То, что делают ваши неприятели, приобретает свое значение или важность оттого, как вы на это реагируете. Поэтому промчитесь сквозь или мимо них, как если бы они были желтым, а не красным светом. Не задерживайтесь на них мысленно или вербально; не гордитесь тем, что вы простили или забыли их, -на худой конец, первым делом забудьте. Так вы избавите клетки вашего мозга от бесполезного возбуждения; так, возможно, вы даже можете спасти этих тупиц от самих себя, ибо перспектива быть забытым короче перспективы быть прощенным. Переключите канал: вы не можете прекратить вещание этой сети, но в ваших силах, по крайней мере, уменьшить ее рейтинг. Это решение вряд ли понравится ангелам, но оно непременно нанесет удар по демонам, а в данный момент это самое важное.

Здесь мне лучше остановиться. Я буду рад, если вы сочтете то, что я сказал, полезным. Если нет, это покажет, что вы подготовлены к будущему гораздо лучше, чем можно было бы ожидать от людей вашего возраста. Что, я полагаю, также является основанием для радости -- не для опасений. В любом случае -- хорошо вы подготовлены или нет -- я желаю вам удачи, потому что и так впереди у вас не праздники, и вам понадобится удача. Однако, я думаю, вы справитесь.

Я не цыганка; я не могу предсказать ваше будущее, но невооруженным глазом видно, что в вашу пользу говорит многое. Во-первых, вы родились, что само по себе половина дела, и вы живете в демократии -- этом доме на полдороге между кошмаром и утопией -- которая чинит меньше препятствий на пути индивидуума, чем ее альтернативы.

Наконец, вы получили образование в Мичиганском университете, лучшем, на мой взгляд, университете страны, хотя бы потому, что шестнадцать лет назад он предоставил крайне необходимую возможность самому ленивому человеку на земле, который к тому же практически не говорил по-английски -- вашему покорному слуге. Я преподавал здесь лет восемь; язык, на котором я сегодня обращаюсь к вам, я выучил здесь; некоторые из моих бывших коллег все еще служат, другие на пенсии, а третьи спят вечным сном в земле Анн Арбора, по которой теперь ходите вы. Ясно, что это место имеет для меня чрезвычайную сентиментальную ценность; и столь же много оно будет значить лет через десять для вас. До этой степени я могу предсказать ваше будущее; в этом отношении я знаю, что вы не пропадете или, точнее, вас ждет успех. Ибо ощущение теплой волны, накатывающей на вас лет через десять при упоминании этого города, будет означать -- неважно, повезло вам или нет, -- что как человеческие существа вы состоялись. Именно такого рода успеха в будущем я и желаю вам прежде всего. Остальное зависит от удачи и имеет меньшее значение.

1988, Ann Arbor, Michigan

* Перевод с английского Елены Касаткиной

* Эта речь была произнесена перед выпускниками Мичиганского университета в Анн Арборе в 1988 году. Перевод текста "Speech at the Stadium" выполнен по изданию: Joseph Brodsky. On Grief and Reason. ..., 1995.

(c) Елена Касаткина (перевод), 1997.

-----------------

Как читать книгу

К вопросу о топ-темах и соотношении проза/поэзия

Идея книжной ярмарки в городе, где век тому назад лишился рассудка Ницше, обещает интересный круг чтения.1 Вернее, лист Мёбиуса (обычно именуемый порочным кругом), ибо несколько стендов на этой книжной ярмарке заняты полными или избранными собраниями этого великого немца. В целом бесконечность -- довольно ощутимый аспект книгоиздания, хотя бы потому, что оно продлевает существование покойного автора за пределы, на которые он рассчитывал, или обеспечивает автору живому будущее, которое все мы предпочитаем рассматривать как нескончаемое.

В целом, книги, в действительности, не столь конечны, как мы сами. Даже худшие из них переживают своих авторов -- главным образом, потому, что они занимают меньшее физическое пространство, чем те, кто их написал. Часто они стоят на полках, собирая пыль еще долго после того, как сам писатель превратился в горстку пыли. Однако даже эта форма будущего лучше, чем память нескольких переживших тебя родственников или друзей, на которых нельзя положиться, и часто именно стремление к этому посмертному измерению приводит наше перо в движение.

Поэтому, когда мы крутим и вертим в руках эти прямоугольные предметы in octavo, in quarto, in duodecimo и т. д. и т. д., -- мы не слишком ошибемся, если предположим, что ласкаем в руках, так сказать, реальные или потенциальные урны с нашим возвращающимся прахом. В конце концов то, что затрачивается на книгу -- будь то роман, философский трактат, сборник стихотворений, биография или триллер, -- в сущности, собственная жизнь человека: хорошая или плохая, но всегда конечная. Тот, кто сказал, что философствование есть упражнение в умирании, был прав во многих отношениях, ибо, сочиняя книгу, никто не становится моложе.

Никто не становится моложе и читая книгу. А коли это так, наше естественное предпочтение должно быть отдано хорошим книгам. Однако парадокс заключается в том, что в литературе, как почти всюду, "хорошее" не является автономной категорией: оно определяется по своему отличию от "плохого". Более того, чтобы написать хорошую книгу, писатель должен прочесть огромное количество макулатуры -- иначе он не сможет выработать необходимые критерии. И именно это могло бы составить лучшую защиту плохой литературе на Страшном Суде; и в этом также raison d'etre мероприятия, в котором мы сегодня участвуем.

Поскольку все мы смертны и поскольку чтение книг съедает массу времени, мы должны придумать систему, которая даст нам подобие экономии. Конечно, нельзя отрицать возможного удовольствия зарыться в толстый, медленно разворачивающийся посредственный роман; однако, все мы знаем, что можем тешить себя таким образом лишь до известной степени. В конечном счете мы читаем не ради самого чтения, но чтобы познавать. Отсюда потребность в сжатости, спрессованности, плотности произведений, которые приводят человеческую ситуацию во всем ее разнообразии к возможно более резкому фокусу; другими словами, потребность в кратчайшем пути. Отсюда также -- как одно из следствий нашей догадки, что такие кратчайшие пути существуют (а они существуют, но об этом позже), -- потребность в некоем компасе среди океана имеющейся печатной продукции.

Роль такого компаса, конечно, играет литературная критика, рецензенты. Увы, его стрелка колеблется произвольно. Что север для некоторых -- юг (точнее, Южная Америка) для других; то же самое, но в еще более произвольном варианте с востоком и западом. Неприятность с рецензентами, как минимум, троякая: а) он может быть ремесленником и столь же невежественным, как мы сами; б) он может иметь сильное пристрастие к писаниям определенного рода или просто работать на определенных издателей; в) если он талантливый писатель, он превратит свою рецензию в независимый вид искусства -- Хорхе Луис Борхес тому подтверждение, -- и вы можете кончить тем, что будете читать рецензии, а не сами книги.

В любом случае вы окажетесь без руля и ветрил в этом океане, причем страницы и страницы шуршат со всех сторон, цепляясь за плот, в способности которого оставаться на плаву вы не столь уж и уверены. Альтернативой поэтому было бы развить свой собственный вкус, создать свой собственный компас, ознакомиться самому, так сказать, с определенными звездами и созвездиями -тусклыми или яркими, но всегда отдаленными. Однако это отнимает чертову уйму времени, и вы легко можете оказаться старым и седым, направляясь к выходу с паршивым томиком под мышкой. Другая альтернатива -- или, возможно, часть той же самой -- положиться на чужие мнения: совет друга, ссылку в тексте, который вам пришелся по душе. Хотя никак не закрепленная официально (что было бы не так уж плохо), процедура такого рода знакома нам всем с нежного возраста. Однако это также оказывается плохой гарантией, ибо океан наличествующей литературы постоянно растет и ширится, о чем ясно свидетельствует данная книжная ярмарка: еще одна буря в этом океане.