Вставший на ноги несчастный испуганно озирался, искоса поглядывая то на красивого юношу, то на жуткого рыжего великана, надевшего страшные на вид перчатки с рыцарских доспехов и разминавшего сейчас пальцы. Мясник же, размявшись, с извечной усмешкой подошел к выкупленному узнику и со всей силы ударил его в грудь. Раздался хруст костей, несчастный упал, откатился от Мясника и попытался встать на ноги, но резкая острая боль в боку помешала ему. Похоже, что у него были сломаны ребра. Мясник схватил жертву за шиворот, поднял и свободной рукой снова ударил, на этот раз в лицо. Брызги крови полетели во все стороны. Антуан жадно втянул воздух, наполняя легкие кровавыми флюидами, а рот – вкусом плоти несчастного. Вместо лица у жертвы образовалось огромное кровавое месиво, острые края металлических перчаток сорвали с него кожу, которая висела лоскутами. Несчастный закричал диким голосом и попытался вырваться из рук Мясника, но тот крепко держал его за шиворот, продолжая наносить удар за ударом в лицо, в голову, в шею. Вскоре выкупленный заключенный замолк и повис на мускулистой руке, словно вызревшая виноградная кисть. Тогда Антуан слез с коня, подошел, достал из ножен на удивление остро отточенный кинжал, примерился и одним ловким взмахом отсек у несчастного икру. Тот закричал из последних сил и навсегда затих. Антуан же приподнял кусок отрезанного мяса и выдавил кровь себе в рот.

Разделав тело, Антуан и Мясник закопали остатки в роще и вернулись в замок только под утро. Юный маркиз де Ланж бесцеремонно разбудил повара и распорядился, чтобы тот немедленно накормил собак привезенным им мясом. Увидев, что привез маленький господин в мешке, Филипп содрогнулся, однако желание отомстить оказалось гораздо сильнее природной брезгливости, и он, подозвав собак, принялся раскидывать куски мяса по двору замка. Собаки громко чавкали, поглощая человечину, дрались за лучшие куски. Старый повар с отвращением смотрел на свою свору. Вышедший на балкон Антуан также наблюдал за животными, только, в отличие от брезгливо сторонившегося зрелища Филиппа, ему интересно было следить за тем, насколько собакам понравится угощение.

Так юный маркиз де Ланж стал кормить собак человечиной каждый день, привозя в замок утром свежее мясо. Можно было предположить, что судья сказочно обогатился из-за этой затеи Антуана, однако же на самом деле юноша после получения стариком взятки в виде алмаза сумел прижать его и не дал жадности взять верх над фамильными сокровищами Медичи. Больше судья ничего не смог получить от Антуана, хотя и продолжал поставлять ему все новые и новые жертвы.

Мясник по распоряжению юного маркиза нанял двоих отчаянных молодцов, которые во главе с Ежевикой денно и нощно дежурили в доме Франсуа Нуаре, не то ожидая охотников за головой Одноглазого Марата, не то самого бывшего комиссара революционной коммуны, который, увидев расклеенные по всей провинции афиши, мог самолично прийти к дядюшке Франсуа за обещанной наградой и убить тем самым двух зайцев: и награду забрать, да и самого дядюшку, как зайца, прикончить.

Ровно через неделю после расклейки афиш, призывавших всех желающих жителей Бордо принять участие в охоте на человека, в дверь дома Нуаре кто-то постучал. Надо отметить, что нотариус, к которому рантье заезжал буквально перед этим, сообщил, что к нему уже обратилось за разъяснениями более сорока человек. Такого не бывало в провинции даже во времена террора, когда якобинцы призывали жителей сдавать скрывающихся роялистов и просто аристократов.

Молодцы встали по бокам от старого охотника за трюфелями, а Ежевика осторожно приоткрыл дверь, но ровно настолько, чтобы одним глазом увидеть стоящего перед ней пожилого господина. Пожилой господин почтительно поклонился и поинтересовался, здесь ли проживает мсье Франсуа Нуаре. Ежевика посторонился, пропуская господина в дом. Там его встретил дядюшка Франсуа.

– Позвольте спросить, вы ли тот самый мсье Нуаре, рантье, который обещает за поимку Одноглазого Марата, Друга народа, пять тысяч ливров золотом?

Франсуа Нуаре кивнул в знак согласия.

– Позвольте представиться, – учтиво поклонился пожилой господин, посматривая на молодцов, окружавших охотника за трюфелями. – Начальник бордоской сыскной полиции Анри Дюпон.

Ежевика немного стушевался, услышав имя лучшего сыщика провинции, наводившего ужас на всех жуликов, убийц и воров Бордо, который, по слухам, мог поймать любого законспирированного уголовника.

Анри Дюпон и Франсуа Нуаре прошли в комнаты и сели друг напротив друга за стол. Начальник сыскной полиции вежливо попросил, прежде чем они приступят к обсуждению передачи искомого мсье, показать ему обещанные деньги. Мясник, случайно оказавшийся в тот день у старика, на его вопросительный взгляд молча кивнул головой и вновь стал с превеликим уважением рассматривать следователя. Нуаре вынул из бюро шелковый мешочек и высыпал из него на стол перед Анри Дюпоном золотые монеты.

– Вот. Ровно пять тысяч. Соблаговолите пересчитать?

– Я верю, – просто ответил знаменитый сыщик.

Он встал и вышел из дома, чтобы тотчас же возвратиться в сопровождении двух полицейских, одетых, однако же, в штатское, ведущих под руки человека, чья голова была завернута в мешок, отчего его никак нельзя было узнать.

– Прошу! – несколько торжественным тоном представил завернутого в мешок человека Анри Дюпон. – Марат Бенон, именуемый также Одноглазым Маратом, Другом народа, собственной персоной!

Один из полицейских сдернул с головы представленного мешок, и перед присутствующими действительно предстал предатель Марат. Правда, на прежнего ловкого контрабандиста, торговца конфискованной солью, он походил теперь лишь издали. Одноглазый Марат успел за время своего негласного владычества в провинции и последующего бегства и укрывательства сильно постареть. В волосах его, некогда густых и пушистых, а ныне редких, появилась седина, лицо обрюзгло, как и когда-то сильное упругое тело, вместо которого теперь выпирал живот и огромные мешки жира по бокам. Глаза подслеповато щурились на свет и часто моргали, словно это были глаза совы, вынутой из дупла в полдень. Однако перед Мясником и Франсуа Нуаре стоял Одноглазый Марат все с той же повязкой на глазу, который все тем же хриплым голосом сказал:

– Что, Анри, продал-таки меня? Зря я тебя тогда не казнил, зря.

– Ты, Марат, тоже никогда мне не нравился. И если бы я тебя не продал этим господам, то уж точно бы сам казнил. А так хоть за твою жалкую шкуру хорошие деньги получу, да и удовольствие от знания, что страшнее смерти тебе уж никто не придумает, чем маркиз де Ланж, – ответил начальник бордоской сыскной полиции. – Итак, мсье Нуаре, – обратился он к охотнику за трюфелями, получая на руки шелковый мешочек. – Я ручаюсь за своих людей, что мы ничего не видели и не знаем, где находится некий Одноглазый Марат. Прощайте.

И Дюпон, учтиво раскланявшись, в сопровождении полицейских покинул дом. Люка подошел к стоявшему посреди комнаты связанному Марату и почти нежно положил ему руку на плечо:

– Ну что, поехали к маленькому господину. Через полчаса пленник был доставлен в замок Мортиньяков. Антуан распорядился посадить его в заранее подготовленную в подвале замка просторную клетку. Когда Мясник приковал ноги Марата с помощью короткой цепи к решетке, юный маркиз де Ланж лично спустился в подвал, дабы поприветствовать своего пленника.

Марат, увидев Антуана, злобно плюнул в его сторону.

– Убирайся, выродок, сын выродка! – воскликнул он.

Антуан, склонив голову набок, с интересом разглядывал своего врага, нисколько не обращая внимания на его эскапады. Он оглянулся на стоявшего за спиной верного телохранителя и спросил:

– Не правда ли, Люка, он сильно сдал за то время, что мы его не видели?

– Да, Ваше сиятельство.

– Прикажи Филиппу, чтобы хорошо накормил нашего гостя. Накормил его мясом. – Антуан выразительно посмотрел на Мясника и вышел вон из клетки.

Вскоре Филипп, преодолевая хромоту, спустился в подвал, неся на вытянутых руках большую миску, от которой исходил аромат жареного мяса. Одноглазый Марат, уже более суток ничего не евший, даже зачмокал губами от удовольствия.