— Я… я очень рада, что этот жуткий пожар не на «Колдунье», — сказала она, ненавидя себя за дрожавший голос.

Поль не ответил, и Домини заставила себя поднять на него глаза.

Он стоял на фоне мерцающего огня и разглядывал ее бледную хрупкую фигурку в голубой прозрачной ночной рубашке. От этого взгляда Домини почувствовала себя обнаженной.

— Однажды ты обвинила меня в том, что я купил тебя, Домини, — сказал он. — Ты действительно веришь этому?

Она глотнула воздух, чувствуя, как пересохло во рту, отчаянный страх овладел ею, и все же какой-то дьявол заставил ее смело бросить ему:

— Не думаешь ли ты, Поль, что настало время получить проценты за те порванные чеки?

И услышала, как он с шумом вобрал в себя воздух, потом приблизился еще на шаг, и комната, казалось, потемнела от высокой широкоплечей фигуры. Он засмеялся тихо, неумолимо.

— Да, моя дорогая, думаю, прошло время изображать мимозу-недотрогу. С меня хватит, тем более, что мне известна другая сторона твоей холодной красоты, и твоя гордость…

— Ты хочешь смирить мою гордость, не так ли, Поль? — бросила она ему в лицо, находя какое-то удовольствие в сопротивлении, хотя ужас сковал ей ноги. Она не могла сдвинуться с места, была совершенно не способна шевельнуться, когда неожиданно он дотянулся до нее и подхватил на руки.

Домини отчаянно боролась, стараясь вырваться.

— Отпусти меня, Поль! — пальцы ее потянулись вверх, к шраму, вцепились ему в растрепанные волосы. — Я… я тебя… возненавижу…

— А разве ты уже не ненавидишь меня, моя маленькая соблазнительница?

И в его глазах, видных в отблесках пламени, снова еще ярче вспыхнувшем на улице, горел огонь собственника. Как Аполлон, демон разрушения[9] , он унес ее в свою комнату и ногой захлопнул дверь. Его широкие плечи казались распростершимися над ней крыльями, закрывшими весь мир, когда он обнял ее.

— Я хочу тебя, Домини, и мне все равно, возненавидишь ты меня или нет. — Он зарылся лицом в ее волосы и яростно шептал:

— Мне нужна жена, а не вежливая очаровательная незнакомка.

— Мы всегда будем только незнакомцами друг для друга, — заявила она с не меньшей яростью.

— Сабинянка со своим римлянином, да? — засмеялся он, опалив дыханием ее шею, потом завладел губами…

Домини проснулась на заре и осторожно повернула голову. Слабый прохладный свет струился в комнату. Она рассматривала кажущегося беззащитным во сне лежащего рядом мужа. Черные ресницы бросали тень на щеки, завитки волос упали на лоб, и никогда раньше не видела она у него такого расслабленного рта. «Почти нежного», — подумала бы она, если бы не знала, что нежность чужда ему.

Одна рука все еще обнимала ее, но была расслаблена, и очень осторожно Домини освободилась. Сердце у нее едва не выскочило из груди, когда Поль пробормотал что-то во сне и чуть пошевелился. Домини, застыв, наблюдала, как он устроился поудобнее, и крадучись, будто убегая от спящего тигра, она вышла из комнаты.

В своей спальне Домини накинула халатик и села у окна. Она следила, как розовые пальцы зари начали окрашивать Акрополь… Это была захватывающая картина, но она смотрела, чувствуя невыносимую боль в сердце.