяцев после того, как Маринка вернулась. Но эти месяцы они оба были счастливы. Аркадия таким мы никогда раньше не видели. Он просто летал. Он даже пить перестал. Раньше, помнишь – каждый день коньяк, а потом мог выпить только в компании, на празднике. Марина была рядом, и этот допинг стал ему не нужен. Поэтому мне так обидно было читать весь этот год то, что периодически писали в прессе.

Услышав, что речь снова зашла о прессе, Елена снова не сдержалась:

- И ещё одной возмутительной газетной ложью было, пожалуй, то, что Марина якобы забрала все его деньги. Хочу прекратить эти разговоры раз и навсегда! Всё, что принадлежало Аркадию: счета, машины и так далее осталось его семье, жене и детям. Они могут это подтвердить. Хотя я знаю, что они категорически не хотят никакого общения с прессой, молчат. Я думаю, тут говорит обида на то, что он ушёл. Это можно понять. Хотя я точно знаю, что он пытался сохранить нормальные отношения, и к дочери летал в Бельгию, и к сыну в армию ездил. И с женой он разговаривал. Насколько я знаю, он предоставил право ей решать: захочет она подать на развод – пусть подаёт, не захочет – не надо. Она не подавала. Поэтому никаких имущественных споров нет и быть не могло. Просто у ваших журналистов очень богатая фантазия. У сестры остались свои деньги, которые она зарабатывала у Аркадия на бэк-вокале. Ей, как и всем, выплачивали зарплату. Да, она их практически не тратила, Аркадий полностью её содержал. И у неё остался дом, подарок наш и Аркадия. Так вот она распорядилась всё это передать церкви, сейчас готовятся документы. Как вы понимаете, ей уже ничего материального не нужно.

Девушка перевела дыхание:

- И вообще, я прошу только об одном: оставьте их в покое. Да, наверно, так не должно было случиться, и они оба в этом виноваты. Но они уже наказаны и расплачиваются за свою любовь. И не вам их судить!

- Действительно, чтобы раз и навсегда закрыть эту тему, мы обратились к настоятельнице монастыря, в котором сейчас находится Марина, и попросили разрешения немного пообщаться с девушкой. – Ведущий сделал торжественную паузу, понимая, что наступил кульминационный момент его программы. - Марина пока не принимала никаких обетов, и ей это было позволено. Она тоже согласилась ответить на несколько наших вопросов.

Все подняли головы на экран, на котором появилась Марина. Она была одета в свободного покроя длинное платье с тонким поясом и лёгкий белый платок, завязанный по-монашески, оставляющий открытым только лицо. Девушка-корреспондент держала в руке микрофон:

- Марина, вы давно здесь?

- Второй месяц.

- Скажите, вы сами захотели жить в монастыре? Вас никто не уговаривал?

- Господь меня привёл, но приехала я сама.

- И вы готовы стать монахиней?

- Пока нет. Для этого нужно научиться любить Бога больше, чем людей. Я только в начале пути, но я знаю, что это мой путь и я его пройду.

- Вы так сильно переживали из-за смерти Аркадия?

Марина молчала.

- А тогда почему вы не ходили к нему на кладбище? И на годовщину не были?

- Это не нужно ни мне, ни ему. Его души там нет. Сейчас ему нужна только молитва, моя и всех близких.

- И вы просите?

- Каждый день и каждую минуту, в своём сердце.

Марина подняла глаза на корреспондента:

- У Аркадия, кроме семьи, было несколько близких людей. Я знаю, что они меня услышат, поэтому хочу обратиться к ним. Вы позволите?

- Да, конечно, - микрофон придвинулся поближе, и камера взяла крупный план.

- Алексей, ты для Аркадия был единственным другом. Коллег и приятелей было много, но другом - только ты. Я знаю, у вас с ребятами сейчас не самые лучшие времена. Но всё изменится. Верните Сергея. Он согласится, Аркадия больше нет и нет причины раздора. Это то, что сейчас нужно и ему, и вам. Вы дадите ему сил, а он вам – свежие идеи. Оксана, для тебя у меня тоже есть хорошая новость, у вас с мужем будет ребёнок, сын, как ты и хотела. Если вы захотите, приезжайте ко мне, когда он родится, и я с радостью стану его крёстной.

Она обратилась к девушке-корреспонденту:

- Всё. Мне нужно идти, у меня много дел.

- Марина, спасибо, что пообщались с нами.

- Меня не надо благодарить. Вам спасибо. Мне и Аркадию всё равно, что говорят, но я знаю, что от этого страдает моя сестра, мои близкие. Если наша беседа поможет им обрести душевный покой – я буду рада.

Женщины в зале плакали: кто-то, украдкой смахивая слёзы, кто-то открыто и не стесняясь. И не понятно было, от чего? Ведь с экрана на всех смотрела спокойная улыбающаяся девушка.