Ольга Платоновна что-то еще проговорила, прижала руки к груди и смолкла.

Алексей Иванович стоял среди комнаты совершенно растерянный, — его что-то приковало к полу.

Через несколько секунд Ольга Платоновна опять заговорила, но совершенно другим голосом:

— Готек, сейчас кончится пение, мне надо начинать…

Она вся потянулась и заложила руки за спину.

— Почему не слышно кемкема? Что это арфы так тихо играют? Готек, прикажи играть скорее! Вот так…

Ольга Платоновна совсем преобразилась: серые глаза ее потемнели, ноздри расширились и, поднявшись с кресла, она, плавно покачиваясь, двинулась на середину комнаты, протянула вперед руки и начала танцевать.

— Готек, скорее, скорее! — время от времени говорила Ольга Платоновна и стала метаться по комнате из стороны в сторону.

Временами она останавливалась, нагибалась и что-то поднимала с пола.

Хозяин и гость смотрели на нее безмолвно, — они оцепенели от неожиданности. Евгений Семенович изо всей мочи сдавил пальцами ручки кресла, словно боясь, что и его сорвет с места сила, овладевшая Ольгой Платоновной. Глаза его горели; губы шевелились, как будто он беззвучно подпевал танцу.

Вот Ольга Платоновна закружилась на месте, волосы ее распустились и, как змеи, обвились вокруг тела.

Вдруг в комнате раздался треск. Она вздрогнула и остановилась. Кто-то жалобно вскрикнул.

Дым сразу рассеялся, и все очнулись.

Хозяева дома растерянно глядели друг на друга.

Евгений Семенович, разорвав левый рукав рубашки, старался снять с руки браслет. Лицо его было страшно бледно.

— Что с вами? — бросился к нему Алексей Иванович.

— Ради Бога, не мешайте! Дайте скорее холодной воды!

Алексей Иванович быстро принес воду.

Евгений Семенович выхватил у него из рук стакан и опустил в него снятый с руки золотой обруч. Из обруча вывалилось несколько кусочков голубого камня.

Евгений Семенович вынул браслет из стакана, посмотрел на него, нахмурился и молча стал прощаться с хозяевами. Он был очень расстроен.

— Куда вы? Что с вами? Да вы совсем больны! Взгляните на себя в зеркало! Мы вас не выпустим! Оставайтесь и объясните, что все это значит! — говорили смущенным голосом Ольга Платоновна и Алексей Иванович.

Евгений Семенович что-то пробормотал и сел к столу.

Он имел такой удрученный вид и так печально смотрел на Ольгу Платоновну, что она, хотя и была сама взволнована происшедшим, подошла к мужу и шепнула:

— Леша, выйди в другую комнату, я постараюсь его успокоить.

Она закрыла дверь за вышедшим Алексеем Ивановичем, подошла к своему гостю и робко села рядом с ним в кресло.

— Ну, что с вами, Евгений Семенович? Успокойтесь, ради Бога. Покажите мне, что это вы положили в стакан? Мне показалось, что это какой-то браслет. Чего вы опустили голову? Что вы на меня так смотрите? Не понимаю, что со мной сделалось… этот свет и женщина… Да мне все это, верно, показалось… Вы ужасно накурили сигарами, я была, как в чаду… Ну, расскажите, что с вами? Что вас так беспокоит, и почему вы смотрите на меня такими странными глазами? После долгих увещеваний Ольги Платоновны Евгений Семенович как будто немного успокоился.

— Благодарю вас за внимание, Ольга Платоновна. Извините, что я невольно причинил вам столько хлопот, но то, что здесь случилось, меня чрезвычайно беспокоит.

— Неужели я вас так напугала? Это все ваши сигары виноваты. Простите меня.

— Виноват я, Ольга Платоновна, и сигары тут ни при чем. Господи, что я наделал!..

— Ну, не волнуйтесь, ради Бога.

— Вы не понимаете, Ольга Платоновна, что сейчас произошло. То, что вы видели — этот свет и эта девушка — вам не показалось… Вы это действительно видели. Танцевали не вы, а девушка, которая временно завладела вашим телом.

— Что? Завладела моим телом? Господи, что вы говорите!

Ольга Платоновна отодвинулась от Евгения Семеновича.

— Не бойтесь, — больше ничего не случится, а если что и будет, то, конечно, не здесь.

— Да что вы, Бог с вами… Я позову Лешу… Я боюсь…

— Погодите немного.

— Ну так объясните, пожалуйста, в чем дело. Впрочем, лучше я позову мужа.

— Послушай, Леша, что говорит Евгений Семенович, — сказала она мужу, открывая дверь. — Мне даже страшно становится.

— Мне кажется, что у нас сегодня произошло что-то более чем странное, — проговорил Алексей Иванович, входя в кабинет.

— Пусть Евгений Семенович нам все объяснит. Ему самому легче будет. Садись на диван рядом со мной, Леша, и не кури своих сигар. Нечего хмуриться. Покажите-ка мне ваш браслет, Евгений Семенович, и рассказывайте.

Евгений Семенович достал из кармана браслет и передал его Ольге Платоновне. Потом, подумав немного, он спросил:

— Скажите, знаете вы Пильмана, старьевщика?

— Нет, не знаю.

— Этот браслет я купил у него.

— Лавка Пильмана находится в одном из переулков, выходящих на Вознесенский проспект. Чего только в ней нет: старая бронза, скатанные ковры, оружие всех сортов, разная мелкая мебель, фарфоровые вазы, старинные картины, разрозненные сервизы, гравюры, куски яркого шелка — все перемешано, свалено в кучи или разложено по отдельным столам.

В глубине лавки, в углу, стоит железный несгораемый шкап, а перед ним — стол, за которым занимается хозяин.

Пильмана считают евреем. На самом ли деле он еврей — неизвестно; он скорее походит на грека или индуса и имеет такой вид, что никто не определил бы наверняка его национальности.

Зимой Пильман все дни проводит в лавке, а летом куда-то уезжает. Говорят, что он ездит скупать вещи.

Все любители старинных вещей в Петербурге знают лавку Пильмана. Всем известно, что он умеет угодить покупателю. Пильман помнит историю каждой продаваемой вещи, рассказывает ее посетителю, и редко бывает, чтобы зашедший к нему уходил с пустыми руками. Старьевщик знает толк в вещах, а еще лучше знает человеческое сердце. Если какому-нибудь любителю нужно купить что-нибудь редкое для подарка — он идет к Пильману, уверенный, что купленная вещь понравится тому, кому она предназначается.

Хотя Пильман, по-видимому, торгует только старинными вещами и редкостями, но на самом деле он продает лучшие драгоценные камни, и интересные камни можно найти только у него. Почти все они старинной грани и редкой формы. Откуда они к нему попадают — никто не знает, да и не спрашивает.

Нельзя, однако, поручиться, что придя в лавку Пильмана для покупки камней, их непременно увидишь и приобретешь то, что нужно.

Пильман продает только то, что хочет, а не то, что у него намеревались купить. По первому взгляду на вошедшего в лавку покупателя он уже создает о нем свое мнение, а в разговоре с ним — определяет характер вещи, которую нужно показать, чтобы удовлетворить его желание. Иногда он отказывается показывать драгоценные вещи, ссылаясь на то, что они все распроданы. Это случается, когда покупатель ему почему-либо не нравится. Если же посетитель лавки, по определению Пильмана, знает толк в камнях и любит их, то открывается железный шкап, и оттуда выкладываются скрытые в нем старинные браслеты, кольца, ожерелья и отдельные драгоценные камни. Несмотря, однако, на громадный выбор камней и украшений, у него никто никогда не видал ни одной жемчужины — он их не любит и не держит в лавке.

— Зашел как-то к Пильману и я, — рассказывал Евгений Семенович, — и почему-то сразу ему понравился. Шкап открылся, и на столе заблестели положенные на отдельные тарелочки камни всех цветов. Не было только брильянтов, рубинов и, конечно, неприятных хозяину жемчугов.

Осмотрев внимательно камни, я обратился к Пильману:

— Камни очень хороши, Пильман, но мне хотелось бы купить или нитку жемчуга, или хороший брильянт. Только старый. В старину гранильщики знали, как надо шлифовать камни, — правда?

— Правда, господин, но почему ты хочешь купить жемчуг? Ведь жемчуг — слезы. Зачем тебе слезы? Ты купи то, что я тебе покажу. Перед Богом говорю — не покупай жемчуга. Разве ты не слыхал, что он приносит несчастье? Я не хочу, чтобы твоя милая умерла. Вот смотри, вся лавка в твоем распоряжении — выбирай, что хочешь. А может быть, тебе и в самом деле нужен старый брильянт?