Без всяких там слов я отлично знала — Полковнику я не нравлюсь. Ну и что? Он мне не нравился тоже, и я совершенно не собиралась переживать из-за всяких там нравится — не нравится. Подумаешь… Полковник был совершенно из другого мира, чужого для меня и непонятного, он был из другого теста, скорее глины, а может быть даже железа. И самое главное — он не нравился маме, вот в чем дело. Правда, чуть повзрослев, я догадалась, что и сама маме тоже не нравлюсь, толстая подслеповатая дуреха, но я не виновата, что получилась именно такой. А вот Полковник был виноват во всем. Будь у него не такие бесцветные глазки, не складывай он тонкие губы-нитки в вечную брезгливую гримасу, в общем, будь он каким-нибудь другим, мама может быть и не уехала от него, а заодно и от меня. Да, конечно, она могла забрать дочь, то есть меня с собой, а та не лезла бы на глаза ни ей, ни новому мужу, она вообще никуда бы не лезла… Но мама уехала очень быстро и я не успела все это ей объяснить.
Ну ничего, я стала потихоньку привыкать жить без неё. Уезжают же люди в длительные командировки. У Никитиной из нашего класса, к примеру, отец из всяких там командировок не вылезал, и она даже однажды сказала, не мне правда, а другой девчонке, что он мать по ошибке другим именем назвал, когда приехал в очередной раз, и был жуткий скандал. Но это у них, я бы мамино имя ни с каким другим ни за что бы не перепутала. Это к тому, что маме нравилось, когда я называла её Наташей, а мне нравилось, как она при этом смеется.
Иногда мне приходилось слышать у себя за спиной торопливый шепоток соседок что-то там про "её мамашу". Да что они понимали, какое отношение имело это поганое слово к моей маме! Плевала я на них и на их дурацкие словечки. И еще я подумала как-то, что если впущу это слово в себя, то уж точно никогда маму не дождусь. Ну а Полковник мог бы вообще не появляться, мог уехать в кругосветное путешествие, я бы только платочком ему вслед помахала, причем с радостью.
И вот теперь Полковник собирался в очередную командировку, а меня, значит, отправлял в ссылку. Да, Бабтоня уехала в свой Ленинград, который был теперь не совсем Ленинградом, то есть вообще им не был, хоронить Тату, но рано или поздно она должна была вернуться, именно это она мне обещала. Я должны была потерпеть, пожить без неё, без её "страшных" рассказов, без пирогов и набегов на волшебный сундук. Собираясь в свою невесёлую поездку, Бабтоня попыталась меня же ещё и утешить. Но только она совершенно серьёзно могла предположить, что Полковник боится оставлять без присмотра такую "красивую барышню". Ну да, мне с моей нечеловеческой красотой требовалась охрана. Да если Полковник чего и боялся, то только того, что я непременно спалю нашу прелестную квартирку — когда ты научишься правильно(!) зажигать газ, или затоплю соседей — что можно так долго делать в ванной! Короче, он так жутко разволновался насчёт "красивой барышни", что даже решился связаться с тетей Валей. Именно тогда Полковник в первый раз вызвал у меня хоть какое-то чувство, которому я не хотела искать названия. Я думала только об одном: где же это я совершила прокол, позволила ему догадаться, что мне неплохо и одной. А иначе, зачем еще Полковнику понадобилось отправлять меня к какой-то там тете?
Я собиралась с духом, чтобы поспорить с ним и даже закричать: сам живи у своей Валентины! И пусть себе злится, мне наплевать. Но кто-то невидимый приложил к моим губам палец: шшш… молчи, ты только сделаешь хуже… И я сдержалась, промолчала.
Конечно, надо признать, что Валентина была совсем даже не Полковника, она была маминой сестрой. Я ее совсем не помнила, и когда однажды, еще давно, во дворе ко мне подошла какая-то бесцветная тетка и назвалась, я ей не поверила. Не могла быть у мамы такая сестра — чтобы никакое лицо, никакие волосы, не то, что золотистая мамина грива.
Самозванка о чем-то меня спрашивала и всё совала мне своё паршивое яблоко. Ну вообще-то яблоко было не паршивое, даже наоборот, но брать я его не собиралась. И все ждала, когда же эта с яблоком от меня отстанет. По-моему, тетка тоже таращилась на меня с некоторым недоумением, наверное, тоже удивлялась, что у моей мамы могла родиться вот такая вот я. И надо признать, что ее глаза мне кого-то очень сильно напоминали, неужели все-таки… Но это же была не мама… И ничего мне не надо, и я не хотела, что бы на меня кто-то смотрел вот так и такими вот глазами. Поэтому я "уперлась".
Что-то, а это я умела делать очень хорошо, можно сказать, на пятерку. Нужно встать прямо, ноги на ширине плеч, опустить голову и уставиться в какую-нибудь точку на полу, все равно какую. Очень скоро там вырисовывается физиономия ясно кого, она пучит белесые глазки, надувает змеиные губки, но и только. А я могу с ней сделать все, что захочу — наступить ногой или даже плюнуть к примеру.
Полковник всегда прямо таки выходил из себя при виде моей боевой стойки и отступал первым. Так что уж там говорить про какую-то тетку, она отступила тоже. В другой раз мне повезло, и я заметила её во дворе первой и удрала, и долго-долго ходила по улицам. Меня никто никогда не преследовал, я никогда никому не была нужна, а тут эта… Я даже немного испугалась, уж очень все это было подозрительно. Но тетка, в конце концов, отступилась, и я испытала… я не знаю, что я испытала, облегчение или все-таки нет. И вот теперь Полковник сдавал меня ей со всеми потрохами с рук на руки. Изловчился все-таки…
Итак, враг окружил меня и взял в плен. Но ведь был еще и Георг, я совершенно не представляла, что мне с ним делать.
Года два назад до всех этих дел ко мне на улице привязался здоровенный облезлый кот, вот прямо ни с того ни сего взял да и пристал, то есть я отщипнула ему кусочек от сосиски, но и только. Он был непонятного бурого цвета, а главное — один глаз у него был обведен черным кругом, как нарочно, то есть казалось, что у котяры на морде красуется самый настоящий фингал. Отчего-то этот совершенно бомжовского вида зверь решил, что я ему подхожу. Он решил, что будет у меня жить, и повел себя очень нагло и навязчиво. Я думала, что только собака может во весь опор бежать за человеком, а тут за мной несся огромный, дикого вида кот. И, между прочим, мне было как-то страшновато, потому что он был совершенно нестандартным: слишком большой, слишком головастый, да еще и криволапый.
К подъезду мы подбежали вместе, ноздря в ноздрю, я запыхалась, а приставала нет. Я рискнула махнуть в его сторону портфелем и крикнуть кыш! Котище посмотрел на меня как на ненормальную и с вызывающим видом вошел в подъезд, потом оглянулся на меня, и было совершенно ясно, что он подумал типа, ну что ты там застряла, заходи уже.
Чтобы отвязаться от наглеца, я даже нарушила один из железных запретов Полковника — в лифте не ездить! Ходить только пешком — мне не сто лет! Какое там — кот за мной в лифт не пошел, но появился рядом у двери, когда я как раз достала ключи. Врешь, не уйдешь, говорила его бандитская рожа.
— Послушай, — я решила договориться по-хорошему, — Полковник сейчас в командировке, но скоро он вернется и ни за что не позволит тебе жить у нас, так что даже не стоит и пытаться. Ферштейн?
Этот, который кот, сказал "гау"! да-да именно "гау", а не "мяу" и попёрся за мной дальше. Ни фига он не ферштейн. И голос у него оказался почти такой как у меня, в том смысле, что неожиданный. Я с опаской вошла за котом в квартиру, но тут же вернулась, потому что уже и не знала, что меня ждет дальше. Нет, все было как-то странно, и я все-таки позвонила в дверь Бабтоне, то есть вызвала подкрепление.
Ну Бабтоня первым делом подумала о том же, о чем и я, и запричитала при виде предполагаемого жильца:
— Господи, пират, сущий пират! Наш-то его выпрет. Как пить дать, выпрет.
А бродяга понятия не имел, о ком идет речь, и осторожно обходил свой, как он считал, новый дом. Бабтоня первой, между прочим, пошла налить ему молока — покормить все равно надо, а потом зашумела в ванной водой — ну помыть тоже надо, то есть капитулировала перед противником. Мы обе приготовились к кошачьему концерту и яростной схватке не на жизнь, а на смерть. Зря, непредсказуемый зверь с видом великомученика вытерпел процедуру мытья и даже не пикнул. Я осторожно сняла с его шеи грязный потертый ремешок и обалдела — на внутренней стороне еще можно было разобрать корявые буквы: Георг II. Вот только этого мне и не хватало! Ясно, что по некоторым причинам я совершенно не оценила означенное имя, а когда загробным голосом прочла его вслух, то и Бабтоня сказала: "Ох, вот только этого вот не надо". Ей оно тоже не понравилось.
