Пошлейшим образом (неожиданно для всех) выступил Аксен: империализм - Социнтерн, Брандт-Бжезинский, словеса в адрес КПСС и Брежнева, 60-летия Октября (это на закрытом-то деловом заседании!). Поляк - нуль. Монгол, мудро понимая свое место, - управился в три минуты. Кубинец произнес многословную речь на тему о том, что «так нельзя»: высшая норма интернационализма - это когда один народ проливает кровь за интересы другого. А нам, мол, здесь румыны не позволили даже выразить солидарность с делом революционной Эфиопии. Как мы (т.е. делегация) объясним это в Гаване?! Че Гевара (!) говорил, что мобильность и боеспособность партизанского отряда определяется по самому плохому и безответственному бойцу. Так что же - мы будем равняться на Чаушеску? И т.д. Зачем, мол, нужны такие встречи, где коммунисты не могут говорить откровенно.
Однако гвоздем был Биляк (член президиума ЦК КПЧ): Борис Николаевич, мол, объяснил нам здесь, что вы все поедете на съезд КП Испании. Каррильо и западная пропаганда нас называют марионетками, ставленниками оккупантов, что мы не представляем своего народа и т.д. Поэтому нас (чехословаков) туда не пригласили. Не думаете ли вы, что поехав, вы косвенно присоединитесь к этой характеристике Каррильо и Ко?! Мы не можем возражать против вашего решения, но подумайте о нас. Что мы виноваты в том, что приняли вашу интернационалистскую помощь?!
Вопрос поставлен. Но выводов встреча никаких, конечно, не сделала, потому что на таких встречах проблемы не обсуждаются, а излагаются.
Кубинский вопрос также остался без ответа.
А вообще странная ситуация складывается. Чехов сейчас, в связи с 10-летием событий, клюет и попирает весь мир. Мы и тем более другие соцстраны отмалчиваемся. Это для нас не актуально, да и не нужно - «муссировать». Между тем, вокруг таких людей, как
Биляк и большинство чешского руководства, «стихийно» в партийной среде братских стран складывается климат пренебрежения, если не презрения. И не только по причинам «более общим», но и потому, что в человеческом плане они все убогие, серые, глупые, злые и т.д. В словах Биляка я почувствовал, что они, эти чехи, понимают, в каком они очутились положении даже среди тех, кто их сделал тем, кем они являются.
Перебирая книжные полки, наткнулся на свою статью в № 5 «Новой и новейшей истории» за 1961 год. Она была написана по настоянию покойного академика Губера, тогдашнего главного редактора, который сватал меня на роль зама. Я тогда только что вернулся из Праги. Помнится, тоже покойный Ерусалимский в свойственной ему манере легкой насмешки, встретив на улице, сказал мне: «Говорят, ваша статья подняла вдвое тираж журнала» А Севастьянов (ныне большой деятель Института истории), впрочем, человек подхалимажный (я только что поступил в ЦК), сказал: «Каждую страницу перечитывал по несколько раз, потому что мыслей больше, чем фраз». Вспомнилось все это. Между прочим, я тогда еще не очень опытный был «в составлении тестов». Перечитал его сейчас. Она, действительно, написана лихо. А главное - по сравнению с мыслями и выводами, которые там так густо слеплены, целые тома научной литературы, появившиеся с тех пор, не добавили ничего нового. Даже нынешние еврокоммунисты в общем-то (с точки зрения анализа новых условий революции в их странах) тоже ничего нового не сказали: там уже все это было сказано в поразительно точной (и смелой для того времени) форме. Теперь уже, наверно, так не напишу, не хватит воли.
8 марта 78 г.
Позавчера над Ливией взорвался вертолет, в котором летели Ламберц (член ПБ СЕПГ) и Пауль Марковский (зав. международным отделом СЕП1 ), которого я знал лет 15. Это силезец, жизнерадостный, умный, хитрый, открытый к нам, очень способный политически (знает активно пять европейских языков), по-немецки грубовато веселый. Он был другом многих из нас в международных отделах ЦК. Я видел его в последний раз в январе, когда он приезжал с Аксеном по поводу будапештской встречи. Ламберца я знал меньше. Это самый молодой их член ПБ. Но острота известия усилена тем, что всего 4 дня назад я жал ему руку в «Геллерте».
Б.Н. предупреждал Ламберца в Будапеште: «Не надо, мол, так часто летать туда, не безопасно, без вас обойдутся». В Ливии они оказались по пути в Эфиопию, в которой СЕПГ «тесно ангажировалась», помогая главным образом в создании «марксистско-ленинской партии».
Казус Кривогуза в АОН (Академия общественных наук при ЦК КПСС). «Коминтерн и социал-демократия» на семинаре в Галле, за которым последовала «телега» на уровне Хоннекер-Брежнев. Начался процесс изгнания из АОН с выговором по партийной линии. Дурак есть дурак. Даже Красин (его зав. кафедрой) признал это. И нет спасения. Но каковы фрицы! Подсадили в свое время Бовина, потом «сняли» Рыженко (ректора АОН), который сейчас спивается, теперь Кривогуз! Может быть они совсем одурели от «Шпигелевского» манифеста, и поскольку нет у них выхода, как бегство вперед (еще дальше в «потребительское общество» и, значит, в объятья ФРГ), они стараются показать себя перед Москвой сверхортодоксальными и «верными» по идеологической части?!
16 марта 78 г.
У меня состоялся разговор с Перцовым. Володя Перцов - референт в нашем Отделе. Много лет занимается Испанией, знает ее, что называется, вдоль и поперек. Увлекательно рассказывает о нравах и привычках в разных ее провинциях, о художниках и писателях, о городах и соборах, о франкистах и коммунистах... Он любит эту страну и его там любят. Его лично знают сотни, если не тысячи испанцев самых разных взглядов и состояний. Он широко пользуется особым отношением в Испании к нам, советским, какое родилось благодаря нашей романтической, пламенной, искренней солидарности с республиканцами во время гражданской войны 1936-39 годов. С Каррильо, Генеральным секретарем компартии Испании, дружен (как и с Долорес Ибаррури, председателем партии, национальной героиней).
И вот, вернувшись в очередной раз из поездки в Испанию, Владимир мне передал свой разговор с Сантяго, предварив замечанием: «Такого в шифровке оттуда не напишешь - не поймут, а то еще и по шее схлопочешь».
«Вы, в Советском Союзе, - говорил Каррильо, - напрасно считаете меня антисоветчиком. Если б я был антисоветчиком, я бы не такое про вас наговорил и написал: ведь у меня в СССР тысячи глаз и ушей, и я знаю про вас все, и не только то, что делается в Москве... *Дела у вас идут плохо, все хуже и хуже. А вы их не хотите обсуждать даже внутри, между собой... Вот я написал книгу («Еврокоммунизм и государство»). Писал, можно сказать, дилетантски, некогда было, да и нет школы настоящей в теории. Но книга продиктована назревшими нашими здесь потребностями и задачами. А что вы? Вы глупо обругали книгу, заодно обозвали меня еще раз антисоветчиком! У вас огромное множество ученых, квалифицированных людей, целые институты. Почему бы вам не поспорить со мной, не показать всерьез моих слабостей, не доказать моей неправоты, не дать своих ответов на поставленные там проблемы? Вы этого не делаете. И не делаете потому, что вы боитесь настоящей дискуссии, не хотите ее. Так же, как вы не хотите и не можете всерьез обсуждать свои внутренние проблемы...
И вообще, Володя, - продолжал Каррильо, - невозможно, чтобы такой страной, как ваша, великой, мощной, с таким прошлым, с таким значением для всего человечества, - чтобы такой страной управляли хилые старики, ни на что уже не способные. Был у вас Катушев на подходе, да и того выкинули! Доведете вы свою страну до того, что у вас начнутся «польские», «венгерские» или «чешские» события. Это будет катастрофа. И не только для вас... Для всех нас - тоже! Вот почему мы не можем и не будем молчать. И если вы сами не хотите - с полным и правильным знанием дела - разобраться по-ленински в своих проблемах и заглянуть правде в глаза, то мы обязаны, пусть неумело и неквалифицированно, тыкать вас носом... Предупреждать об опасности, попытаться вызывать в вас тревогу.
Берлингуэр думает так же. Но он итальянец, мягок и дипломатничает с вами. А мы, испанцы, проще, прямее, поэтому и попали у вас в антисоветчики. Признаюсь тебе, что на встрече тройки в Мадриде (я - Марше - Берлингуэр) мы обсуждали то, о чем я тебе сейчас говорю. И все трое были одинакового мнения».
