— Держитесь, ребятки!.. — шепнул Витька. И первый выбежал на улицу.
Мы открыли дверь и увидели, что старший вожатый что-то пишет. «Так и есть: о нас приказик сочиняет», — подумал я. Мы вошли в комнату, а он нас вовсе и не заметил. Постояли несколько минут. Наконец Андрей тихонько кашлянул.
— Хотите знать, почему я вас не замечаю? Потому что вы не стучитесь, а прямо без всякого стука врываетесь в комнату, — сказал Сергей Сергеич.
И правда, как это мы забыли? От волнения, наверное.
— Ну, путешественники, хотел я всей вашей компании сюрприз устроить: билеты до Москвы! Как раз могли бы целое купе занять, и ехать было бы не скучно. Да есть одно смягчающее обстоятельство… Дело вы хорошее придумали: городу помогать! Я даже хочу в ваш знаменитый план от себя один пункт вставить. И вот какой!.. Неподалеку отсюда есть костнотуберкулезный санаторий. Больные ребята там лежат годами. Давайте шефствовать над санаторием, а? Тоже будет помощь городу. Согласны?
— Согласны, — ответил я.
Андрей молчал.
Лицо у Сергея Сергеича стало вдруг строгое и даже суровое.
— А о всяких там побегах — забыть навсегда! Больше не прощу! Ни разу!
Мы ничего не ответили. Но Сергей Сергеич как будто что-то прочитал на наших лицах:
— Вот и добро, что поняли. Теперь слово свое крепко держите. А я свое сдержал!
Сергей Сергеич нагнулся, вынул из-под стола и протянул нам… Кого бы — вы думали?.. Щенка! Самую настоящую овчарку! Мы так и ахнули.
А Сергей Сергеич гладил собаку между ушей и говорил:
— Вы же хотели собаку? Ну вот и получайте!
Мы молчали. Мы совсем и забыли о собаке, забыли про обещание Сергея Сергеича. А он, значит, помнил…
Наконец мы пришли в себя, схватили щенка и начали тормошить и разглядывать его. А он жмурился, тихонько скулил и даже один раз залаял. Это был довольно большой щенок, уже похожий на взрослую овчарку. Спина и живот у него были серые, а грудь белая.
Мы хотели сейчас же нести щенка к себе в комнату и показать его всем ребятам, но Сергей Сергеич остановил нас:
— Щенок ваш, но на сегодня я оставляю его у себя.
— Почему? Почему? — заволновались мы.
— Потому что вы начнете сейчас же возиться с собакой, всех ребят соберете и сорвете открытие лагеря. Нет уж, сейчас идите тренируйтесь, репетируйте. А завтра утром приходите за щенком.
Мы не стали спорить и направились к двери. У самой двери Андрей обернулся и, покраснев до ушей, сказал:
— Сергей Сергеич, большое вам спасибо!
— Как говорят, лучше поздно, чем никогда, — сказал Сергей Сергеич и громко рассмеялся.
Во дворе нас ждало все звено.
— Кто это там лаял? — набросились на нас ребята.
— Кто может лаять? Собака, конечно. Вот такая овчарка! — Андрей широко развел руками. — Теперь следить будет за нами. Чтобы не удирали!..
А под вечер, после чая, было открытие лагеря. К нам приехало много гостей. Были и герои-партизаны, и городские ребята, и секретарь райкома товарищ Зимин. Говорили даже, что должен приехать один детский писатель, который отдыхал где-то поблизости. Но он так и не приехал…
После торжественной линейки был концерт. На зеленой лужайке, между двумя деревьями, мы натянули веревку. По ней передвигалась красная материя. Это был наш занавес. Сценой была лужайка. А зрители сидели прямо на траве.
На меня надели гимнастерку, галифе и сапоги.
Все это было мне очень велико. Сапоги чуть не падали с ног. А гимнастерка была такая широкая, что я прямо купался в ней.
«С какого-то великана сняли, наверное», — подумал я.
Оказалось, что все обмундирование достал где-то Сергей Сергеич. Где, интересно, он раздобыл все это, у кого?..
На сцене я был всего полминуты, и все обошлось благополучно. Когда я вышел на сцену, зрители зашептали: «Да ведь это Сашка! Сашка из первого отряда!»
Я отдал донесение, повернулся на каблуках и вышел. С меня тут же сняли военную форму, потому что ее должен был надеть Боря Власов. Он играл роль советского офицера.
Тут я вспомнил, что впопыхах забыл приколоть к плечам полоски красной бумаги, которые должны были изображать погоны. Хорошо, что зрители ничего не заметили!
Концерт был большой. Ребята пели, плясали, а Мастер даже показывал фокусы.
Но больше всего мне понравились спортивные упражнения. С ними выступили Андрей, Зинка и Витька Панков под руководством Петра Николаевича. Они делали стойку, пирамиду и, как говорит Андрей, «классно работали на турнике». Им помогал Капитан. Он придерживал турник с таким гордым видом, будто ставил мировой рекорд. А потом он даже подтянулся несколько раз на руках. Это Андрей его научил. Капитан сегодня впервые снял свою шикарную кожанку с молниями и надел спортивную форму: трусы, майку. Руки у него худые и белые-белые, как у какой-нибудь Снегурочки. Даже смотреть тошно.
Потом гости осматривали лагерь, беседовали с нами. Около столовой была устроена выставка стенгазет. Еще вчера провели конкурс на лучшую газету. Наша газета хоть и вышла самой первой, но заняла всего третье место. Зато доска, на которой она висит, — самая красивая в лагере. Вот если бы за доски тоже давали премии! А почему бы и не давать: ведь они имеют очень большое значение! Вот, например, из-за красивой доски возле нашей газеты больше всего народа. А заметки все равно не очень-то читают, хоть двадцать премий присуждай!
После чая с нами беседовал бывший командир партизанского отряда. Он рассказал, что партизанам приходилось скрываться в самом городе, так как вокруг нет лесов. А в таких условиях очень нужна была помощь ребят. Они могли незаметно перебегать из дома в дом, быть связными и разведчиками.
Как жалко, что я во время войны не оказался в этом городе! А ведь вполне мог бы оказаться. Например, так: поехали бы мы с мамой отдыхать — и застряли бы здесь, то есть не успели выехать. И я бы тоже помогал партизанам. Хотя мне было тогда всего восемь лет… Но ничего! Это вполне сознательный возраст. В общем, об этом мечтать уже поздно…
Я шепнул Андрею:
— Давай расскажем, что нашли место гибели двух героев. Давай, а? Ведь знаешь, как здорово будет!
Андрей даже рот мне зажал рукой и испуганно огляделся по сторонам — не слышал ли кто-нибудь моих слов.
— С ума ты сошел! Все испортить хочешь, да?
Я хотел сказать, что ничего не собираюсь портить. Но сказать я ни слова не мог, потому что рот мой все еще был зажат рукой Андрея.
— Это пока должно быть нашей священной тайной! — продолжал Андрей. И тут только отнял руку от моего рта. — Понял? У меня есть план.
Я согласился: раз есть план, тогда совсем другое дело! Но все-таки как хотелось бы мне рассказать всем о нашей замечательной находке… нет, о нашем открытии! А ведь это и в самом деле открытие. Да еще какое открытие! Может, на том месте когда-нибудь памятник поставят. И все люди, проходя мимо, будут замолкать, какие бы у них ни были важные-преважные разговоры, и все будут снимать шапку. А на черном мраморе будут высечены имена героев, имена, которых мы пока и сами не знаем.
За окнами стало уже совсем темно. Давно замолчали горны, давно уехали гости. Катя уже три раза желала нам спокойной ночи, а мы всё не засыпали. Андрей повернулся ко мне и сказал:
— Сашка, а мы насчет Сергея Сергеича, кажется, того… А? Как ты думаешь? Другой бы нас давно из лагеря выгнал: подумаешь, беглецы какие!
Андрей еще долго ворочался: его, наверное, мучила совесть.
Тогда я выскочил из-под одеяла, сел к Андрею на кровать и зашептал:
— Давай-ка расскажем Сергею Сергеичу про надпись на печке. Он нам поможет, вот увидишь!
— Да нет… — Андрей таинственно огляделся по сторонам. — Пока нельзя говорить. У меня план есть!
— Какой план?
— Классический! Мы сами, без всякой там посторонней помощи, узнаем имена героев, погибших на том месте… Узнаем всю их историю, понимаешь? И тогда соберем торжественный сбор своего отряда прямо там, в городе, возле разрушенного дома. И присвоим своему отряду имена героев. Здорово, а?
