Иван Данилович предложил мне прежде всего ознакомиться с документами, касавшимися 39-й армии. Я узнал, что еще прошлой осенью 39-я вышла на подступы к Витебску и с тех пор топчется на месте, что в феврале 1944 года она провела весьма неудачную наступательную операцию под Витебском.

Ответственность за судьбу армии я почувствовал особенно остро, когда командующий фронтом объявил, что до начала большой наступательной операции осталось три недели.

У генерал-лейтенанта Покровского меня ждал начальник штаба 39-й генерал-майор М. И. Симиновский. Еще раз, но теперь уже на карте, была точно определена задача армии. Она вытекала из предварительного решения командующего фронтом. 39-й во взаимодействии с войсками 43-й армии предстояло окружить и уничтожить основные силы витебской группировки противника. Намечен был и срок готовности к наступлению - 22 июня 1944 года.

В сложном сплетении множества вопросов, связанных с подготовкой к большому наступлению, надо не упустить решающее звено. Успех операции в первую очередь зависит от ее исполнителей. Людей я еще не знал, но, приняв командование, уже отвечал за их действия. До начала наступления и в ходе сражения генералы и офицеры штаба полевого управления будут находиться рядом. Поэтому ограничился беглым знакомством с ними и поспешил к командирам корпусов, дивизий.

В первую очередь меня интересовал участок предполагаемого прорыва обороны противника. Генерал-майор А. А. Вольхин, командир 251-й стрелковой дивизии, показал нам передний край, огневые позиции. Вместе с начальником штаба армии Симиновским, начальником разведывательного отдела подполковником М. А. Волошиным и начальником оперативного отдела полковником Б. М. Сафоновым проводим предварительную рекогносцировку. О плане операции знают немногие. На вторую рекогносцировку пригласили командующих родами войск, командиров корпусов и дивизий. Только после этого осведомляем генерал-майора И. С. Безуглого и генерал-майора Ю. М. Прокофьева о роли, которая отведена 5-му гвардейскому и 84-му стрелковому корпусам. За несколько дней до наступления задачи получают командиры полков, за два дня - командиры батальонов, рот, взводов. За три часа до сигнала атаки стало уже известно солдатам и сержантам, когда и что надо атаковать.

Очень помогли мне на первых порах данные армейской разведки. Все ее звенья действовали непрерывно, и подполковник Волошин располагал всеми необходимыми сведениями о противнике, группировке его сил и средств, системе обороны и характере инженерных сооружений.

Мы должны нанести удар по 53-му армейскому корпусу. Командует им генерал Гельмут Гольвитцер, назначенный Гитлером военным комендантом Витебска. Весь прилегающий к Витебску район объявлен укрепленным плацдармом, и Гитлер приказал Гольвитцеру удерживать этот плацдарм до последнего солдата. Коменданту запрещено отдавать приказ на отступление из Витебского укрепрайона, и уж тем более - на его сдачу.

Узнав об этом, мы поняли, с какой ожесточенностью будет обороняться враг в полосе нашего наступления.

Ценная информация поступила и от партизан, активно действовавших в тылу оккупантов. Не довольствуясь этим, войсковые разведчики проникли на семьдесят - восемьдесят километров в расположение немцев. Действуя в тылу противника, группа сержанта Рожнова захватывала пленных, сообщала нам по радио о передвижениях на коммуникациях. Воздушная разведка подтвердила сведения, добытые группой Рожнова. Но мы не ограничились изучением полосы противника, которую предстояло прорвать в первый день наступления. Задуманная операция обязывала нас знать, какими оперативными резервами располагает противник и как он намерен использовать эти резервы.

Надо отдать должное штабу армии, возглавляемому генералом И. М. Симиновским, и всем начальникам служб. Славно потрудились не только разведчики, но и саперы генерал-майора инженерных войск И. Н. Гнедовского, связисты генерал-майора А. П. Сорокина, артиллеристы генерал-лейтенанта Дереша.

И когда к нам в сопровождении командующего фронтом прибыл представитель Ставки Верховного Главнокомандования начальник Генерального штаба маршал А. М. Василевский, я мог с чистой совестью доложить: войска к наступлению готовы и способны успешно решить возложенную на них задачу.

Мы выехали на местность. Осмотрев местность, маршал заметил, что танки не смогут участвовать в наступлении 5-го гвардейского корпуса при форсировании Лучесы, проходящей в глубине первой позиции противника, а также во время атак корпуса на передний край. Он указал, что это обязывает нашу пехоту поторопиться с прокладкой дороги танкам на правый берег, иначе может захлебнуться наступление.

Пожелав нам успеха, маршал и командующий фронтом направились к машине. Перед отъездом Черняховский спросил, почему, планируя операцию, мы не предусмотрели разведку боем передовыми батальонами.

Я постарался убедить командующего, что в такой разведке нет нужды, так как мы хорошо знаем систему обороны противника. Но Черняховский с сомнением покачал головой.

Командующий фронтом уехал, а я стал ругать себя за то, что покривил душой и не признался: просто не хотел повторять трафарета, шаблона и отказался от разведки боем умышленно, чтобы не насторожить противника. Разведка передовыми батальонами стала, как правило, служить прелюдией к наступлению. Она как бы заранее определяла направление главного удара. Немцы это знали. И мы всеми силами старались создать видимость обстановки, обычной для обороняющейся стороны, чтобы усыпить их бдительность. Достигалось это тщательной маскировкой. Только на одном участке 84-го стрелкового корпуса специально для дезориентации противника шла демонстрационная подготовка к активным наступательным действиям. Артиллеристы вели усиленную пристрелку, разведчики отправлялись в поиски, саперы подрывали минные заграждения, по ночам громыхали тракторы. А между тем, пока мы на узком участке прорыва создавали для 5-го гвардейского корпуса весьма ощутимое превосходство в живой силе и технике, две стрелковые дивизии 84-го корпуса заняли рубеж шириной в сорок четыре километра. И это при условии, что против нашего 84-го корпуса гитлеровцы обладали абсолютным превосходством. Они не только имели танки, которых не было в 84-м корпусе; численность немецкой пехоты превышала нашу почти в четыре раза.

Ошеломив противника внезапным ударом, 5-й гвардейский корпус прорвал тактическую глубину его обороны, вышел во фланг, а затем и в тыл витебской группировки немцев. Только тогда они поняли бессмысленность своего пребывания на рубежах против нашего 84-го корпуса. Но даже и через сутки после прорыва гитлеровцы все еще заблуждались относительно намерений 84-го корпуса. За дымовой завесой, которую мы поставили перед передним краем 158-й дивизии этого корпуса, немцам чудились танки и самоходки. И не случайно они выпустили по участку, занимаемому 158-й дивизией, около четырехсот снарядов - намного больше, чем в полосе главного удара 5-го гвардейского корпуса.

Тем и примечательна Витебская операция, что к исходу третьего года войны мы смело навязывали врагу свою тактику, умело реализовывали свои решения.

Небезынтересно отметить, что, несмотря на самую тщательную маскировку, когда, нам казалось, сделано все для дезориентации противника, он все же уловил некоторые признаки нашей подготовки к наступлению.

Что же насторожило гитлеровцев? Ответ на этот вопрос дал один из первых пленных, оберфельдфебель, радист, подслушивавший наши разговоры. Он прямо заявил, что их удивило резкое сокращение количества переговоров по радио.

И хотя немцы почуяли неладное, внезапность была достигнута. Удар трех наших гвардейских дивизий - 17-й генерал-майора А. П. Квашнина, 19-й полковника П. Н. Бибикова и 91-й полковника В. И. Кожанова - обескуражил врага.

Не умаляя заслуг командного состава 39-й армии, я воздаю должное и молодым солдатам, быстро усвоившим науку побеждать. И прежде всего солдатам 5-го гвардейского стрелкового корпуса, который мы в то время называли комсомольским.