Новгород использует метод необычайно эффективный, называющийся дендрохронологическим, как один из способов и в некотором смысле важнейший. Это определение возраста деревьев. Поскольку в Новгороде, по счастью, органика сохраняется, в частности сохраняются бревна, то материала много. Сохраняются бревна от мостовых, от построек, так что материала для измерения у дендрохронологов всегда хватает. В чем состоит этот метод, я не буду подробно излагать. Это, конечно, можно, но далеко нас заведет.
Грубо говоря, это оценка структуры годовых колец на дереве. Каждый год нарастает, как известно, один слой, его толщина зависит от того, какой был год. Если год был удачный для дерева, много солнца, влаги, тепла, то нарастает толстый слой. Если был очень плохой год, сухой, недостаточный в разных отношениях, вырастает очень тонкий слой. В результате у вас каждый год характеризуется некоторым или тонким, или средним, или полусредним слоем. Вы можете нарисовать график, зубчатку. Все это, разумеется, измеряется в микронах, под микроскопом. Это специальная работа. Делается срез, и специальный квалифицированный работник замеряет каждый слой, сколько микрон он занимает. Затем строится соответствующий график, у вас получается зубчатка. Каждая величина — это размер кольца соответствующего года.
После этого сама идея вам должна быть понятна. У вас имеется такой график <показывает график>. Откуда он берется — это отдельный вопрос. Грубо говоря, он берется из тех деревьев, которые доросли до 300–400 лет. Например, сейчас имеется какой-нибудь дуб, которому 400 лет, такое редко, но бывает. Американская секвойя живет 4600 лет. Для Новгорода таких деревьев нет, там приходилось строить так, что одно дерево берется от нынешнего века, оно вам дает лет 200, потом где-нибудь ищется другое, которое должно сомкнуться с ним и т. д. Эта операция длилась много лет, в ней участвовало много работников, но сейчас шкалы по всей Европе выработаны очень основательно. Этим занимается большое количество лабораторий в Скандинавии, в Германии, в разных странах, так что сейчас это очень развитая область — дендрохронология. Так что сейчас сами шкалы-образцы существуют, они опубликованы.
Дальше вы берете бревно, его анализируете, сидите и записываете толщину каждого кольца, и строите этот график. А дальше этот график “везете” по образцу, пока не совпадет. Теоретически где-нибудь у вас должно совпасть идеально. Что такое “идеально” — дендрохронологии сами знают, какие допуски разрешаются. Какие-то небольшие допуски возможны. И тогда, если вы нашли это место, и оно ровно одно на шкале, вы имеете совершенно идеальный ответ с точностью до года. Вы можете сказать: “Это дерево спилено в 1411 г., а другое спилено в 1389 г.”
Это совершенно замечательная вещь, которая дает нам даты мостовых. Благодаря этому установлено, что в Новгороде примерно каждые 25 лет мостовые настилались заново. Потому что при новгородской сырости грязь поднималась, заливала мостовую, и когда она уже достигала такого уровня, что лошади поскальзывались и уже не могли двигаться, то поступали очень просто, они ничего не ремонтировали, а клали на эту мостовую следующую. Поэтому сейчас в некоторых местах Новгорода на хороших улицах до 30 мостовых друг над другом. Это совершенно замечательное зрелище, когда они существуют в разрезе, они занимают 8 м высоты, и каждая имеет свою дендрохронологическую дату.
Тогда совершенно ясно, что, если у вас по счастью грамота потеряна на мостовой, то она зажата между двумя датами прочно, идеально. Тогда вы можете дать совершенно точную дату 1389–1411 гг. Как я уже сказал, мостовые настилались раз в 20–25 лет — это и будет размах точности датировки. Но это для тех счастливых грамот, которых немного, которые лежат прямо на мостовой. Если же грамота лежит не на мостовой, а поодаль от нее, скажем в 20 см от мостовой, тогда это не так точно, но, тем не менее, она проецируется на уровень соответствующего бревна. Если она лежит в 5 м от мостовой, она тоже проецируется, но, как вы сами понимаете, гарантии уже гораздо меньше. Если она лежит в 60 м от мостовой, то мостовая вам уже не поможет.
Вот способ дендрохронологического датирования, с помощью которого грамоты получают, если они на мостовой, интервал 20–25 лет, если около мостовой — 40 лет, если вдалеке от мостовой — 50–60 лет. Иногда можно узнать даже с точностью до года, но это уже скорее случайность.
Что касается второй части, внестратиграфического датирования — это специальная методика, которая основательно разработана в новгородской экспедиции. Она использует все остальные реальные признаки грамоты, которые могут иметь датирующий смысл. Рассказывать об этом подробно не буду, это длинно. Только назову. Один признак простой. Если у вас персонаж твердо совпал с персонажем летописи — всё, это внешняя дата. Это, правда, не внестратиграфическое датирование, а просто совпадение с документом, это, если угодно, третий способ. А внестратиграфическое датирование в узком смысле слова — это оценка всех языковых, палеографических (в широком смысле слова, палеография и графика) свойств грамоты.
Оценка, например, того, какая используется формула политеса. Это немного похоже на женские бусы. Конечно, формулы политеса живут гораздо больше, чем мода на женские бусы, но все-таки они, оказывается, поживут-поживут и прекращаются, дальше в обществе начинается другая формула. Например, в грамотах бывает иногда “поклон”, иногда “покланяние”, и мы очень хорошо знаем, когда меняются эти формулы — между 1180 и 1200 гг. — это года, когда они сосуществуют, до этого только “покланяние”, после этого — только “поклон”. Поэтому, если у нас грамота имеет слово “покланяние” или “поклон”, грубая датировка в ту же секунду дана — это или до 1180–1200 гг. или позже. Это один из признаков, который используется.
Всего признаков, которые сейчас, например, я использую во внестратиграфическом датировании около 500. Конечно, каждый отдельный документ не дает все 500. Но даже если он даст 20, сами понимаете, что по 20 признакам можно датировать неплохо.
Вопрос из зала: Андрей Анатольевич, я читал вашу прекрасную книгу по древненовгородскому языку. Сегодня вы сказали, что современный русский язык находится на стыке, грубо говоря, суздальского и новгородского. Вы не могли бы перечислить еще какие-нибудь признаки в древненовгородском и в современном русском, кроме частичного отсутствия второй палатализации.
Зализняк: Вы уже сами сказали, что руке, ноге и т. д. — это древненовгородский эффект. Еще один эффект состоит в том, что когда мы с вами говорим в повелительном наклонении берите, несите, везите, пеките — это новгородский эффект — ите, потому что эффект противоположной части был бы — ете, было бы несете, пецете, везете и т. д. Еще, когда мы с вами говорим ведя, приведя, с — я — это тоже новгородизм, потому что в противоположном варианте было бы приведа, привеза. Деепричастие от глаголов с твердой основой в классической форме древнерусского языка сохраняло твердость. Формы, которые сейчас абсолютно победили в русском с мягкостью — новгородского происхождения. Не знаю, стоит ли продолжать, но еще штук десять можно.
Вопрос из зала: Когда завершился процесс слияния двух диалектов?
Зализняк: Завершился… Это довольно трудно сказать, может быть, и сейчас еще не завершился. Но, грубо говоря, должен был где-то в XVI–XVII вв.
Вопрос из зала: Насколько открылась специфика северо-западного языка, который уже обнаружили в берестяных грамотах, сохранились ли ныне где-то его следы? Это первый вопрос. Второй вопрос о том, не был ли до завоевания Новгорода Иваном III какой-то другой механизм сближения северо-западного языка с восточно-центральным?
Зализняк: Я сперва отвечу на второй вопрос. Нет, это тот же самый механизм. Дело в том, что московские государи всегда считали Новгород своей вотчиной, и их влияние было и раньше. Просто до настоящего завоевания Иваном III это влияние наталкивалось на довольно сильное сопротивление и реализовалось очень частично, однако, сближение происходило. Хорошо это или плохо — это другой разговор. Тем не менее, по документам видно, что сильно раньше прямого подавления новгородской независимости в 1478 г. — дело уже сильно-сильно шло к этому же.
