— Тогда зачем тебе сражаться за Англию, раз ты так не любишь ее?

— Ах, Эмбер, — тихо произнес он. — Дорогая моя, я надеюсь, когда-нибудь ты узнаешь об очень многом, что сейчас тебе неведомо.

— А я надеюсь, что когда-нибудь ты потонешь в своем проклятом океане!

— Сомневаюсь, что это возможно: по древней легенде, отпетые негодяи не тонут, море их не принимает в свою пучину.

Эмбер в ярости соскочила с кровати, но вдруг остановилась, обернулась и взглянула на Брюса. Тот лежал, подперев голову локтем, и внимательно наблюдал за ней. Эмбер вернулась, села рядом с ним, взяла его ладонь и обхватила ее обеими руками.

— Ох, Брюс, ты ведь знаешь, я не это имела в виду! Но я так сильно люблю тебя, я готова умереть ради тебя, а ты… ты как будто не очень во мне нуждаешься. Я для тебя просто подружка, шлюха, а я хочу быть твоей женой, понимаешь, настоящей женой! Я хочу следовать за тобой по всюду, делить с тобой трудности, строить вместе с тобой планы, рожать тебе детей — я хочу стать частью тебя! О, пожалуйста, дорогой мой, возьми меня с собой в Америку! Мне все равно, что там и как, клянусь тебе, я все выдержу, я готова жить в любых условиях! Я буду делать все-все, стану помогать тебе валить деревья, выращивать табак, я буду готовить тебе еду… О Брюс! Я буду делать все, только возьми меня с собой!

Еще секунду он глядел на нее, прищурившись, но как раз в тот момент, когда Эмбер решила, что убедила его, Брюс покачал головой и встал.

— Нет, этому никогда не суждено сбыться, Эмбер. Это не твой образ жизни, и через несколько недель или месяцев тебе все надоест и ты возненавидишь меня за то, что я привез тебя в Америку.

Она бросилась к нему, отчаянно пытаясь ухватиться за счастье, ускользавшее от нее сквозь пальцы; она еще надеялась удержать его.

— Нет, Брюс, нет, такого никогда не будет! Клянусь тебе! Обещаю, я полюблю все, если только ты будешь рядом!

— Я не могу пойти на это, Эмбер, и давай оставим разговор.

— Тогда, значит, у тебя есть на то другая причина! Ну, скажи, есть? И что это за причина?

У Брюса кончилось терпение, и он рассердился.

— Ради Господа Бога, Эмбер, перестань говорить об этом! Я не пойду на это — и все тут!

Долгую минуту Эмбер пристально смотрела на него.

— Я знаю, почему, — медленно произнесла она, наконец. — Я знаю, почему ты не хочешь взять меня с собой и почему ты не женишься на мне. Причина в том, что я — фермерская дочь, а ты — из благородных. Мой отец был только йоменом, а твой сидел в Палате лордов. Моя мать была простой женщиной, а твоя произошла не меньше, как от рода Моисеева. Мои родичи — фермеры, а в жилах твоих родственников, если хорошенько поискать, наверняка течет кровь самих Стюартов.

Эмбер говорила зло, с горечью, ее лицо некрасиво искажалось от гнева.

Она сердито отвернулась и стала одеваться. Брюс смотрел на нее, и его лицо светилось нежностью к ней; казалось, он старался придумать какие-то слова, которые смогли бы облегчить унижение, мучившее Эмбер. Но та не дала ему возможности что-либо сказать. Не прошло и двух-трех минут, как она оделась, подхватила плащ и крикнула:

— Вот в этом и причина, не так ли?

Брюс поглядел ей в глаза:

— О Эмбер, зачем ты всегда придумываешь хуже, чем есть на самом деле? Ведь ты сама знаешь, что я не смог бы жениться на тебе, даже если бы захотел. Я не могу жениться только ради себя самого. Я ведь не один в мире, как пылинка, летящая в воздухе. У меня есть родственники, с которыми нельзя не считаться, у меня есть ответственность перед моими покойными родителями и родителями моих родителей. Слова «Брюс» и «Карлтон» ничего не значат для тебя, и это вполне естественно, но эти слова чертовски много значат для Брюсов и для Карлтонов.

— Ты меня этим не возьмешь! Ты заявил, что не стал бы жениться на мне, даже если бы мог! Так в чем дело? Смоги!

Теперь они мерили друг друга взглядами. Ответ Брюса прозвучал резко и неожиданно, как выстрел из пистолета:

— Нет!

Эмбер продолжала еще мгновение смотреть на него, но ее лицо густо покраснело, на лбу и на шее напряглись жилы, в которых пульсировала кровь.

— О-о! — ее почти истерический вопль наполняла ярость и боль. — Я ненавижу тебя, Брюс Карлтон! Ненавижу! Я… — она повернулась и бросилась вон из комнаты, громко хлопнув дверью. — Надеюсь, я никогда больше не увижу тебя!

Эмбер зарыдала и стремглав побежала вниз по лестнице. «Все! — говорила она себе. — Это последнее оскорбление, которое он наносит мне, последний раз он вот так обращается со мной!..»

Эмбер выбежала из дома Элмсбери прямо к своей карете.

— Погоняй! — крикнула она Темпесту. — Домой!

Она откинулась на сиденье кареты и зарыдала горько и отчаянно, кусая пальцы в перчатках.

Эмбер была так сильно расстроена, что не обратила внимания на другую карету, стоявшую у ворот дома с опущенными шторами на окошках. Эта вторая карета тронулась сразу после отъезда кареты Эмбер и не отставала от нее, поворачивая точно на те же улицы, останавливаясь в то же самое время и не допуская, чтобы какая-нибудь другая коляска вклинилась между ними. Они уже почти подъехали к дому, когда Эмбер заметила, что два ее лакея на запятках все время оборачиваются и обмениваются знаками, любопытные и озадаченные. Эмбер повернулась, взглянула через заднее окошко и поняла, что коляска наемная, но особого значения этому не придала.

И вот когда они свернули к большим южным воротам дома Дэнжерфилдов, несносная коляска тоже свернула. Эмбер вышла из кареты, все еще сердитая, хотя и пытаясь не выказать на лице своего настроения, и тут она столкнулась с Джемаймой, выходившей из наемной коляски. Картер в это время расплачивалась с возницей.

— Доброе утро, мадам, — поздоровалась Джемайма.

Эмбер пошла к подъезду, бросив падчерице небрежное приветствие. Но сердце ее тревожно стучало от ощущения близкой опасности. Эта чертова девица шпионила за ней! И более того, выследила!

— Одну минутку, мадам. Уделите мне немного времени, мне надо сказать вам пару слов. Вы с удовольствием дружили со мной, пока не приехал лорд Карлтон.

Эмбер застыла на месте, потом обернулась и посмотрела в глаза Джемайме. Ей ничего не оставалось, кроме как все начисто отрицать.

Какое отношение имеет к этому лорд Карлтон?

Лорд Карлтон остановился в доме Элмсбери, вот почему вы только что там были, так же, как и вчера, и позавчера и еще двадцать раз за этот месяц, я знаю это точно!

— Знаешь что, Джемайма, не лезь не в свое дело! Я здесь не в тюрьме и хожу туда, куда мне заблагорассудится. Леди Элмсбери, между прочим, моя близкая подруга, и я часто навещаю ее.

— Пока лорд Карлтон не приехал, вы не наносили ей визитов.

— Ее здесь не было! Она жила в деревне. Вот что, Джемайма, я прекрасно понимаю, зачем ты следишь за мной, и считаю нужным поговорить об этом с твоим отцом. Обещаю, он задаст тебе жару!

— Вы скажете отцу! А что, если я расскажу ему кое-что насчет вас и лорда Карлтона?

— Ты ничего не знаешь! И если бы не была ревнивой, как бесплодная жена, у тебя не возникло бы никаких подозрений! — Взгляд Эмбер метнулся от Джемаймы к Картер и обратно. — Да кто тебе насплетничал? Эта старая перечница? — виноватый взгляд опущенных глаз Картер подтвердил, что догадка была верной, и Эмбер, сделав последнее предупреждение, с видом торжествующей благодетели гордо удалилась в дом.

— И чтобы я больше не слышала этой твоей чепухи, Джемайма, иначе придется проверить, кому из нас двоих поверит твой отец!

Джемайма, очевидно, не имела желания проверять, поэтому в доме Дэнжерфилдов воцарилось спокойствие. Эмбер сказалась больной, чтобы у ее падчерицы не возник вопрос, отчего она перестала навещать леди Элмсбери. Время свадьбы Джемаймы неотвратимо приближалось, хотя дату и отложили на несколько дней после истеричного требования невесты. Эмбер же нетерпеливо ждала этого бракосочетания, чтобы убрать, наконец, со своего пути эту несносную соперницу.