Какой-то досужий репортер, проходя по этому бедному кварталу, узнал о неизвестной женщине, которую приютила добросердечная миссис Грей. Он побывал у больной и поместил в своей газете маленькую заметку, набранную петитом. Этого было достаточно для того, чтобы Гринби забыл о недопитом кофе и погрузился в воспоминания студенческих лет. Он вспомнил маленькую комнатку, которую занимал вместе с Виллэ, вспомнил злополучный «Клуб преступников» и… шестнадцатилетнюю девочку-кельнершу из «Кафе Варваров». Она называла его «Комшток»… С тех пор это имя вызывало у него череду забытых образов. Они были по-своему счастливы, но когда Гринби окончил университет, они расстались и с тех пор никогда не виделись…

Гринби вздрогнул и поднял глаза. На него испуганно смотрела Мэри.

— Что с тобой, мой друг? — взволнованно спросила она.

— Послушай, Мэри, — сказал он тихо. — Я должен поведать тебе одну маленькую тайну из далекого прошлого. Когда я был студентом…

— У тебя была маленькая интрижка, — бойко закончила жена.

Гринби смутился. Ему показалось странным, что Мэри догадалась обо всем.

Между тем она продолжала:

— Я не хотела волновать тебя, но видишь ли, дело в том, что когда я ждала тебя из тюрьмы, то стала получать изредка какие-то таинственные анонимные письма, написанные бессвязно, но достаточно ясно, чтобы понять: их писала женщина, неравнодушная к тебе. Потом я несколько раз слышала душераздирающий крик. Когда я испуганно оборачивалась, то всегда видела убегавшую женщину. Так оно было и той ночью, когда я впервые осталась в твоем доме. Как она проникла туда, не знаю…

— Довольно, Мэри! — прервал ее Гринби. — Я расскажу тебе о Монике Руа… Несчастная женщина сошла с ума и стала меня преследовать. Я тоже получил от нее несколько угрожающих писем. Помнишь ту ужасную ночь, когда ты пошла на пристань, и на тебя напала какая-то сумасшедшая? Это была она! Теперь, — он указал рукой на газету, — Моника умирает… Мы, думаю, поступили бы правильно, если бы поехали и навестили ее… Ты ведь на меня не сердишься?

Мэри с радостью согласилась.

…Когда они вошли в маленькую комнату, несчастная спала с открытыми глазами. Скрип половиц разбудил ее чуткий бредовый сон. Она открыла глаза и… сознание вернулось к ней.

Она узнала Гринби и протянула к нему руки.

— Комшток! — воскликнула она, но тотчас же осеклась и замолчала. Она заметила женщину рядом с ним.

— Простите меня, — пробормотала Моника. — Я доставила вам столько неприятностей, но я не помню… не знаю…

Гринби положил руку на ее разгоряченный лоб.

— Мы не сердимся на вас, Моника. Что было — то прошло. Счастье, что Мэри удалось убежать от вас…

— Мэри… Мэри… — машинально повторяла Моника и устало закрыла глаза.

— Мы пришли, — тихо сказал Гринби, — чтобы помочь вам, чтобы облегчить…

Но Моника не слышала его слов. Ее сердце в последний раз сжалось в груди и остановилось. Блаженная улыбка застыла на исхудалом, но поразительно красивом лице.

— Она умерла, — шепотом сказал Гринби и коснулся руки жены.

Потом они сели в автомобиль и молчали почти всю дорогу.

Наконец Гринби спросил:

— Помнишь, дорогая, громкий заголовок в «Утренней Почте», что вышла после той ужасной ночи?

Мэри ближе подвинулась к мужу и спрятала у него на груди лицо.

— Да, помню… Он звучал так странно и мрачно — «Крик ночи». Моника — это и есть «Крик ночи». Бедная… Пусть ей будет хорошо в том мире, где она сейчас…

— Да, — отозвался Гринби, — мы все уйдем в тот мир, где она сейчас… Но пока… — он обнял Мэри за плечи, — пока давай попробуем быть счастливыми в этом мире… Мире, где есть ты и я…

— Мы, — тихо произнесла она.