Александр Федорович подошел к столу, подготовленному для ужина. Ольга в детской укладывала сыновей. Принесла блюдо, накрытое тарелкой.
– Караси в сметане. Ты их любишь. Еще не остыли.
– Спасибо, – благодарно вымолвил он, приподнял тарелку и увидел открытые мертвые глаза рыбешек. – Извини, Ольга, почему-то нет аппетита, – недовольно произнес он, резко встал со стула и направился в спальню.
А Ольга еще долго сидела за столом, в отчаянии обхватив голову руками. Она тоже понимала, что их прежние отношения вряд ли удастся восстановить. Кто отнимает у нее мужа? «Другая женщина», – решила она, но на этот раз ошиблась. Мужа полностью захватила революция. И не случайно в своих мемуарах, относящихся к этому и более позднему периоду, Керенский не упоминает ни ее, ни детей, ни родителей. Зато подробно описывает дальнейший путь России: «Осенью 1912 года октябристы в IV Думе заняли место оппозиции. Гучков обратился к своим сторонникам с новым лозунгом: „Против участия безответственных людей в решении государственных дел, за правительство, ответственное перед народными избранниками“. По сути дела, он повторил призыв, с которым еще в I Думе 1906 года выступали кадеты во главе с Павлом Николаевичем Милюковым, бывшим профессором, историком Московского университета, человеком высокой культуры. Прежде октябристы и кадеты были непримиримы по многим вопросам. Теперь примирение между ними становилось неизбежным. Их общей целью стало сохранение монархии как символа единства государства при полной и эффективной передаче власти правительству, опирающемуся на поддержку народных избранников. „Но это была недостижимая цель, – позднее грустно отметил Керенский, – монарх, которому была ненавистна одна мысль о Конституции и который мечтал о возрождении абсолютизма, не мог допустить парламентской демократии… Судьба еще оставляла ему шанс…“
В полночь 18 июля 1914 года германский посол вручил русскому министру иностранных дел ультиматум, ввергнув Россию в состояние войны, к которой она была не готова. Через несколько часов об этом узнал Керенский. Он отключил телефон, чтобы не будить жену и детей, и постарался собраться с мыслями. Снова перед ним замаячили открытые глаза несчастных, число их росло, и он старался избавиться от страшного видения. «Снова кровопролитие, кровопролитие…» – вертелась в голове неотвязная мысль. Постепенно страх от неожиданного известия сменила обида: «Ни одна великая держава не нуждалась в мире, как жаждала его Россия после войны с Японией». Вспомнилось, что еще в 1911 году Столыпин писал послу России в Париже Извольскому о том, что «нам необходим мир. Война, особенно в том случае, если ее цели не будут понятны народу, станет фатальной для России. И наоборот, каждый мирный год укрепит Россию и с военной и с экономической точки зрения». Керенский позавидовал удивительному провидчеству Столыпина. Незаурядный был человек. Постепенно проникал в самую глубину событий и жизни. Правда, жестковат был сверх меры. Но кто может точно определить эту меру? Наверное, со временем помягчел бы. Большую пользу мог бы принести отечеству…
28 мая 1914 года на весенней сессии Думы члены всех фракций – от социал-демократов до октябристов – настояли на отставке министров, проявивших фанатическое неприятие народного представительства: министра внутренних дел Н. А. Маклакова, министра юстиции Щегловитова и военного – Сухомлинова. Керенский обратился к главе IV Думы, владельцу огромных поместий в Екатеринославской губернии и соратнику Гучкова по партии октябристов М. В. Родзянко с просьбой от думского Совета старейшин сообщить царю, что для достижения успеха в войне необходимо:
1) изменить внутреннюю политику,
2) провозгласить всеобщую амнистию для политических заключенных,
3) восстановить конституцию Финляндии,
4) объявить автономию Польши,
5) предоставить национальным меньшинствам самостоятельность в области культуры,
6) отменить ограничения в отношении к евреям,
7) покончить с религиозной нетерпимостью,
8) прекратить преследование законных профсоюзных организаций.
Просьбу составил Керенский, и она была одобрена Советом старейшин без малейших поправок. Потом Александр Федорович посчитал, что в спешке не развил просьбу более подробно. Возможно, из дипломатических соображений следовало бы обратиться к царю не столь ультимативно, но шла война, гибли люди, надвигался кризис, и, впрочем, более мягкие прежние просьбы, даже в верноподданническом стиле, царь отклонял и отвечал на них репрессиями. Вернувшийся из Царского Села Родзянко сказал Керенскому, что царь бегло просмотрел листок и отложил его на край стола. Александр Федорович расстроился. Где-то в глубине души он наивно надеялся, что царь удовлетворит хотя бы часть требований. Ведь речь шла об успехе в военных действиях. Тем более Дума не требовала ликвидации монархии. Вместе с тем радовало то, что представители разных фракций стали находить общий язык. Родзянко в кулуарах Думы отвел Керенского в сторону: «Александр Федорович, вы зря недоверчиво косились на меня. За вами следит полиция, за мною лично министр внутренних дел. Мне удалось выловить его донос на меня Николаю. Вот посмотрите: „Родзянко, ваше высочество, только исполнитель – напыщенный и неуемный, а за ним стоят его руководители – господа Гучковы, князья Львовы и другие, систематически идущие к своей цели. В чем она? Затемнить свет вашей славы, ваше высочество, и ослабить силу значения святой, исконной и всегда сиятельной на Руси идеи самодержавия“. Вот кто я такой. Исполнитель Ваших намерений, Александр Федорович». – «Но моя фамилия в доносе не значится», – возразил Керенский. «Присутствует, – улыбнулся Родзянко, – в слове „другие“. Будем сотрудничать дальше?» – «Придется», – уверенно произнес Керенский.
Летом 1915 года был созван Всероссийский съезд представителей промышленности и торговли, предложивший организовать Центральный Военно-промышленный комитет с многочисленными подразделениями. В Комитет вошла группа рабочих-оборонцев, которая с конца 1916 года и вплоть до революции решительно противодействовала пораженческой пропаганде Ленина и Людендорфа – немецкого военачальника и политического деятеля.
Комитет организовал немедленную отправку на фронт обмундирования, снаряжения и боевой техники. Его поддерживал Союз земств и Союз городов, а возглавил председатель Союза земств князь Г. Е. Львов, впоследствии первый председатель Временного правительства. Все политические партии, за исключением большевиков и крайне правых, все патриотически настроенные министры и Верховное главнокомандование на фронте ориентировались на Комитет Львова. Позднее, живя в эмиграции, князь Львов писал: «Пожалуй, ни одна страна, кроме России, не сталкивалась во время войны со столь важной проблемой. Она вынуждена была вести борьбу не только с противником, который превосходил ее в области вооруженной и военной подготовки, но и создавать мощные оборонные организации. Они возникли вопреки противодействию правительства и опирались на поддержку сил, потенциал которых был доселе неведом. Только природный талант и врожденные организаторские способности, в основе которых лежала предприимчивость русского народа, спасли в то время Россию».
В июне из правительства наконец-то были выведены ненавистные министры. Их места заняли люди, пользующиеся доверием Думы. Во время повального отступления 1915 года великий князь Николай Николаевич – Большой Николай, – мало смысливший в вопросах внутренней экономики и политики, вызвал в стране хаос насильственной высылкой из прифронтовых районов всех без исключения евреев и других местных жителей. Царь отправил Николая Николаевича своим наместником на Кавказ, стал главнокомандующим и укрепил Генеральный штаб генералом М. В. Алексеевым, по мнению Керенского, «лучшим стратегом Европы». Благодаря его усилиям оправившись от нанесенных ей ударов, русская армия заняла позиции вдоль новой оборонительной линии и удерживала их вплоть до Октябрьской революции. В Думе стал оформляться так называемый «Прогрессивный блок» во главе с П. Н. Милюковым, С. И. Щидловским и В. В. Шульгиным. В его состав вошли октябристы, кадеты с прогрессистами, часть умеренно правых, группа националистов и фракция центра. Не вошли меньшевики, крайне правые и трудовики вместе с Керенским, который сочувственно относился к созданию блока и чьи предложения блок включил в свои требования к царю, из тех, что передавал царю Родзянко. Николай II назвал их «бессмысленными мечтаниями». Его в раздраженной форме поддержала царица, презрительно относящаяся к членам «Прогрессивного блока»: «Никому не нужно их мнение – пусть они лучше займутся вопросом о канализации».
