– Позвольте представить, дорогие мои, – сказал Жозеф. – Господин Шарль Камбири, префект полиции Западного округа столицы. Я надеюсь, месье комиссар, вы скажете что-то, способное обрадовать бедную девушку, попавшуюся на удочку гнусных типов… да нет, похоже, врагов нации…

– Ну конечно, конечно, Жозеф, – с откровенным благодушием ответил префект, (может, и настоящий префект, а может, кто-то из людей Мтанги, без которого здесь просто не могло обойтись). – С одной стороны, мадемуазель… э-э… проведя время с мадемуазель Акинфиефф, совершила уголовное преступление, как, впрочем, и мадемуазель Акинфиефф. С другой же… Мы, у себя в полиции, не звери и не бездушные автоматы. Стараемся учитывать все обстоятельства, это особенно важно теперь, когда ширится демократия и всем нам следует быть мягче и гуманнее… Мадемуазель Николь была исключительно добропорядочной девушкой до того, как ее впутали в эту историю. Бедность заставила ее поддаться соблазну… Кроме того, она пришла добровольно и дала ценнейшую информацию о готовящихся происках врагов нации и демократии. Мы посовещались со многими серьезными инстанциями и пришли к выводу: дело против мадемуазель Николь открывать никто не будет, (за кадром послышался радостный визг означенной мадемуазель, проникнутый неподдельным чувством). Я лишь посоветовал бы ей в дальнейшем вести себя крайне осторожно – теперь она, надеюсь, прекрасно понимает, как враги нации могут использовать ее поразительное сходство с мадемуазель Олонго… (за кадром послышался звенящий от волнения голос Николь, заверявшей, что она все осознала до мозга костей, безмерно благодарна месье комиссару за доброту и снисходительность и клянется в дальнейшем быть образцом благонравия).

– Интересно, а что говорят месье Акинфиефф и его очаровательная доченька? – живо поинтересовался Жозеф.

Комиссар приосанился:

– Будьте уверены, мы бы их допросили со всем прилежанием. Когда речь идет о столь серьезных кознях, полиция не делает разницы меж бедняком и представителем бомонда, – он сокрушенно развел руками. – К превеликому моему сожалению, за несколько дней до того, как к нам обратилась мадемуазель Натали, Акинфиефф и его дочь бесследно исчезли. Я полагаю, они прекрасно понимали, что делали, и на всякий случай где-то укрылись заранее. На ноги подняты лучшие сыщики, мы их непременно найдем и выясним, кто за ними стоит…

Он говорил еще что-то, веско цедя слова, но Лаврик перестал переводить:

– Дальше, в общем, ничего интересного… – он налил себе, подлил Мазуру и Жюльетт, улыбнулся во весь рот. – Вот так, дружище. Прятать эту шлюху никто не будет, то есть, спрячут в надежное место, конечно, но сначала она даст обстоятельное интервью этой журналистской банде – они киснут от безделья, моментально прознают и слетятся, как мухи на мед. Упреждающий удар, ага. Теперь они могут крутить свою пленку, пока не протрут до дыр. Все спишется на попавшую в лапы проходимцев и врагов нации мадемуазель Николь. Гнусная провокация, и все тут. Хрен кто опровергнет, Николь – вот она, даже потрогать можно… Как там у Высоцкого? – он, ухмыляясь, продекламировал по-русски: «И не испортят нам обедни злые происки врагов…» Точно тебе говорю, мы выиграли.

Мазур допил до дна, медленно отходя от нешуточного напряжения. Протянул:

– Крепенько нам повезло, что обнаружился двойник…

– Повезло, – кивнул Лаврик и добавил очень серьезно. – Но если бы не было Николь, мы с Мтангой все равно создали бы двойника. В кратчайшие сроки и бешеными темпами. В первую очередь, искали б среди родни Натали, у нее много родственниц, думаю, удалось бы подобрать кого-то с некоторым фамильным сходством, а там подключили бы гримеров. Собственно, лично я именно этот вариант и рассматривал с самого начала, но Мтанга рассказал о Николь, получилось еще проще…

На экране распевали что-то задорное и отплясывали скудно одетые девушки – ага, перерыв между двумя отделениями передачи, каковой Жозеф беззастенчиво слямзил из «Шоу Бенни Хилла». Жюльетт положила голову Лаврику на плечо и томно глянула на Мазура:

– Констан великолепен, правда?

– Констан всегда великолепен, когда служба требует из шкуры вон вывернуться, – сказал Лаврик без улыбки и продолжал еще серьезнее: – А вот вам, милые девушки, я бы с превеликим удовольствием надрал задницы, обеим, будь у меня такая возможность. Так подставиться…

– Констан, честное слово, я сама ни в чем таком не участвовала, – заверила Жюльетт (раскаяние на ее смазливой мордашке показалось Мазуру наигранным). – Я просто подыгрывала, и все…

– Вот то-то и оно, – проворчал Лаврик. – Доигрались, милые проказницы, столько сил и нервов из-за вас пришлось угрохать… Жюльетт протянула вкрадчиво:

– Ну, в конце концов… Натали – королевской крови, к тому же мой командир, пришлось подчиняться…

– Скажи проще: карьеру хотелось сделать, – сухо бросил Лаврик.

– Ну да, а что? – сказала Жюльетт без особого раскаяния. – Иначе так и осталась бы продавщицей в папашиной лавчонке. А теперь – уже лейтенант. И Натали будет королевой, дураку ясно. Ты не сомневайся, я за нее в огонь и в воду…

– Не сомневаюсь, – проворчал Лаврик. – И все равно, хорошей плеткой бы вас обеих…

Жюльетт сказала решительно:

– Если в общем и в целом… В Европе это уже давно не считается извращением, обычное дело.

– Эмансипация… – буркнул Лаврик по-русски.

Впрочем, Жюльетт, сразу видно, прекрасно его поняла – словечко-то в русский пришло как раз из французского…

– Ну да, эмансипация, – сказала она с некоторым вызовом. – Что тут плохого?

– Плохое здесь то, что следовало помнить: тут вам не Европа, – все так же сухо произнес Лаврик. – Прекрасно должна знать, как здесь на такое смотрят. Не будь нас с Мтангой, не хочется и думать, чем могло кончиться…

Уютно устроив голову у него на плече, Жюльетт промурлыкала:

– Когда Натали все узнает и станет королевой, она вас, не сомневаюсь, должным образом вознаградит… Констан… – протянула она тоном маленькой капризной девочки. – Ну не будь ты таким занудой! Все хорошо, что хорошо кончается. Вы же победили, правда? – с кошачьим прищуром, воркующим голоском сообщила:

– Если тебе это так уж необходимо, можешь нынче ночью меня выпороть плеткой, только не особенно сильно…

– Неплохая идея, – фыркнул Лаврик. – Получишь за двоих…

– Только не слишком сильно, милый! – воскликнула она с наигранным ужасом, прижимаясь к Лаврику вовсе уж откровенно.

Глядя на них, Мазур ощутил укол мимолетной зависти: в отличие от него, у этой парочки все происходило самым естественным образом, без всяких потаенных комбинаций. Натали, конечно, действовала по своему хотению – но он-то получил строгий приказ (который еще неизвестно куда заведет). А у этой парочки все иначе, зов природы, и не более того, Жюльетт, правда, сама навязалась, но это называется «эмансипация», а не «подстава». Да, завидно чуточку. Уйти, что ли, к себе и не мешать им? Нет, как бы Жулька к нему не прижималась, Лаврик обязательно будет смотреть второе отделение, не поддаваясь на недвусмысленные поползновения. Тем более что плясуньи-певицы исчезли с экрана, вновь появилась эмблема передачи…

И точно, Лаврик решительно отстранил девушку, сказал твердо:

– Посиди пока, как лицеистка в классе. Нам с Сирилом непременно нужно досмотреть до конца.

Она покладисто отстранилась, добросовестно уселась, сдвинув колени, и в самом деле, как лицеистка в классе – вот только за такую юбку ей в лицее святой Женевьевы дали бы хорошую взбучку…

Второе отделение тоже получилось на славу. Рядом с Жозефом сидел притащенный из-за границы пленник, чисто выбритый, при полном параде: черная майка с алым профилем Ленина и соответствующей надписью, красная повязка с золотыми серпом-молотом-пангой на лбу. На роже – ни малейших следов убеждений – Мтанга не так глуп, чтобы их оставлять, к тому же он говорил, трофей потек и сломался без особого рукоприкладства, как с такой публикой чаще всего и бывает: ну, нет у него в башке ни малейших идей, требовавших бы гордой несгибаемости, только ясное осознание того, что больше он денежек от прежних нанимателей не получит, а значит, следует в первую очередь здоровье поберечь…