Привлекательный блондин, похожий на киноартиста. Прижавшаяся к нему Марина казалась маленькой куклой.

Она любила этого человека. А он был мертв.

Как и Кэрри.

Кэрри… Ее образ возник перед ним, и все его чувства к Марине мгновенно превратились в пыль. Горе острым ножом вонзилось в него так глубоко, что он чуть не свернулся к клубок и не закричал от боли. О, Кэрри. Прости меня! Это должна быть ты. Воспоминания о том, как он обнимал свою жену в темноте, как они разговаривали, смеялись, любили друг друга, безжалостно пронеслись у него в голове. Чувство вины было настолько сильным, что он чуть не задохнулся. Откатившись от Марины, он сел на край кровати и обхватил руками голову.

— Что я наделал! Я никогда не забуду Кэрри.

Наступила полнейшая тишина, он задыхался от чувства своей вины. Он хотел бы проявить благородство, повернуться и утешить Марину, но не мог этого сделать. Он снова переживал свою утрату, и это чувство перекрыло все остальные.

Прошло несколько минут, и она произнесла в тишину:

— Тебе и не придется ее забывать. Слова эти не имели для него никакого смысла. Как ни вертел он их в голове, понять сказанное не мог. В то же время в затылке он почувствовал покалывание. Какой-то защитный механизм подсознания предупреждал: то, что она сейчас скажет, повлияет на всю его дальнейшую жизнь.

Ему хотелось отвергнуть это. Но что? Он даже не знал, что она собирается сказать, знал только, что не хочет этого слышать.

— Я виноват перед тобой и должен уйти. — Он машинально повернулся и потянулся за своей одеждой.

— Бен! — Марина вцепилась в него, ее пальцы вонзились ему в руку. — Ты слышишь? Ты не должен снова меня потерять! Я выжила. Я живу в другом теле. Я — Кэрри.

Нет!

Невероятно, немыслимо пораженный этими безумными словами, он отбросил ее руку и соскочил с кровати. Но когда повернулся, чтобы забрать свою одежду, увидел ее лицо.

Марина прикрывала рот рукой. Ее глаза были огромны, а цвет лица такой же белый, как у Дженни, когда она болела гриппом.

— Я не хотела тебе говорить, — растерянно прошептала она сквозь пальцы, зажавшие рот.

Гнев накатил на него. Мозг автоматически отверг ее не правдоподобные притязания. Он не верил ей, не хотел верить, он не мог поверить!

— Это отвратительный, грубый обман, — выдавил он из себя. Закипавшая ярость подлила масла в огонь. — Удивляюсь, какие жестокие люди ты и твоя сестра, если разыгрываете такие шутки с человеком, у которого горе. Я считаю, что вы обе больны, и я не хочу, чтобы ты пыталась внушить эту ложь моей матери или дочке…

— Бен, Бог мне свидетель, я не обманываю тебя! — Она протянула руку ладонью вверх, как бы прося взять ее, и уронила, когда он отшатнулся. — Пожалуйста, ничего не говори Джилиан, я никогда не рассказывала ей… — Слезы заструились по щекам Марины. — Она не вынесет известия о том, что ее сестра умерла.

Он хотел идти, бежать из этого места не оглядываясь, забыть о том, что когда-то знал женщину по имени Марина Деверо.

Но он не смог. Не смог! В сказанном ею прозвучала нотка правды, отчего мороз побежал у него по коже. Она лжет. Она явно лжет! Я опять останусь один. Но я выведу ее на чистую воду. Бен мрачно засунул ноги в джинсы и поддернул их вверх. Застегнув молнию, он прошел в ванную, рывком открыл дверь, схватил первый попавшийся на глаза халат и бросил его через комнату на кровать.

— Оденься.

— Бен, я… — Она пыталась надеть халат, но руки дрожали, и она не могла ухватить скользящую бледно-голубую ткань. Несмотря на свою ярость, он почувствовал вновь зарождающееся желание, глядя на ее обнаженную грудь, качающуюся от попыток надеть халат. Злясь на себя за то, что она так на него действует, он сделал шаг к ней и быстрыми движениями впихнул ее в халат, затянув пояс настолько туго, что она вскрикнула.

— Докажи!

Марина осталась на месте, встав на колени в центре кровати. Ее растерянный взгляд был устремлен на его лицо.

— Что?

— Докажи мне это. У тебя в запасе две минуты: убеди меня, что ты не лжешь, прежде чем я уйду отсюда.

Ее лицо застыло в страдальческой гримасе. Затем, как будто кто-то вдруг повернул ключик, она быстро встала с кровати.

— Хорошо. По… почему бы нам не пройти в кабинет? А я приготовлю что-нибудь выпить.

Выпить. Да. Это было первое разумное слово, которое она произнесла с тех пор, как они лю… как они занимались сексом.

— Хорошо. — Он прошел через холл и бросился в одиноко стоящее кресло, затем тут же вскочил на ноги и начал мерить шагами комнату.

Марина вышла на кухню, и он услышал звон бокалов. Через минуту она вернулась с двумя бокалами на маленьком подносе. Когда она подала ему бокал, он подозрительно покосился на вазочку с печеньем.

— Что это?

Она глянула на него, и взгляд этот показался ему вызывающим.

— Коньяк. Наш любимый вечерний напиток. А здесь шоколадное печенье, я приготовила его, как всегда, на арахисовом масле.

Он пристально посмотрел на нее. Коньяк и его любимое печенье… Волосы у него на затылке зашевелились. Это может быть просто совпадение, Брэдфорд. Хорошо. Пусть печенье — счастливая случайность, даже если ты не знаешь никого, кто бы еще мог так его испечь.

Осторожно, не отрывая от нее взгляда, он взял одно печенье и откусил.

Марина глубоко вздохнула, как бы восстанавливая силы для тяжелого испытания.

— Мейджер знает меня. Джилиан права — прежняя Марина не любила животных. Она и не знала, как их дрессировать.

Бен никак не отреагировал, хотя должен был признать, что и сам удивился тому, что Мейджер мгновенно повиновался ей — так же, как повиновался бы Кэрри.

Бен молча разглядывал ее, и она продолжила:

— Ты говорил, что у меня много общего с Кэрри в манерах и жестах.

— Верно.

— Мы встретились на танцах в колледже в первый год моего обучения. Ты учился на выпускном курсе. Я окончила на семестр раньше, и мы поженились в день Святого Валентина. В феврале следующего года будет шесть лет.

Это тоже было правдой, но его поразило, что, рассказывая, она все время говорила о них как о супружеской паре.

— Ты не сказала ничего такого, что не было бы известно многим людям.

В глазах ее все еще был вызов, но протянутая за бокалом рука дрожала; она рассеянно повертела в руке бокал — в левой руке, как это сделала бы Кэрри. Не в силах сдержаться, он выпалил:

— Ты левша?

— Я одинаково свободно владею правой и левой рукой, — поправила она. Затем глубоко вздохнула и продолжила:

— Когда мы обручились, то поехали в круиз на Сент-Томас. Он ждал.

— Перед отъездом ты дал мне коробочку с разными маслами для загара. Мы не пошли на обед в первый день, экспериментируя. И большую часть поездки провели в своей каюте. Твоя мать не могла ничего понять, когда увидела, что я вернулась без загара.

Бен почувствовал, как по рукам побежали мурашки.

— А что случилось вечером, когда я подарил тебе обручальное кольцо?

— Я заплакала и приняла предложение. Раньше я сопротивлялась твоим попыткам затащить меня в постель до свадьбы, для меня это было важно. Но после того, как ты сделал предложение, я поняла, что очень тебя люблю и хочу, чтобы ты стал моим первым мужчиной, пусть даже наши планы рухнут. — Она горько улыбнулась и обратила на него напряженный взгляд голубых глаз. — А когда я дала тебе это понять, ты отказался: мол, я стою того, чтобы дождаться свадьбы.

Повисла напряженная тишина. Бен слышал свое собственное дыхание: как воздух входил и выходил из легких.

— Какие имена мы выбрали для нашего первенца и почему назвали дочь Дженни?

— Мальчика мы решили назвать Даниэль Блэйн, по девичьей фамилии твоей матери. А девочку хотели назвать Эмили Диана, но по дороге в больницу, куда я ехала рожать, мы услышали, как мужчина звал собаку — Дженни, и ты сказал: Дженни — красивое имя, и оно мне нравится гораздо больше, чем Эмили.

— О чем мы говорили по дороге в парк в тот день, когда тебя сбил грузовик?