Одновременно с моим визгом он произносит:

–Ух ты! – словно он ковбой, за исключением того, что выглядит он настолько ухоженно и шикарно, насколько это возможно. Он держит свой стаканчик с кофе прямо перед собой, словно бомбу, и тут я замечаю, как коричневая жидкость стекает по его синему галстуку и белой рубашке.

– О, Господи! – Я вытаскиваю из сумки несколько чистых бумажных салфеток. – Вот, разрешите мне помочь, – говорю я, потянувшись к его галстуку, но он уже отряхнул его. К счастью, большая часть напитка выплеснулась на тротуар.

– Всё в порядке, – говорит он, перехватив мою руку. – В любом случае в этом латте было слишком много сахара.

Он смотрит на меня в тот момент, когда наши пальцы соприкасаются. Его глаза переливаются вкраплениями оттенков синего, словно ночное небо кисти Ван Гога,³ и так же завораживают. Я хочу нарисовать их, но потом вспоминаю о своих приоритетах.

– Я очень сожалею, что пролила на вас кофе, но мне действительно нужно идти. – Я проверяю часы. – Я опаздываю на очень важную встречу.

Начинаю отворачиваться, чувствуя себя виноватой, но его голос останавливает меня:

– Так это «столкновение с обливанием кофе»? – У него акцент. Британский. Сексуальный.

Я оборачиваюсь, не в состоянии удержаться, чтобы вновь его не рассмотреть. У него такой рот, словно его вырезал сам Микеланджело:⁴ идеальной формы губы, которые сейчас мне улыбаются, подчеркивая острые скульптурные скулы, как у знаменитого Давида.⁵ Словно его лицо должно находиться в музее. Ух ты!

– Мне следует вызвать полицию? – спрашивает он.

Я улыбаюсь, несмотря на то что тороплюсь. Уверена, что моё лицо сейчас красное, словно клубника. Я бы с удовольствием осталась и пофлиртовала с этим великолепным мужчиной, но, увы, нет времени.

– Послушайте, – говорю я, отступая назад, – если вы дадите мне вашу визитку, я с радостью оплачу счет за химчистку, но мне правда нужно бежать.

Он поравнялся и зашагал рядом со мной, словно мы старые друзья.

– О, нет, – говорит он, ослабляя галстук и легко подстраиваясь под мой быстрый темп. – Не беспокойтесь об этой старой вещице. Я собирался отдать его на пожертвования. – Он бросает его в мусорный бак, в то время как мы мчимся по тротуару дальше. Я не могу не заметить треугольник гладкой груди, который стал виден, когда он расстегнул воротник.

– Хорошо, что на рубашку практически ничего не попало, а то общественность имеет тенденцию хмуриться, наблюдая полуголых бизнесменов.

Я представила его без рубашки и чуть не врезалась в почтовый ящик.

– Это была шутка, – говорит он, улыбаясь.

Сквозь запах соленого морского воздуха и выхлопов автомобилей я ощущаю его запах: свежесть, мыло и чистота.

– О, – произношу я, избегая выбоины и размышляя о том, что никто не будет хмуриться, глядя на такое тело. – Смешно.

– Эта встреча, должно быть, действительно очень важна, – говорит он, – раз вы столь отвлечены, что даже не можете побеседовать с красивым мужчиной.

– Так и есть, – говорю я, отдаляясь от него ровно настолько, чтобы обойти женщину, выгуливающую пуделя. – Судьбоносная, я бы сказала. Это собеседование в «Кэррингерс».

– Ауч, – говорит он, в притворстве положив руку на сердце. – Так вы не хотите откусить кусочек красоты?

– Ох! – Смывайся отсюда, кусочек красоты, пожалуйста. Спасибо, Господи, за прохладный воздух. – Это не то, что я имела в виду. Просто...

–Так вы признаетесь, что находите меня привлекательным?

– Ни в чём я не признаюсь, – отвечаю смеясь.

Он усмехается:

– Мой тип девушки.

Я останавливаюсь перевести дух, когда мы оказываемся у великолепного фасада аукционного дома «Кэррингерс». Время распрощаться с мистером Очарование. Я бы солгала, если бы сказала, что не была слегка разочарована из-за его ухода.

Он улыбнулся, стоя со мной лицом к лицу и, О, Боже Милостивый, у него ямочки на щеках.

– Удачи на собеседовании.

– Спасибо, – говорю я, в последний раз бросая взгляд на часы. 8:54.

– Вы сразите их наповал, – говорит он.

Я киваю, стараясь нацепить на лицо уверенную улыбку.

Смотрю на двери, которые мечтала открыть всю прошедшую неделю – ну, вообще-то, последние двадцать лет – и снова ощущаю прилив надежды. У меня есть пять минут, чтобы зайти внутрь и собраться, дабы показать этим людям, из какого теста я сделана. Но сначала еще одна вещь:

– Вы уверены, что я не могу возместить вам ущерб за испорченный галстук?

– Вот что, – говорит он, его глаза мерцают. – Я буду околачиваться в этих местах на следующей неделе, так что, если будете работать, сможете купить мне кофе.

Наверное оттого, что он такой великолепный и заставил меня чувствовать себя лучше, и потому, что я, скорее всего, больше никогда его не увижу, во мне вдруг просыпается смелость. И я говорю:

– Не для протокола, я бы определенно назвала вас привлекательным, – подмигиваю ему, наслаждаясь удивленным выражением, появившимся на его таком-определенно-более-чем-просто-красивом лице, а потом делаю шаг, отдаляясь от него, ступая навстречу своему будущему.

Внутри моя храбрость испаряется: это место действительно впечатляет. Огромнейший вестибюль с отполированным до блеска мраморным полом, белыми мраморными колоннами, доходящими до потолка и, чёрт возьми, подлинная скульптура Родена в центре комнаты. Я с благоговением пялюсь на неё, пока не замечаю оживлённую маленькую женщину, держащую в руках папку. Нервно приближаюсь к ней.

– Здравствуйте, я Грэйс.

– Бэннет? Вы пришли последней. – Она выводит меня из вестибюля и подталкивает в сторону главного аукционного зала. Я поправляю свою юбку и убеждаюсь, что блейзер сидит на мне ровно.

– Я нормально выгляжу? – спрашиваю я, но она игнорирует мой вопрос и открывает двери.

Она загоняет меня внутрь, где женщина в строгом черном деловом костюме обращается к десяткам мужчин и женщин моего возраста, которые уже стоят за столами, на которых сложены стопки бумаг и блестящих глянцевых фотографий. Она прерывает свою речь и устремляет на меня взгляд, пока я направляюсь к единственному пустующему столику, ближайшему к ней.

– Извините, – шепчу я, но она игнорирует меня. Стоящий за соседним столом парень в костюме от Армани, на волосах у которого геля достаточно, чтобы смазать колеса, закатывает глаза.

– Как я говорила, – продолжает прерванную речь женщина, сделав паузу лишь для того, чтобы посмотреть на меня еще раз, – меня зовут Лидия Форбс, я начальник отдела кадров. Ну а поскольку это непосредственно вас касается, то делает меня госпожой Судьбой. Для одного из вас эта стажировка изменит ход всей дальнейшей жизни.

Спасибо, что напомнили. 

– Все остальные продолжат поиски неуловимой жемчужины, чтобы начать свою карьеру.

Я, наверное, надышалась свежим воздухом, но остальные кандидаты в своих дорогих нарядах одновременно кивнули, словно роботы.

Лидия продолжает говорить, расхаживая при этом по комнате:

– Перед собой вы найдете описания и фотографии десяти объектов, которые представляют различные типы изобразительного и декоративного искусства, аналогичные выставляемым на аукционах здесь, в «Кэррингерс». У вас ровно тридцать минут, чтобы идентифицировать и оценить каждый из них. После этого с вами проведут собеседование.

Мой пульс участился, словно я продолжала бежать, но причиной тому было волнение, смешанное с моей крайней обеспокоенностью. Я начинаю посматривать на красивые предметы искусства. И хотя я до сих пор нервничаю, все же знаю, что годы, проведенные за тренировкой собственных мозгов, чтобы получить достойный уровень знаний в области искусства (работая при этом полный рабочий день), наконец-то окупятся.

Лидия останавливается передо мной, барабаня ногтями с французским маникюром по краю моего стола.

– У каждого из вас отличное резюме, но только один может быть лучше всех остальных.