Наконец послышался топот копыт. Роджер вытянул шею, стремясь поскорее увидеть, приближается ли это карета его противника или же какого-то другого путешественника. Вскоре он разглядел между деревьями запряженный шестью лошадьми экипаж и форейтора в зелено-золотой ливрее графа де Келюса.

Аббат шагнул на дорогу и взмахнул свертком; карета с грохотом затормозила. Что произошло потом, не могли видеть ни Роджер, ни виконт, так как де Перигор находился по дальнюю сторону кареты, а тусклый свет не позволял что-либо разглядеть сквозь окна на таком расстоянии.

Следующие три минуты показались Роджеру вечностью. Потом аббат вышел из-за кареты и, хромая, направился к ним. Он прошел полпути, когда карета внезапно тронулась. Роджер и де ла Тур д'Овернь поскакали навстречу де Перигору.

– Все бесполезно! – крикнул аббат. – Я клялся, что вы дворянин и назовете себя, если он отойдет от кареты – вне поля зрения его слуг. Я сказал ему, что месье де ла Тур д'Овернь будет наблюдать, чтобы дуэль велась честно, и что с нами есть врач, но все напрасно. Он заявил, что не станет драться, будь вы даже самим королем.

Карета де Перигора преграждала дорогу, поэтому кучеру де Келюса пришлось направить лошадей по траве, чтобы объехать ее, но к этому времени он уже снова выехал на дорогу.

Роджер бросил укоризненный взгляд на де Перигора. Он рассчитывал, что бойкий язык аббата, могущий в равной степени быть сладкоречивым и ядовитым, убедит де Келюса принять вызов. В голове у него мелькнула мысль, что де Перигор, стараясь уберечь его, затеял с ним игру. С самого начала аббат ясно дал понять, что считает нелепым рисковать жизнью, спасая девушку от брака только потому, что ей не нравится жених, выбранный для нее отцом. Должно быть, он решил передать вызов таким образом, чтобы де Келюс мог его отвергнуть, не роняя при этом лица.

Сообразительный аббат сразу же понял мысль Роджера и с негодованием заявил:

– Клянусь честью, я сделал для вас все, что мог. Я даже бросил к его ногам шпаги – они остались в его карете.

Кучер де Келюса погнал лошадей рысью, и карета исчезла за деревьями, окаймлявшими дорогу на юго-восток.

Внезапно де ла Тур д'Овернь пришпорил лошадь и крикнул:

– Скачите за мной! Мы его догоним!

– Спасибо, аббат! – поблагодарил Роджер и, повернув лошадь, помчался галопом следом за виконтом.

Карета не успела отъехать далеко, но, услышав топот копыт по дерну, двое лакеев, едущих в открытом багажном отделении, повернулись и увидели, что их преследуют. Света было достаточно, чтобы разглядеть на одном из преследователей маску. Лакеи сразу же закричали кучеру и форейтору:

– Allez! Allez! 132 На нас напали разбойники! – И шесть превосходных лошадей перешли с рыси на галоп.

У всадников было преимущество перед тяжелым экипажем, и через пару минут они приблизились к нему, но лакеи вытащили из-под сиденья мушкетоны с широкими дулами и стали целиться.

Роджер упал духом. Казалось почти невозможным проскакать мимо кареты и заставить ее остановиться, не получив при этом порцию свинца. Но де ла Тур д'Овернь извлек из кобуры пистолет, взвел курок и выстрелил в лакея, сидевшего слева. Пуля угодила ему в плечо, и бедняга с криком уронил мушкетон.

Второй лакей выстрелил, но в этот момент карета подпрыгнула на камне, и пуля просвистела над головой Роджера.

Несмотря на стрельбу и крики, кучер, пригнувшись на козлах, продолжал хлестать лошадей. Но в следующую минуту всадники поравнялись с ним по обеим сторонам кареты.

Вытащив из кобуры второй пистолет, виконт направил его на кучера и крикнул:

– Стой, парень! Иначе расстанешься с жизнью!

Кучер понял, что с ним не шутят, и натянул поводья. Неуклюжая карета, скрипя на все лады, остановилась.

Проскакав около двадцати ярдов, Роджер и де ла Тур д'Овернь снова подъехали друг к другу прямо возле взмыленных передних лошадей.

– Дайте мне поводья! – крикнул Роджеру виконт. – Я послежу за этими людьми, пока вы разберетесь с графом. Пусть Бог хранит вас и придаст силы вашей руке!

– Благодарю вас! – отозвался Роджер. Бросив виконту поводья, он соскользнул на землю.

Внезапно Роджер вспомнил, что на нем шпоры. Нагнувшись, он отстегнул их и сунул в карман. К тому времени, как он добрался до дверцы кареты, граф де Келюс распахнул ее и, положив руку на подоконник, высунул наружу смуглую безобразную физиономию.

Переведя дыхание, Роджер церемонно поклонился.

– Сожалею, месье граф, – заговорил он, – что обстоятельства не позволили мне прислать к вам моих секундантов и предложить вам выбор оружия, времени и места, но мы должны драться немедленно. Прошу вас сойти.

– Проклятие! Кто вы такой? – сердито осведомился граф. – И что означает этот фарс?

– Это не фарс, – холодно ответил Роджер. – Надеюсь, вы скоро в этом убедитесь. Что касается меня, то месье аббат де Перигор уже объяснил вам, что вы не опозорите свою шпагу, скрестив ее с моей. Как только мы избавимся от любопытных взглядов, я сброшу маску и отвечу вам на все вопросы относительно моей личности. Поторопитесь, если вы не предпочитаете драться в темноте!

– Без причины я не стану драться ни в темноте, ни при свете, – проворчал де Келюс.

– Я назову вам причину, как только мы отойдем в сторону. И эта причина покажется вам достаточно убедительной.

– Если я сочту ее убедительной, это будет означать вашу смерть, юный нахал!

– Меня вполне удовлетворяет ход ваших мыслей, но позвольте предупредить, что я намерен убить вас, если смогу!

– Следовательно, вы считаете, что я нанес вам смертельное оскорбление, хотя мне о нем ничего не известно?

– Можно сказать и так. Как бы то ни было, я не стану ни просить, ни давать пощады.

На момент показалось, что де Келюс намерен выпрыгнуть из кареты, но он, очевидно, передумал.

– Нет, – твердо заявил граф, – я не стану драться с незнакомцем из-за оскорбления, которое я, возможно, не наносил. В другое время за вашу наглость я проделал бы в вас столько же дырок, сколько бывает в нашпигованном каплуне, но сегодня вечером я не в том настроении. – Он сел и захлопнул дверцу перед носом Роджера.

Ухватившись за ручку, Роджер снова открыл дверцу и просунул голову внутрь.

– Чем этот вечер отличается от других? – крикнул он. – Вы не пользуетесь репутацией труса. Когда же вы успели им стать?

Де Келюс рассмеялся:

– Можете называть меня трусом, если хотите. Мне все равно. Повторяю, сейчас я не стану драться! Через два дня я женюсь и не желаю идти на риск испортить себе наслаждение молодой женой из-за вашего случайного выпада. Через месяц я буду к вашим услугам. Если вам не терпится умереть, найдите меня в начале октября в любое время и в любом месте. Обещаю разрезать вас на мелкие кусочки.

– Именно ваш брак и оскорбляет меня! – гневно воскликнул Роджер. – Вы будете драться немедленно или я убью вас на месте! – Наклонившись вперед, он ухватился за кружевное жабо графа и резко рванул его к себе.

Покуда они орали друг на друга, Роджер заметил, что граф в карете не один. Рядом с ним сидел другой человек, но его черты не были видны в полумраке салона кареты, тем более что Роджер не сводил глаз со смуглого лица графа.

Когда пальцы Роджера вцепились в гофрированное кружево, спутник графа внезапно протянул руку и сорвал маску с его лица.

– Ventre du Pape! 133 – крикнул он де Келюсу. – Так я и думал, что. знаю этот голос! Этот выскочка – Брюк, секретарь моего отца! Вас вызвал парень, которого Атенаис подобрала в сточной канаве!

Роджер отпустил графа и отскочил назад. Но было слишком поздно. Кучер, форейтор и оба лакея, очевидно, слышали крик, так что вред уже был причинен, и ничто не могло помешать им разобраться в причине ссоры. Побледнев от досады и бешенства, Роджер смотрел на красивое надменное лицо графа Люсьена де Рошамбо.