И вот мы уже идем по «Кремлю», гигантскому универсальному магазину, увенчанному куполом: кругом горы товаров: хрустальные бутылки с водкой, бочки с черной икрой. — Восхитительно: женское белье! крошечные трусики, пижамные штанишки; прозрачные комбинации и пеньюары; коротенькие кофточки. («Экономия материалов», заговорщически шепнул мне на ухо прозападно настроенный скептик; к тому же все вещи были только одного фасона. Елена заметила, что одежда мне очень приглянулась.)/«Нельзя ли мне здесь что-нибудь купить?»: «Ради бога, выбирайте! — :Все, что Вашей душе угодно. Ведь Вы — наш гость!»

В одном отделе я купил записную книжку в яркой, в крупную клетку, обложке. В другом — красновато-коричневую цветную ленту для пишущей машинки./В третьем — о, это было интересно! (И поучительно!/Она объяснила мне назначение справочных изданий. — Сплошь однотомники: справочник по правописанию. Народная энциклопедия. Энциклопедический словарь для лиц с высшим образованием, содержащий дополнительные сведения для интеллектуалов: статья «Наполеон» в нем выглядела совершенно иначе, чем в предыдущем лексиконе для простонародья! Если там статья пестрела выражениями вроде «ярмо корсиканца», то здесь скрупулезно приводились имена, даты, числа: такой, столь детально разработанной биографической таблицы я еще ни разу не видел в наших изданиях!) (Правда, «человек из народа» не знал бы, что со всем этим делать: но в этом-то и заключалось различие!: Различие, которого мы, к сожалению, еще не делаем. А равно и не признаем. — Она почувствовала мое невольное восхищение и гордо откинула голову: Матушка Россия!)).

(Однако выбирать товары следует с осторожностью, не набрасываться на них, не то они тут, пожалуй, чего доброго, подумают, что у нас нет карандашей — ведь именно об этом им наверняка все уши прожужжали!)/Затем перекусить в небольшом кафе, тут же в универмаге. — Вареная колбаса, еще теплая, была-?: ну, что ж; вполне приличной. /Рыбное филе? — :пересушенное и старое./Китайский чай мирабель из Туркестана?: собаки есть не будут!

Профсоюз танцевального искусства: сперва в зале была абсолютная темнота; только на сцене работа кипела вовсю. Мы уселись, рядышком, в первом ряду (я решил, раз уж мы сидим так близко друг к другу, еще разок поупражняться в русском языке и произнес единственную знакомую мне фразу; Елена деловито кивнула: дело пойдет!)./Декорации, изображавшие стены дома, стояли разобранными, были навалены как попало (выпуклость, долженствующая изображать вершину холма, выглядела, надо признаться, препротивно.) Искусственное дерево с кричаще-яркой листвой лежало поперек валуна, на коем, по всей видимости, должен был восседать князь Игорь в момент поднятия занавеса./Режиссеры изрыгали проклятия (одного из них при этом не было видно, он находился за кулисами, и в зал доносился только его голос); рабочие сцены свисали с потолка, сидя в веревочных петлях; ассистент режиссера, мальчик на побегушках, в поте лица наводил на сцене красоту; осветитель выбивался из сил.

С закрытыми глазами: китаянка выпорхнула на сцену! Ее желтые ручки казались побегами карликового деревца; ножки мелко семенили, тесно прижавшись друг к другу. Она выглядела совсем девочкой, девичьи бессмысленной была ее блуждающая улыбка (тогда как со спины она производила явно противоположное впечатление; видимо, ей это было хорошо известно, поэтому она старалась как можно реже поворачиваться к зрителям этой частью своего тела): Не-е-т!/Налево?: «Па-да-линн; Па-да-линн» заливалась балалайка; и представительницы гиревого спорта, переодетые комсомолками, выстроились полукругом: празднуя мой мрачный триумф. (У всех одинаковые фигуры: точь-в-точь, как у моей водительницы: «Великолепно»; я застонал, как бы вне себя от восхищения; она удовлетворенно кивнула.)

Сзади нас что-то громыхнуло: это вновь появился товарищ Успенский. Некоторое время он смотрел на сцену вместе с нами; но улыбки его удостоились лишь американки: «Опыта им, конечно, не занимать; а вот фигуристости не хватает — куда им до женщин из наших степей!» (Да уж, пожалуй: разве сравнишь их с квадратной Еленой — та очертаниями фигуры — чистый крест: что в длину, что в ширину — одинаково! Впоследствии я не премину пройтись по этому поводу. Ну, да ладно: Vogue la galere!). -[192]

Да что мне там делать, в их машинном отделении? — Но он, казалось, так страстно желал показать мне его (тут я, кстати, вспомнил о намеках Инглфилда, сделанных мне сегодня утром), что я решил доставить ему это удовольствие.

Через небольшой парк: деревья в нем были заметно выше, чем на нашей стороне! (То ли здесь применялись более передовые методы облучения? Или пересадки? Я с досадой поддел кончиком ботинка наглый, круглый и гладкий гравий.)/Или взять, например, стадион: «Тоже ведь значительно больше, чем спортплощадка на нашем борту». Он ответил с раздражающей невозмутимостью, как будто иначе и быть не могло: «Вдво-о-е». / В порту, сказал он, горит, в полном соответствии с красным огнем маяка, красная светящаяся надпись. В пику бело-зеленому свету капиталистов. (Как они там вообще еще ухитряются непрерывно различать, где naljawo, а где naprawo?)[193]

Снова такой же машинный отсек; снова такое же слоновье вращение гигантских колес. Поршни, казалось, вот-вот заденут меня, пролетая на волосок от моей головы! Зубчатые колеса оплетали меня своим черно-желтым кружевом; оглушительно шипели охладительные шланги; одна за другой надо мной загорались и гасли лампы. (И повсюду, куда ни глянь, напруженные, вздувшиеся мышцы!)/Принадлежащие тем, кто с лихвой обходится сотней слов: именно такими изобразил мне Успенский геркулесоподобных лемуров: может, и впрямь я в их глазах выглядел как своего рода посредник, комиссионер, не имеющий ни собственного разума, ни собственной воли? Go-between[194]), парламентер, человек середины, дитя эпохи Ragnarok.)[195] У одного из них в торчком стоявших волосах, освещенных сзади, звездным сиянием сверкали капли машинного масла; ни один из них ни разу не видел дневного света. Лошади, работающие в шахте. (Но те-то были, как известно, слепыми; а про того, что стоял передо мной, этого не скажешь).).

«Елена: Ssluschaj»:[196] Она заговорила с ними — я не мог понять ни слова — тарабарщина какая-то: — а что, если этим людям придет в голову мысль захватить власть над всем островом?! (Но тут мне вспомнился Инглфилд с его хладнокровием: Как это он говорил? «У него есть кое-что на обмен? — За моей спиной стоит сила? (Да и передо мной она стоит!: Страх все больше овладевал мной. С невыразимым облегчением я услышал, как она произнесла знакомое слово — «Ступин», и тотчас же подключился к их разговору): —):

«Мы ему это покажем. -: Э-э — ну, пойдемте. - »

Назад. По улице Октябрьской революции. Вон то здание — МТС, «машинно-тракторная станция», которая помогает обрабатывать «пашни и луга» левой стороны./ «О-о, это у нас тоже есть! — Имелся в виду расположенный на природе, «за городской стеной», коллектив «Одиночество», где их великие отдыхали на деревенском воздухе; пили крымское вино и молочные продукты из Казахстана. Парились в спартанских банях; расслаблялись, согласно предписанию, и молодели.

«Ма-ла-де-ели», повторил он, радостно глядя на вывеску (делая при этом жесты ярмарочного зазывалы): «Наша клиника»./(А за углом здания уже охватывала вечерняя грусть: сумерки манят меня, туман обольщает.)

На стене, сразу как войдешь, барельеф, на котором изображена в натуральную величину громадная сибирская овчарка (чуть пониже — три небольшие продолговатые плиты, куда записывались имена; две из них уже были заполнены — может быть, барельеф был задуман по образцу памятников сенбернарам, возводившихся в прошлые времена? Посвященных собакам, спасавшим человеческие жизни в ледяных пустынях?).