Интерес к строению человеческого тела подвиг Антуана к чтению специальной литературы. Правда, таковой в той части библиотеки, которую Летиция привезла из Флоренции, оказалось не так уж много. Всего две книги, «Anatomica» Сибериуса и «Атлас человеческого тела, созданного Господом», написанный пражанином Станиславом Новотным. Сибериус не понравился Антуану. Книга была написана сухим латинским языком с множеством ошибок. Ее явно несколько раз переписывали люди, слабо разбиравшиеся в латыни, прежде чем книга была напечатана. А вот работа мастера Новотного прямо-таки захватила Антуана. Мальчик просиживал с атласом в библиотеке целые дни, внимательно изучая строение мышечных тканей и скелета человека. Атлас был снабжен прекрасными цветными иллюстрациями, многие из которых можно было развернуть. Антуан раскладывал на столе библиотеки нарисованного человека, с которого будто кожу сняли, и медленно водил пальцем по венам, представляя себе, как по ним струится живительная влага. Услышав однажды на уроке от учительницы мадам Карра о том, что древние обожествляли человеческое тело, делая из его совершенствования культ, Антуан немедленно заинтересовался античной литературой, коей в библиотеке было предостаточно.

Столь раннее развитие своего обожаемого сына и его тягу к знаниям мать объясняла тем, что в его жилах текла кровь самых высокородных предков, каких только возможно было сыскать в Старом и Новом Свете: кровь Мортиньяков и Медичи. Бесконечные поколения, предшествовавшие появлению Антуана де Ланжа, воспитывались лучшими учителями, имели лучшие стол и кров, любили лучших женщин мира. Заложенные предыдущими поколениями знания и возможности позволили Антуану быстро развиться и казаться намного умнее своих низкородных сверстников.

Летиция, видя рвение сына к знаниям, поощряла его исследовательский пыл, постоянно подогревая историями, которых она знала предостаточно и которые Антуан с удовольствием выслушивал перед отходом ко сну. Конечно, Антуану, как и всякому другому ребенку, также нравилось слушать перед сном сказки, особенно он любил историю о Красной Шапочке и еще в раннем детстве частенько просил мать рассказать ее на ночь, правдиво объясняя свое желание тем, что после этой сказки очень крепко засыпает.

Мать часто просиживала вместе с сыном в библиотеке. Изредка Антуан отрывался от чтения и просил Летицию объяснить новое слово или тот или иной непонятный кусок текста. Мать терпеливо разъясняла сыну трудные места. Казалось, будто она знает абсолютно все, однако же на самом деле Летицию частенько ставили в тупик вопросы, задаваемые Антуаном. Она отрывалась от чтения и подолгу смотрела на сына, удивляясь про себя столь раннему развитию.

Антуану очень нравилось заниматься в библиотеке. Ему импонировали высокие, темного дерева стеллажи, заставленные фолиантами, глубокие кресла и мягкий диван, обитый дорогой тканью, тяжелые бархатные портьеры на окнах и красивые картины, на которых были изображены прекрасные пастушки с лицами известных куртизанок времен Людовика XIV. Сидя с книгой на коленях, Антуан окидывал взглядом библиотеку, особенно уютную зимой при свете свечей, и говорил себе, что это и есть то, что мать называет одним словом «charmant». Летиция постоянно повторяла, что единственное, чему французы могут научить итальянцев, так это тонкости вкуса. Она говорила Антуану, что его хороший вкус привит многими поколениями предков, в чьих жилах текла голубая кровь, поэтому Антуан подсознательно должен стремиться ко всему утонченному и прекрасному.

– Об этом, mon amour, говорит и то, что он бризерианец, – говорила Летиция Жоржу.

Де Ланж лишь пожимал плечами. После своего фиаско с использованием способностей Антуана в поисках кладов отец потерял интерес к сыну. Они отдалились друг от друга и практически перестали общаться. Жорж признался как-то вечером Летиции, что совершенно не понимает сына.

– Скажи, ma cherie, ну почему он целыми днями напролет стал просиживать, словно сухарь-священник, над этими убогими книжонками? – спрашивал де Ланж жену. – Как будто ему недостает того знания, которое преподает мадам Карра.

Летиция с сомнением окидывала взглядом своего мужа. Жорж еще более изменился за последний год. Он сильно пополнел, у него появился живот. А кроме того, де Ланж стал несдержанным, вспыльчивым и грубым, каковым не был ранее. Ни о каком самоусовершенствовании или же получении дополнительных знаний здесь и речи быть не могло. Единственным, что доставляло Жоржу радость, были охота, казни преступников и посещение ставших к тому времени модными политических сборищ.

В канун двенадцатилетия Антуана Летиция объявила Жоржу, что он должен сделать сыну настоящий подарок, а не устраивать очередную пьяную пирушку.

– Прекрасно, – неожиданно обрадовался де Ланж.

Именно в то время в провинции появился передвижной театр. Во Франции 1789 года враждебный настрой против королевской власти был настолько силен, что всякие мало-мальски свободомыслящие собрания молодых, буйного нрава людей вовсю приветствовались толпой голытьбы. Ну а если они еще и смешивали с грязью королевскую семью, то публике уже не важно было, хорошо или плохо актеры играют. Выступления передвижного театра всюду собирали полные толпы зевак, а стало быть, кассовые сборы были хорошими.

До интенданта Бордо уже дошли слухи о четырех смутьянах, двух юношах и двух девушках, разъезжавших в повозке по маленьким городкам и деревенькам и смущавших умы провинциалов бунтарскими мыслями. Сначала он не обращал внимания на передвижной театр, но после разговора с Летицией ему в голову пришла прекрасная мысль. Де Ланж призвал к себе верного Мясника и приказал ему срочно схватить театралов и привезти их в замок ко дню рождения Антуана. Люка во главе ватаги молодчиков быстро нагнал разноцветную повозку, надавал тумаков юношам, позволил своим молодчикам немного позабавиться с девицами, а затем отвез пленников в родовой замок Мортиньяков. Там он запер комедиантов в подвале, отвел лошадей на конюшню, приказал молодчикам сжечь разноцветную повозку, а сам отправился доложить господину, что его приказание выполнено.

На следующий день в огромном зале замка был накрыт длинный праздничный стол. Гости начали съезжаться к полудню. Это были самые высокородные аристократы провинции, помнившие Антуана еще совсем малюткой. Наконец в зал спустился сам виновник торжества. Он был тщательно причесан, надушен, завит и одет по последней моде. Гости ахнули, увидев прекрасного мальчика, мило улыбающегося им и смотревшего на всех ясными небесно-голубыми глазами.

«Ах, как прелестен наш Антуан», – шептали все, пока именинник шел к своему высокому креслу, поставленному во главе стола.

Лакеи суетливо сновали вокруг гостей, за столом звучали тосты по случаю двенадцатилетия будущего маркиза де Ланжа, из кухни приносили новые яства. Ранние февральские сумерки заставили хозяйку замка распорядиться, чтобы слуги зажгли в зале свечи. К маркизу де Ланжу тихо подошел лакей и что-то шепнул на ухо. Жорж встал из-за стола. Все разговоры разом смолкли. Маркиз повернулся к сыну и обратился с речью:

– Мой дорогой сын! Сегодня тебе исполнилось двенадцать лет. Я с гордостью могу сказать, что ты в свои годы достиг гораздо большего, чем я в твоем возрасте. Я горд за сына! – громко повторил маркиз. – И я подготовил для тебя, Антуан, и для вас, дорогие гости, маленький сюрприз. Прошу всех проследовать в соседний зал.

Гости, возбужденно перешептываясь, повставали с мест и направились вслед за Антуаном, ведомым за руку отцом, в соседний зал, где уже была приготовлена импровизированная сцена с задернутым занавесом, разукрашенным волшебными звездами. Перед сценой слуги заранее расставили кресла, в которых расселись гости. Из-за занавеса осторожно выглянула рыжеволосая голова Мясника. Люка выжидательно посмотрел на маркиза и, получив от него разрешение начинать, скрылся.

К публике вышли две девушки-актрисы, одетые селянками. Они поклонились маркизу и Антуану и под пение веселой народной песенки медленно раздвинули занавес.