После победы армия Шереметьева разоряет, "как положено" край, отправив пленных в Псков, затем, берет штурмом несколько укрепленных мыз, крепостей и городов — Валмер, Трикат, Кригендербен, Гемелтай, и, наконец, приступает к осаде Мариенбурга. Старинный город-крепость располагался на острове и, соответственно, со всех сторон был окружен водой. Мост шведы сожгли. Шереметев приказывает рубить плоты, в чем деятельное участие приняли и драгуны (на каждую роту полагалось иметь 80 топоров, 10 кирок и 10 лопат, которые всегда возились с собой). Петровский драгун был универсальным солдатом — и кавалеристом, и пехотинцем и сапером.

25-го августа начался решающий штурм. Ночью, за три часа до рассвета пехота и драгуны переправились на остров и залегли под стенами. Утром, артиллерией, часть стены была разрушена, из крепости вышел комендант и несколько офицеров, которые заявили о капитуляции и передали русским драгунам свои шпаги. Часть гарнизона начала покидать крепость, а часть отказалась и продолжила вести огонь. Тогда Шереметев снова приказал продолжить обстрел. И здесь надо сказать несколько слов о героическом поступке шведского офицера, артиллерийского прапорщика Вульфа. Он собрал все имеющиеся в крепости знамена, отнес их в пороховой погреб, и взорвал себя вместе с ним. Взрыв был такой мощности, что от крепости остались одни развалины. "Едва Бог спас и нас", писал Шереметев в донесении царю — "Слава Всевышнему, что мост был сожжен, иначе много из наших погибло бы. И так жаль… все пропало, одного хлеба 1500 пудов и прочего магазина пожег… А знамена пожжены от "того проклятого" (имеется в виду Вульф — прим. автора), взял с собой и зажег". Для чего мы упомянули о подвиге Вульфа? Чтобы читатель мог почувствовать с какой отвагой и самопожертвованием сражались шведы, недаром, мы уже говорили о том, что в Уставе Карла XII не рассматривалось отступление вообще, ни как маневр, ни как способ ведения боевых действий. Если говорить о последующих шведско-русских войнах, подобного уже не встретим. Будет все скорее наоборот. Шведские армии будут отступать, уклоняясь от сражения, крепости будут сдаваться, не исчерпав и наполовину возможности обороны, великолепные позиции, грозящие противнику — русским огромными потерями при штурме, будут оставляться без единого выстрела. Но сейчас был золотой век и расцвет шведского военного искусства. Русская армия только училась, и вступала в сражение, имея постоянно численный перевес над врагом. Пока воевали числом, но скоро придет и умение!

Мариенбург заслуживает и еще в одном особого упоминания. В плен были взяты комендант, 29 офицеров, 375 солдат, "546 чухны и латышей, кроме 500 розданных разным ратным людям". Так писал Шереметьев. Среди тех самых пятисот "розданных ратным людям" была и некая Марта Крусе (Краузе), урожденная Скавронская, из бедной крестьянской латышкой семьи, которая совсем юной вышла замуж за шведского трубача Иоганна Крусе (Краузе). Так она оказалась в гарнизоне крепости. При штурме муж бежал, а хорошенькая Марта попала в руки русским драгунам. Здесь ее приметил и забрал себе генерал Боур, затем она попала к Шереметеву, после к Меньшикову, а уже от "светлейшего" Александра Даниловича к самому царю Петру. Так латышская крестьянка и вошла в русскую историю под именем Екатерины I. А вместе с ней вошли в историю и русские драгуны, штурмовавшие крепость!

В это же время, сам Петр находился с пятью гвардейскими батальонами в Архангельске, где были срочно построены два фрегата. Морским путем отряд Петра добирается до Онежской губы Белого моря и отсюда, 160 верст, через леса, речки и болота, русские прошли, неся на себе и пушки, и фрегаты, вышли к Повенецкому погосту, самой северной точке Онежского озера. Затем он двигается снова водным путем, по реке Свирь выходит в Ладогу.

Точкой сбора всех русских войск, это касалось, прежде всего, Апраксина, стоявшего в Старой Ладоге, назначается место впадения в Ладожское озеро реки Назия, приблизительно в 17 верстах от шведской крепости Нотебург — бывшей новгородской крепости Орешек.

До этого, Апраксин все время находился в незначительных стычках с отрядом шведского генерала Кронгиорта. Выступив из Старой Ладоги в начале августа 1702 года, Апраксин форсировал Назию, сбив передовые посты шведов и устремился к устью Невы. Так начиналась боевая работа еще двух драгунских полков — Девгерина и Морелия (Вятского (Белгородского) и Нижегородского). Апраксин продвигался вперед, опустошая лежавшую перед ним Ингерманландию. Шереметев занимался тем же самым в Лифляндии и Эстляндии, пока Апраксин стоял в Старой Ладоге, теперь такую же задачу решал последний. "По указу твоему — доносил Апраксин царю — я рекой Невой до Тосны и самой Ижорской земли прошел, все разорил и развоевал от рубежа верст на сто, и стою на Тосне, недалеко от Канец (имеется ввиду Ниеншанц, будущее место закладки Санкт-Петербурга), …Кронгиорт со всеми войсками стоит на мызе Дудеровщине, верстах 35 от нас, куда мы и пойдем с Божьей помощью".

Однако, Петр уже смотрел на Ингерманландию, как на территорию, которая безоговорочно войдет в состав России. Поэтому вместе благодарности, как Шереметеву за действия в Прибалтике, Апраксин получил выговор от царя и строжайшее указание чухонских деревень не трогать. Особое внимание Петр и Шереметева и Апраксина просил обратить на иррегулярные войска. "Ибо ведаешь какия люди татары и казаки", — написал он Шереметеву в мае 1703 года. В августе того же года газета "Ведомости" сообщала: "Его царское величество накрепко заказал всем высоким и низким воинским людям, чтоб в Лифляндах и Ингерманландах впредь никто ничего не жег, и для содержания указа, иным на образец, неких калмыцких татар, которые противно указу чинили, казнить велел".

Кронгиорт приказал пехоте выступить против Апраксина из Ниеншанца, а сам, с одной кавалерией, вышел из Дудеровской мызы (совр. Дудергоф), и 13-го августа переправился через Ижору. Здесь противники и встретились. Шведская пехота не подоспела, а кавалерия была опрокинута русскими драгунами и рассеяна. Шведы потеряли около 500 человек убитыми и около сотни пленными. Апраксину достались и обозы. Русская конница преследовала шведов до Славянки и здесь остановилась. После чего Апраксин получил приказ Петра следовать назад к Назии и готовиться к штурму Нотебурга.

Оборону Нотебурга возглавлял подполковник Густав Вильгельм фон Шлиппенбах, родной брат генерала Шлиппенбаха, уже встречавшегося неоднократно с армией Шереметева, который по приказу царя принял командование над войсками осаждавшими Нотебург.

11 октября, после десятидневного обстрела крепости проделали три пролома в стенах, и с половины четвертого утра начался решительный штурм. Шведы отчаянно сопротивлялись, и если б не случайность, все могло окончиться неудачей. Штурм продолжался уже в темноте наступившего вечера, и Петр, отчаявшись, послал передать приказ об отступлении. Однако, офицер с приказом заблудился в темноте, а войска продолжали сражаться. В 4.30 шведский комендант приказал барабанщику бить сигнал о капитуляции. Пальба прекратилась, русские приняли условия шведов, дали им три дня на сборы и выпустили в Ниеншанц. Занятый Нотебург был переименован в Шлиссельбург — Ключ-город, открывавший путь к побережью Балтийского моря.

Хотелось бы отметить, что сразу же после взятия крепости, русские приступили к исправлению последствий ее осады. Кроме того, отсыпали на острове дополнительно шесть земляных бастионов и усилили артиллерией[414]. Вслед за Новгородом, Псковом, Старой Ладогой, Шлиссельбургом росла цепочка оборонительных форпостов.

Наступила весна 1703 года — весна, ставшая точкой отсчета Великой Российской Империей. Этот год, ознаменовавшийся закладкой Санкт-Петербурга, означал наступление новой эры Русской Истории.