Мы снимаем с себя всю одежду и быстро погружаемся в довольно теплую воду. Я не заплываю далеко. Саня, с его способностями к плаванию, заходит не дальше, чем по шею, блаженно покачиваясь на накатывающих волнах.
— Как водичка? — спрашивает нас, кто-то сзади.
Мы оглядываемся и видим на берегу двух юных девушек.
— Теплая. Воздух, кажется, холоднее. — отвечаем мы.
Девушки трогают воду руками. Потом, глядя друг на друга, поэтапно расстаются со своей одеждой, складывая ее рядом с нашей. Обнаженными, как и мы, они заходят в море. Я чувствую, как электризуется воздух и вода вокруг меня и Сани. Эта неожиданная нагота ошеломляет нас. Девушки купаются с азартом, тихо переговариваются, смеются, подпрыгивают на волнах. Я и Саня выходим на берег раньше них. Слабый свет набережного фонаря еле освещает наши тела. Мы вытираемся футболками, одеваем трусы и олимпийки, наливаем в стаканчики вино и ждем выхода купальщиц.
Они идут медленно, подбирая место для каждого шага среди гальки. Их тела, подтянутые ежедневным плаванием, производят впечатление совершенства. Играя в равнодушие от наших пристальных взглядов, они не спеша, вытираются полотенцами, взмахивают мокрыми волосами. Я впервые оказываюсь так близко с обнаженным женским телом. Невольно засматриваюсь.
— Вина для согрева? — наконец предлагаем мы девушкам, когда их обряд с вытиранием закончен.
Они переглядываются между собой, ведя неуловимый для нас диалог взглядами.
— Не откажемся. — наконец решают они и улыбаются нам.
Девушки присаживаются рядом на свои полотенца, накидывают на плечи кофты.
Бутылка пустеет быстро. Интуитивно мы делимся на пары и во взаимном порыве, без сомнений и раздумий, оказываемся в объятиях друг друга.
С неописуемыми обалдевшими выражениями лиц, мы возвращаемся с Саней в наш корпус. Молча ложимся спать и встаем только к обеду нового дня. В ночной эйфории, мы даже толком не попрощались с нашими ночными купальщицами. Только узнали, что они из пансионата, название которого мы так и не вспомним потом. Эти две прелести так и останутся для нас мистическими красавицами из южной ночи. А может, они и не были настоящими, может это нимфы воплотились, чтобы скрасить наш досуг? Уж слишком совершенно были отточены линии их силуэтов, идеальны профили и красивы миндалевидные глаза.
После обеда мы не идем на пляж. Поднимаемся на солярий и ложимся в релаксации на лавочки в тени навеса. Сквозь виноградные листья, подсвеченные ярким солнечным светом, проступают кусочки голубого неба, по которому иногда проскальзывают легкие прозрачные облака и маленькие запятые парящих птиц. Эта картинка навсегда отпечатывается в моей памяти. Потом будет еще много подобных пейзажей, но этот, так щедро подкрашенный счастливым восприятием юности, будет главенствующим во внутреннем фотоальбоме о морском отдыхе. Мы даже не разговариваем с Саней. Как-то само собой получается, что отсутствие вербального общения, не прерывает нашего внутреннего диалога. Я чувствую, что мы можем без неудобства молчать с ним об одном и том же. И первое сказанное слово, кем-то из нас понимается сразу. В последствии я стану очень ценить отношения с людьми, доведенные до подобного совершенства.
* * *
— Моя жизнь бессмысленна! — с блеском проступивших слез, говорит нам наша одноклассница Лена.
Она подкуривает сигарету и в полумраке вечера, ее лицо освещается красноватым отблеском огонька. Глаза блестят от накативших слез.
— Что случилось? — недоумеваю я.
— Мне уже шестнадцать лет, но в моей тупой жизни не происходит ничего, о чем может мечтать девушка.
Она говорит эти слова с таким отчаянием, что мы начинаем понимать, как накипело у нее внутри. Она настолько переполнена эмоциями, что ей абсолютно плевать, кому она это высказывает. Мы не были особо дружны с ней. Я, Саня и Серега слушаем ее без тени иронии, уловив драмотичность ее накрученного состояния.
— Лен, ты это о чем сейчас?
— Мы здесь уже десять дней. А я ни с кем не познакомилась. Понимаете, никто не дарит мне цветы, никто не целует, в конце концов. Мне хочется любви, я — женщина. А ничего подобного не происходит. Ни там, дома, ни здесь. Я что уродина? Что со мной не так?
— Лен, ты загоняешь, ты — симпатичная девчонка.
— Меня даже мысли посещают покончить с этой дурацкой жизнью.
— Вот это ты гонишь! Послушай, через день, через неделю или месяц, все переменится. Ты вспомнишь этот вечер, эти свои слова, как глупость. Нужно просто подождать. Ничего из ряда вон не случилось, чтобы так убиваться.
— Вот именно, ничего не случилось. Ладно. Спасибо, что выслушали. Пойду к девчонкам, мы в город собрались.
Неимоверно глупая и в тоже время вполне серьезная ситуация. Для молодой девушки, нетерпеливой, живущей в своих мечтах все эти якобы мелочи кажутся смыслом ее жизни. Максимализм данного периода восприятия окружающей действительности давит на ее сознание, как многотонный пресс. Ранний успех ее подруг ранит самолюбие. Потом эта нетерпеливость выльется в ранний брак. Ее неуемная жажда любви задушит отношения с мужем, у которого пропадет интерес к женщине, добиваться которой совершенно не нужно, а, наоборот, нужно отбиваться, чтобы выкроить время для себя. Её самолюбие не захочет понимать, почему еще один вечер с любимой женой наедине дороже футбольной трансляции и общения с друзьями. Брак рассыплется и превратится в очередную трагедию, побег из которой кроется в моментальном поиске нового объекта обожания. Мужчины со временем начинают чувствовать таких женщин и избегают их. И так девичьи грёзы разбиваются о жизненную реальность. Они сами душат зародыши серьезных отношений и заставляют бежать возлюбленных к тем, за кем будет возможность побегать, за кого нужно будет повоевать с соперниками и проявить себя.
— Вот, дура! — заключает Серега — Напихала в голову всякой хрени!
Он с раздражением бросает окурок под ноги и зарывает его одним движением в щебень.
Через день Лена придет в совершенно ином настроении. Она демонстративно поднимется на солярий с большим букетом роз, и загадочно улыбаясь, полунамеками расскажет о замечательной встрече с прекрасным принцем, подарившем ей этот роскошный букет.
— Она уже час повсюду с этим букетом ходит. Я бы давно его поставила тихонько в комнате. — говорит с тенью иронии Анка. — Хотя…пусть порадуется. Ей это нужно.
— Ну, да, букет подарить за возможность доступа к молодому организму это, как раз из серии морских романов. Чем круче букет — тем быстрее доступ. — цинично резюмируем мы.
* * *
Наступает последний день нашего морского отдыха. Славик и Серега подозрительно тихо ускользнули после обеда из лагеря и на пляж с остальными не пошли. Мы с Саней провалялись на гальке, изредка с ленью окунаясь в море, чтобы остыть.
— После ужина может на гору полезем? — предлагаю я Сане. Он молча кивает о согласии.
Все эти дни мы собирались с ним выбраться полазить по горам, но так и не удосужились до последнего дня.
Вдвоем мы отправляемся к скалистому склону, который переходит в серую отвесную скалу. Карабкаемся вверх и любуемся оттуда видом заката. Солнце уже подошло довольно низко к морскому горизонту, но продолжало светить еще очень ярко.
— Пацаны, сюда! — услышали мы откуда-то невнятное призывное бормотание.
Повертев головой, мы замечаем на соседнем склоне Серегу. Он жестикулирует нам и говорит едва слышимые слова в печальной интонации.
— Помогите. — почти шепчет он голосом раненого бойца.
Я в этот момент даже труханул, уж не случилось ли чего у него там. Пришлось слезать с нашей скалы и карабкаться на соседнюю, отделенную темной расщелиной.
Довольно быстро я залез по шершавой поверхности каменной породы к Сереге. Саня лез следом.
— Пацаны, выручайте. — пробормотал усталым голосом Серега.
И тут мы увидели, в чем была причина его призыва. Он был пьян в стельку, под ногами у него лежало неподвижное тело Славика с запрокинутой головой и открытым ртом. Славик тихо спал. На каменистой площадке уступа почетно валялась распитая бутылка водки. Вторая стояла недопитая в траве.