- Еще один взрыв прогремел сегодня на рынке города Астрахани. Шесть человек погибли и несколько десятков оказались ранеными. Следственная бригада расследует, что это - теракт или разборки местных мафий.
- Сегодня день десятилетия августовского путча, и в Москве у Белого Дома состоялся митинг участников "живого кольца", защищавшего в 1991 году Ельцина от ГКЧП. Но что они праздную сегодня, если даже для его вчерашних сторонников имя Ельцина стало символом развала и тупиковой политики?..
- А в московском Храме Христа Спасителя Патриарх Алексий II отслужил торжественную Литургию в честь праздника Преображения, в конце которой состоялся чин освящения яблок. ВЕЛИЧАЕМ ТЯ, ЖИВОДАВЧЕ ХРИСТЕ И ПОЧИТАЕМ ПРЕЧИСТЫЯ ПЛОТИ ТВОЕЯ ПРЕСЛАВНОЕ ПРЕОБРАЖЕНИЕ.
20 августа, понедельник. Получил из Хабаровска очередной номер журнала "Дальний Восток" с моим - уже третьим по счету - блоком "Мелочей из критического блокнота" и одновременно с этим - письмо главного редактора В.М. Федорова. Дело в том, что ещё весной этого года мне звонили из администрации Хабаровского края и сообщили, что руководитель региональной писательской организации М.Ф. Асламов (отец знаменитой "дрянной девчонки" Дарьи Асламовой) привез им из Москвы написанное якобы от имени делегатов ХI съезда СП России и подписанное Игорем Ивановичем Ляпиным письмо о необходимости внесения изменения в Устав журнала "Дальний Восток" с тем, чтобы писательская организация могла самочинно менять в нем состав редколлегии, включая и самого главного редактора. Однако для того, чтобы журнал можно было финансировать из бюджета краевой администрации, он недавно был перерегистрирован как её печатный орган, а стало быть и редактор назначается именно с её согласия. Если же, сказала мне заместитель главы администрации по культуре, Асламов будет добиваться пересмотра Устава, мы просто откажемся от учредительства и прекратим его финансирование. Исходя из этого, я, согласовав все тонкости с М.В. Зубавиной и председателем ревизиооной комиссии М.М. Числовым, и отправил в Хабаровск письмо, в котором просил не принимать скоропалительных решений и дать нам возможность разобраться с Уставом, а чуть позже, прочитав этот Устав и увидев, что он и вправду обеспечивает выборы любого редактора, сказал, что мы не видим необходимости во внесении в него изменений.
Однако Асламов продолжает гнуть свое. Ему, видимо, необходима полная власть над краевой литературой и возможность снять В.М. Федорова с должности главного редактора, а потому, встретившись во время недавней поездки наших писателей по Транссибу с В.Н. Ганичевым, он уговорил его все-таки надавить на краевую администрацию и потребовать изменения Устава, и Ганичев это сделал.
"...В письме гадком, странно лживом и безграмотном три ссылки на несуществующее Обращение чрезвычайного ХI съезда писателей России к губернатору нашего края, - пишет мне В.М. Федоров. - Удивляюсь, в каком это состоянии надо было быть В. Ганичеву, чтобы написать такое письмо. Ведь на встрече с дальневосточными писателями он похвалил журнал и хотел видеть меня... Но Асламов приказал пригласить на встречу только по его списку, в нем меня не было, не было и моего зама. Присутствовало на встрече всего 9 местных писателей, в письме Ганичева это число названо "широким писательским активом". Ложь, ложь, ложь! И, конечно, если сам В. Ганичев взял её в свои помощники, теперь журналу "Дальний Восток" и в самом деле осталось прибегнуть к Вашему совету - ждать помощи только от Бога..."
Я не знаю, чем руководствовался Валерий Николаевич, но в пересланной мне Федоровым копии его письма к В.И. Ишаеву он просит не обращать внимание на "опрометчивое письмо молодого секретаря правления Н.В. Переяслова, которое сводит на нет наши усилия" и настаивает на изменении Устава журнала по проекту М.Ф. Асламова. Трудно угадать, какое решение примет на этот счет Ишаев, но боюсь, что, идя на поводу у Асламова, мы только погубим уже вполне сформировавшееся под руководством В.М. Федорова и весьма неплохое в литературном отношении издание.
Впрочем, при любом раскладе, я, кажется, заработаю от В.Н. Ганичева пилюлю за несогласование с ним своих действий. Хотя, думаю, что он все-таки не должен был так меня подставлять - ведь мне теперь больше просто нельзя разговаривать с Хабаровской администрацией, кто же там меня после такой его характеристики станет слушать?..
* * *
Еще одну бандероль я получил, придя в обед в Правление, на этот раз от редактора воронежского журнала "Подъем" И.И. Евсеенко, который прислал два экземпляра шестого номера с просьбой обозреть его в "Российском писателе". Оставил один экземпляр для Н.И. Дорошенко, а один взял, чтобы передать при случае в "Литгазету".
Потом дал по телефону интервью Александру Яковлеву ("ЛГ") о предстоящей в сентябре ХIV ММКЯ. Сказал, что СП России не является ни книготоргующей, ни даже книгоиздающей организацией, но что ярмарка могла бы выполнять гигантскую роль, став местом встречи писателей и издателей. Для этого надо бы предоставить один бесплатный стенд под литературное агентство, которое бы представляло там издателям потенциал творческих союзов и заключало договоры на издание книг. Это было бы самым важным достижением ярмарки...
* * *
Вечером, перебирая дома привезенные из Донбасса бумаги, я наткнулся на рецензию, написанную 25 ноября 1987 года Геннадием Щуровым на рукопись моей книги "Пространство для сада", поданную мною в то время в издательство "Донбасс". Книга тогда, к сожалению, так и не вышла, хотя авторитетный в мире донецкой литературы рецензент и писал: "Давно не читал рукописей с таким интересом. Заинтриговало уже первое стихотворение, безусловно, одно из программных, написанное от имени вступающего в жизнь поколения ("Стансы"): "Мы входим не в моду. Мы входим - во время. / Так донорский шприц входит в слабые вены. / Так входит в привычку, ломая обряды, / не грохот бравад, а желание Правды... / ...Мы входим строкой, содрогнувшей редактора, / погашенным собственной жизнью реактором. / Звучит наше слово, врачует, сражается. / И время, как в зеркале, в нас отражается. / Наш голос отчаян. Но мы - не случайны. / Мы вызваны вашим молчаньем... / Встречайте!" Книга, повторяю, была тогда по разным причинам заморожена, но мне захотелось посмотреть, что же я писал в те годы, и я начал листать сохранившиеся у меня записные книжки 1980 - 1983 годов, которыми пользовался во время своей работы в геологических партиях Забайкалья. Почитав обнаруженные в них записи, не могу удержаться, чтобы не выписать сюда хотя бы некоторые строки и четверостишия. Например:
"Мы в жизнь плывем. Пускай невзрачен плотик, / мы выдержим экзамен океана. / И наши души обрастают плотью, / как планы наших будущих романов..."
"Жизнь не напрасно сравнивают с морем - / в ней так маяк нетрудно проглядеть! / Я тоже был с самим собой в раздоре / и пил, когда мне надо было - петь..."
"...Рассвет был такой, что хотелось, как в кинозале, засвистать в два пальца и крикнуть во всё горло: "Сапожники!.."
Из набросков к поэме "Церковь декабристов":
"...У церквушки бревенчатой / я стою соглядатаем праздным. / Даже церкви - не вечны! / Нету вечного в мире, всё - разово. / Век назад и сейчас, / лишь родясь, мы уже понимаем: / жизнь дана - один раз... / Боже, как это мало!.."; "...Вся поэзия в целом - / смелость и вольнодумство..."; "...Досадная оплошность / ценою в жизнь всего... / О если б вновь на площадь - / в тот день, в тот год! // И, остывая телом, / он слышал залпов шум. / Но - вместо светлых дум - / незавершенность дела / терзала ум..."; "...И сколько время ни текло, / так на Руси перекликались - / пасхальный звон колоколов / и вольнодумства звон кандальный...; "...Остаются от нас книги или строения. / Остаются от нас - сыновья и названия улиц. / Блеск в глазах молодых, мысли и настроения, / и стихи, и ещё - революции... // В суете, в духоте ресторанной, / как сберкнижка, пустеет душа. / Мы спохватимся, может, но - ша! - / не спасти никакой реставрацией. // И когда, как ракушек на днища, / понавесят нам фальши балласт, / жизнь сама инструменты отыщет, // реставрируя нас..."; "...Он думал, глядя в вечер синий, / в Читы печальные огни: / "Нет, не вдали от нас Россия! / Мы - в ней, а значит - не одни". // Он подходил к замерзшей речке / и, глядя в сумрак, видел тех, / кто завтра их подхватит речи... / И плакал, веруя в успех..."
