Быстро окинув взглядом свой письменный стол, герцог взял миниатюру короля, осыпанную алмазами.

— Никогда не расставайтесь с этим священным портретом, который дает вам право, что бы ни случилось, получить аудиенцию у его величества. Вот кошелек; вручите его особе, называемой вами сестрой Схоластикой. Вот немного денег для вас лично, и что бы ни приключилось с вами, можете рассчитывать на мое покровительство.

Когда добрая монахиня остановилась, чтобы пересчитать на столе находившиеся в кошельке золотые, герцог прибавил:

— Возвращайтесь как можно скорее к бедной Розалинде. Не считайте денег. Я даже думаю, что вас необходимо скрыть от посторонних взглядов. Мой камердинер выпустит вас через калитку сада; одна из моих карет отвезет вас на противоположный конец города. Постарайтесь, чтобы вас никто не видел. Приложите все усилия к тому, чтобы прийти в мой Аренельский сад между полуднем и двумя часами. Я уверен в моих тамошних слугах: они все испанцы.

Мертвенная бледность, покрывавшая лицо герцога, когда он вновь вышел к офицерам, служила достаточным оправданием тем словам, с которыми он к ним обратился:

— Одно дело, синьоры, вынуждает меня немедленно выехать. Я смогу принять и поблагодарить вас только завтра, в семь часов утра.

Герцог де Варгас кинулся во дворец королевы, которая залилась слезами, узнав кольцо, подаренное ею некогда юной Розалинде. Вместе с герцогом де Варгасом она поспешила к королю. Расстроенный вид герцога тронул его. Будучи великим государем, король первый высказал благоразумную мысль:

— Надо позаботиться о том, чтобы не возбудить подозрений архиепископа, если только благодаря силе талисмана, которой обладает мой портрет, бедная послушница сумела ускользнуть от его шпионов. Я понимаю теперь, почему архиепископ переселился полмесяца назад в свой сельский домик в ***.

— Если вы позволите, ваше величество, я пошлю людей в гавань наложить эмбарго на все суда, которые готовятся отплыть в ***. Всех, кто сел на эти суда, препроводят в замок Ово, где с ними будут хорошо обращаться.

— Ступай скорее и возвращайся, — приказал ему король. — Такие необычайные меры, которые могут дать повод к разговорам, не во вкусе Тануччи (первого министра дона Карлоса). Но я ничего не скажу ему об этом деле; он и без того уже очень зол на архиепископа.

Герцог де Варгас отдал распоряжение своему адъютанту и вернулся к королю, который в это время приводил в чувство королеву, упавшую в обморок. Эта добрейшая государыня решила, что, если послушницу, когда она входила к герцогу, выследили, то Розалинда сейчас уже, наверное, отравлена. Герцог рассеял опасения королевы.

— К счастью, архиепископа нет в Неаполе, и при том сильном сирокко, который дует сегодня, понадобится не меньше двух часов, чтобы добраться до ***. Каноник Чибо, замещающий архиепископа в случае его отсутствия, — человек суровый до жестокости, но он побоится казнить кого бы то ни было, не имея на то ясного приказа своего начальства.

— Я расстрою все дела архиепископа, — сказал король, — тем, что велю позвать сюда во дворец и задержу до вечера каноника Чибо, который на воскресной аудиенции просил меня помиловать его племянника, недавно убившего крестьянина.

Король ушел в свой кабинет, чтобы отдать необходимые распоряжения.

— Герцог, уверен ли ты, что спасешь Розалинду? — спросила королева герцога.

— Зная характер архиепископа, ни за что нельзя поручиться.

— Тануччи, видимо, прав, когда он хочет избавить нас от этого человека, сделав его кардиналом.

— Да, — сказал герцог, — но, чтобы нам избавиться от него, пришлось бы оставить его послом в Риме, а там в этой должности он нам причинит больше неприятностей, нежели здесь.

После того, как они торопливо обменялись этими репликами, вошел король, и началось продолжительное совещание, в результате которого герцог де Варгас получил разрешение немедленно отправиться в монастырь Сан-Петито и осведомиться по поручению королевы о здоровье молодой Розалинды из рода де Биссиньяно, так как ходят слухи, что она при смерти. Прежде чем явиться в монастырь, герцог предусмотрительно заехал к донне Фердинанде, чтобы могли подумать, будто он от нее узнал об угрожающем состоянии здоровья ее падчерицы. Владевшая герцогом де Варгасом тревога не позволила ему продлить в той мере, в какой это следовало бы, свой визит в палаццо Биссиньяно.

Герцог заметил в монастыре Сан-Петито какую-то странную растерянность на лицах всех его обитательниц, начиная от послушницы, стоявшей у входной двери. Явившись от имени королевы, герцог имел право быть немедленно принятым аббатисой Анджелой де Кастро Пиньяно. Однако его заставили прождать целых двадцать минут. В конце зала виднелось начало винтовой лестницы, уходившей куда-то глубоко вниз. Герцог подумал, что он никогда больше не увидит прекрасную Розалинду.

Наконец появилась аббатиса; у нее был вид человека, потерявшего всякое самообладание. Герцог решил объяснить свой приход иначе[11].

— С князем де Биссиньяно вчера вечером случился удар. Он чувствует себя очень плохо, непременно хочет увидеть перед смертью свою дочь Розалинду и поручил мне испросить у его величества приказ, необходимый для того, чтобы взять синьору Розалинду из этого монастыря. В знак уважения к привилегиям этого знатного рода король пожелал, чтобы приказ этот передал не кто иной, как я, его старший камергер.

Услышав эти слова, аббатиса упала к ногам герцога де Варгаса.

— Я сама отдам отчет его величеству в моем кажущемся неповиновении приказам государя. Моя коленопреклоненная поза, господин герцог, как нельзя более свидетельствует о моем почтении к вашей особе и к вашему сану.

— Она мертва! — воскликнул герцог. — Но, клянусь святым Дженнаро, я ее увижу!

Герцог был настолько вне себя, что обнажил шпагу. Он открыл дверь и позвал своего адъютанта, оставшегося в первой приемной аббатисы.

— Обнажите вашу шпагу, герцог д'Атри; прикажите войти сюда моим двум ординарцам; здесь решается вопрос жизни и смерти. Король поручил мне взять под стражу молодую княгиню Розалинду.

Аббатиса Анджела поднялась с колен и хотела удалиться.

— Нет, госпожа аббатиса! — воскликнул герцог. — Вы покинете меня только для того, чтобы отправиться в качестве узницы в замок святого Эльма. Здесь готовится преступление.

В своей смертельной тревоге герцог старался придумать причину, которая бы оправдывала нарушение им неприкосновенности монастыря. Он рассуждал: «Если аббатиса откажется проводить меня к Розалинде, если обнаженные шпаги двух моих драгун не устрашат ее, я заблужусь в этом монастыре, огромном как целый мир».

По счастью, крепко сжимая руку аббатисы, герцог в то же время зорко следил за тем, куда она намерена повести его за собою; она направилась к широкой лестнице, которая вела в обширное подвальное помещение. Видя, что она уступила, и сознавая, что у него только и было свидетелей, что его адъютант герцог д'Атри и двое драгун, тяжелые сапоги которых стучали у него за спиной по ступеням лестницы, герцог счел уместным разразиться угрожающими речами. Наконец он добрался до мрачного помещения, о котором мы упоминали, освещенного четырьмя горевшими на алтаре свечами. Две монахини, еще молодые, лежали на полу и, по-видимому, умирали в судорогах, вызванных действием яда; три других, находившихся шагах в двадцати дальше, стояли на коленях перед своими духовниками. Каноник Чибо, сидевший в кресле возле алтаря, казался невозмутимым, хотя и был очень бледен; двое рослых молодых людей, стоявших позади него, слегка опустили головы, стараясь не видеть двух лежавших у подножия алтаря монахинь, чьи длинные, темно-зеленого шелка платья шевелились, приподнимаемые судорожными движениями.

Герцог окинул быстрым взглядом всех участников этой ужасной сцены и пришел в неописуемый восторг, увидев Розалинду, сидевшую на стуле в шести шагах позади трех духовников. По какой-то весьма странной неосторожности он подошел к ней и, обращаясь на «ты», спросил: