Воспитывалась Катарина в монастыре — вышивание, молитвы, церковные песнопения, ожидание, когда мать отыщет ей мужа. Когда мужа нашли, Катарина уже давно вышла из возраста, который считался брачным для дочери королевских фамилий, но все еще ничего не знала о мужчинах, они казались ей существами совершенно другой породы. Катарина полагала, что когда-нибудь потом научится любить своего мужа, ибо в этом состояла обязанность женщины, но стоило ей только взглянуть на Карла, она поняла, что уже влюбилась в него. Все в нем очаровывало Катарину: его смуглый цвет лица, красивая внешность, сильное грациозное тело, глубокий низкий голос и мягкие интонации, — этот голос словно обволакивал ее теплом и успокаивал, эхом отзываясь в сердце.
Они поженились на следующее утро, сначала по тайному католическому обряду в ее спальне, а после полудня — еще раз в соответствии с традициями англиканской церкви. Через несколько дней супруги перебрались в Хэмптон-Корт, королевский дворец на берегу Темзы близ Лондона. И несмотря на сплетни, что Карл, мол, разочарован в браке и готов вновь принять Барбару Пальмер, как только та оправится после родов, тем не менее оба их величества казались вполне счастливыми, довольными друг другом и даже влюбленными, будто не политические расчеты были причиной их брака.
Но если Катарина и была удовлетворена, то далеко не все в ее окружении примирились со своим новым положением.
Пеналва, болезненная, близорукая старая дева, возненавидела Англию, как только ступила на остров. Эта страна слишком сильно отличалась от Португалии, чтобы ей понравиться. Старая фрейлина сразу решила, что здешние женщины распутны и нахальны, мужчины — бесчестны и развязны. И она предупредила об этом маленькую наивную королеву.
— Прежде чем ваше величество войдет в жизнь здешнего двора, все необходимо перестроить, — заявила она строго.
Катарина, восхищенная роскошными апартаментами, обтянутыми красно-серебристым бархатом, а также массивным туалетным столом и зеркалом, обрамленным в золото, счастливо улыбаясь, взглянула на фрейлину удивленно.
— Возможно. Я пока не слышала, в каком он состоянии, но не сомневаюсь, что его величестве будет счастлив отремонтировать все, о чем я его попрошу, он так любезен со мной и добр. — Она перевела взгляд на раскинувшиеся под окнами зеленые лужайки, клумбы с цветами. В темных глазах появилось мечтательное и задумчивое выражение, которое вызывало ревность и раздражение у Пеналвы.
— Вы не так меня поняли, ваше величество! Я говорила не об обстановке дворца. Вполне возможно, там все будет столь же варварским, как и сейчас… — Она терпеть не могла английский стиль. — Я говорила о манерах и морали придворных и леди.
— А что вам не нравится в них?
— Разве ваше величество не заметили, как одеваются эти женщины? Ведь они с утра до вечера ходят полуголые.
— Ну, — неохотно признала Катарина, ибо не хотела дурно отзываться о стране мужа, — они просто другие, мы не привыкли к такому у себя дома.
— Другие! Да они просто неприличны! Ни одна женщина с добропорядочными намерениями не станет так выставлять себя перед мужчиной, как эти. Ваше величество, если вы преобразуете двор, вы заслужите благодарность всей Англии.
— Я даже не знаю, с чего начинать. Да и людям не понравится, что человек со стороны…
— Глупости, ваше величество! Какое имеет значение, понравится им или нет! Ведь не вы их подданная! Они принадлежат вам, и это следует показать им всем сразу же… Иначе вы сами окажетесь просто приживалкой при дворе, вашем собственном дворе.
Катарина мягко улыбнулась: она подумала, что бедная старая леди так беспокоится о ее, королевы/счастье, что усматривает зло там, где никакого зла нет.
— Полагаю, вы неверно судите о здешних нравах, миледи. Bee выглядят так чудесно, я уверена, что это достойные люди.
— К сожалению, ваше величество, мир не таков. Добродетель не бывает показной. Послушайте совета старой женщины, ваше величество, женщины, которая долго пожила на этом свете и много повидала. Будьте хозяйкой своего королевского двора! Будьте повелительницей, а не подданной, в противном случае они бросят вас и пойдут за тем, кто их поведет, и. Господь свидетель, таковым может оказаться очень плохой человек. Начинайте с того, ваше величество, что выбросьте те наряды, которые вам дал его величество. Возвратитесь к своей национальной одежде, и тогда остальные будут вынуждены подражать вам.
Катарина смущенно опустила глаза и взглянула на свое розово-голубое платье из тафты с присобранной юбкой, пышными рукавами и низким декольте, не столь низким, как у других дам, но все равно неприличным, подумала бы она раньше. Теперь же Катарина поняла, что выглядит в таком платье гораздо более привлекательной, чем когда-либо прежде.
— Но мне нравится это, — тихо запротестовала она.
— Вам такое не к лицу, моя дорогая, национальная одежда вам гораздо больше идет. Вернитесь к платьям с фижмами, иначе эти англичане подумают, что вы уже под них подстроились. Это чрезвычайно высокомерная нация, и едва ли они станут уважать того, кого им легко приручить. И еще, ваше величество, не надо изучать их язык. Пусть они разговаривают с вами на вашем языке…
Катарина привыкла слушаться Пеналву всю свою жизнь; она знала, что старая леди относится к ней с любовью и преданностью. Катарина склонялась перед мудростью возраста, поэтому в тот вечер явилась на прием в черном шелковом платье с фижмами. Она бросила беспокойный взгляд на Карла, — одобряет ли он такую перемену, — но лицо короля оставалось непроницаемым. Он улыбнулся, поклонился и предложил супруге свою руку.
Медовый месяц состоял из бесконечных развлечений: балы, приемы, петушиные бои, пикники, поездки по каналам в роскошных королевских паромах, театральные постановки в исполнении актеров из Лондона. Все дни напролет лестницы, анфилады комнат и галереи заполнялись толпами блестяще одетых дам и джентльменов. В залах и на балконах из резного граба мелькали темно-синий бархат, голубой атлас, золотое шитье придворных. Шум их голосов, смех, светская болтовня достигали слуха Катарины повсюду, где бы она ни находилась — среди гостей или, что бывало чаще, в своих собственных апартаментах за тихой истовой молитвой, либо при разговоре с фрейлинами и исповедником. И ей нравилась такая атмосфера, ибо, хотя она и чувствовала себя смущенной и одинокой в веселой, беззаботной толпе гостей, радостный шум давал ей ощущение, что она как. бы участвует в этом празднике жизни.
— Страшна, как смертный грех, — говорили гости, увидев избранницу Карла. Они старались преувеличить ее недостатки — уж слишком она не походила на англичанку.
Катарина подвергалась доскональному разбору, женщины смеялись над ней, шушукались и сплетничали за ее спиной, прикрывшись веером, даже когда Катарина находилась в той же комнате, — они знали, что та все равно не поймет ни слова. И когда взгляд королевы случайно останавливался на ком-то из них, леди быстро изображала любезную улыбку, приседала в реверансе, а потом подмигивала ближайшей соседке и подталкивала ее в бок.
— Господи! Обворожительна, как собака на удавке!
— Вы только посмотрите, какая у нее дряблая кожа! Какого дьявола она хотя бы не припудрится?
— Ни за что на свете ее цербер не разрешит этого. Говорят, старая ведьма считает нас стаей волков и изо всех сил старается уберечь ее величество от нашего развращающего влияния.
— Эй, вы только посмотрите, как она сейчас взглянула на короля, это надо было видеть! Меня чуть не стошнило: такой влюбленный взгляд на мужа — при всем честном народе и средь бела дня!
— Надо сказать, что его величество демонстрирует нам свое прекрасное воспитание тем, что изображает терпимое отношение к ней.
— Уверена, что он долго не выдержит. Каслмэйн пришло время рожать, она легла на прошлой неделе. Значит, через пару недель она будет здесь, вот тогда посмотрим!.. — Полгода назад Барбара Пальмер получила титул графини Каслмэйн.
— На галерее говорят, что король обещал ей, когда женится, пожаловать должность камер фрау…Она, конечно, получит должность, и знает, за что!
