Литмир - Электронная Библиотека

Каждый раз, садясь в его кресло и чувствуя, что то давно расшатано предыдущим хозяином, я предаюсь этим мыслям. И если в любом другом кресле, подкрученном не на моей высоте и с разболтанными шурупами, я не усидел бы и пяти минут, то это я давно оставил в покое. В том покое, которое осталось от него. Я почти привык чуть горбить спину и вытягивать ноги. Мне не надоедали больше подлокотники, слишком низкие и почти ненужные. Меня все теперь устраивало, потому что я заставил себя устраиваться этим.

Но эти мысли не уходили. Они еще больше расплетали паутину в голове, когда по яркому экрану с вислоухим слоном я водил стрелку, держа при этом мышку, по краям которой за многие дни серым отпечаталась его рука. И моя так просто ложилась в этот отпечаток.

Папки, папки, документы… изображения с чужих сайтов, отрывки безымянных статей. Однажды я все же решился прочесть что-нибудь. Оказалось, он посредственно писал. Хуже, чем я. И это откровение вызвало во мне какую-то глупую радость, похожую на злорадство. Не знаю, как повел бы себя, если б его статьи были бы много лучше моих. Может, просто попытался бы этого не заметить.

В его статьях не было ничего, что заинтересовывает. Просто набор фраз, повествующих о реальности, которую можно увидеть и так, выглянув в окно. Ну да, там были убийства. Но какие-то обыденные, словно ничего особенного в смерти нет. А убийцы так вообще — обычные люди, делающие свое дело. Через некоторое время я вдруг подумал, что он и о своем убийстве написал бы так же. И оказался бы прав. Ведь при всей странности оно невероятно просто впихивается в течение незамысловатой жизни.

— Катя, — она медленно, словно отрываясь от интересно чтения, повернулась ко мне. — А вот этот Скворцов, он хорошо работал?

— Так себе.

— А не знаешь, ему нравилась работа?

— Ну, во всяком случае, он делал вид, что нет, — она грустно улыбнулась. — А когда его статьи не печатали, то ходил с таким лицом, будто ему сказали, что у него рак.

— Даже так?

— Конечно, я чуть преувеличиваю…

А нравится ли мне? После того, как я стал занимать его места, я не мог удержаться от сравнений. Ведь я тоже болезненно переношу отказы, но пытаюсь отделаться от такой привычки. Разница была в том, что еще ни разу Корпевский не вернул мою статью. И я отчего-то поверил в собственное предназначение. Ошибиться теперь казалось не страшным — я почувствовал привкус побед, а значит, мог себе позволить многое. Но только нравилось ли мне это? Не знаю, я просто ощущал кожей, что по-другому быть не может.

Кроме статей я обнаружил несколько игрушек. Он играл, когда не хотелось работать. Еще какую-то дурацкую книгу, с модным названием и кучей страниц. Я не стал утруждать себя чтением. Среди прочих документов я наткнулся на один с названием «Номера». Наверное, он боялся, что если потеряет мобильник, останется без связи. Я тоже особо важные телефоны предпочитаю хранить на разных носителях. Не знаю, зачем я открыл их. Что такого интересного я мог узнать?

Я люблю, когда имена и цифры выстраивают две тонкие ровные колонки. Как будто суматошные и очень разные образы людей подчиняются моим четким рамкам. У Скворцова, видимо, тоже была эта странная привязанность к упорядоченности и незаметной манипуляции. Всех знакомых он расставил по алфавиту, и неважно, что кто-то из них был давним другом, а кто-то человеком, кому, возможно, когда-нибудь случится позвонить.

Я медленно крутил колесико на мышке, почти не вникая в смысл написанного, плавно переходил от одного имени к другому, как вдруг остановился. Мозг в мгновение застопорил мысли, и я резко крутанул колесико назад. Просидев с минуту неподвижно, я сунул руку в карман, достал мобильник и, не глядя, добрался до «контактов». Знакомые, облаченные в буквы и знаки, промелькали перед глазами, и я уперся взглядом в это имя. Оно и тут и на экране одно, как и номер напротив. Ну что ж, меня уже не удивить и не подавить совпадениями.

Не размышляя и секунды, я вызвал его. Механический голос ответил, что такого номера не существует. Теперь не существует. Он не дурак, и сменил его. Наверное, давно, еще в тот день или на следующий, когда я позвонил ему и попросил забрать револьвер. Впрочем, я не огорчился. Мне ровным счетом нечего было сказать ему.

Только по дороге домой я вспомнил тот день, когда Плюха впервые переступил порог нашей тухлой конторы. Он так нарочито искал во мне товарища, что я вскоре согласился слушать его, сидеть за одним столом в обед и вместе курить на лестнице. А говорил он часто бред. Тот бред, который по молодости приходит в голову многим. Только однажды я слушал с интересом. Он поведал мне о судьбе старинного знакомого, многие годы промаявшегося от безделья и нужды, вечных переездов и неустроенности личной жизни, который теперь в тридцать с лишним нашел, наконец, пристань. Работает в газете, любим красавицей и никуда теперь не рвется. Я подумал тогда, что и мне неплохо было бы вот так, в конце концов, найтись. Я подумал, что все еще могу на это надеяться.

* * *

Лежа на спине и прикрыв болезненные глаза, я медленно плыл в надувной лодке, ядовито пахнущей резиной. Под боками неуклюже пристроились маленькие мокрые весла. Я бросил их от усталости и плыл теперь в неведении и спокойствии, кажется, целый час. Стояла пронзительная тихая жара, и прохладная вода беззвучно облизывала дно лодки. Я чувствовал ее, я отдавал ей все свои мысли. И даже с небом я не был так откровенен, как с водой.

Каждые выходные я ухожу в запой. Я пью легкий почти дикий воздух в восьмидесяти километрах от города, на старой даче, где летом собирается куча стариков с внуками и парочка таких же идиотов как я. В маленьком поселке все давно друг друга знают, но я теперь и не вспомню их имен. Я учился в универе, когда приехал сюда в первый раз. Потом думал, что навсегда забыл сюда дорожку. Сейчас торчу тут каждый свободный день, совсем один, окучиваю, полю, рыхлю. Помогаю родителям, которые кормятся с этой земли, но в этом году у них совсем мало времени. Много работы, полно хлопот с беременной сестрой. А я и рад. Мне тут тепло и тихо. Наш домик стоит на отшибе, почти возле мусорки. Но я люблю проводить тут дни, потому что недавно купил надувную лодку, и теперь каждый вечер плаваю по маленькой речке, где даже на самой глубине подростки ходят по дну. По берегам — непролазные заросли, кое-где водопой для коров и овец, крошечные пляжики, тропинки и места для ловли рыбы. Речка не чистая, но намного чище тех, что текут в черте города. Тут еще водится живность. Несколько раз мимо меня проплывали водяные крысы, не знаю их точного названия, но довольно крупные, с коричневой шерсткой. Каждую из них я провожал взглядом до берега. И смеялся от души, когда слышал детский или женский визг, а потом жуткий хохот, стоило бедным крысам проплыть мимо кого-нибудь еще.

Мне нравилось дремать посреди речушки, которая несла мою лодку без всякого спроса и согласия. Будто я сам здесь ничего не значил, а оттого не чувствовал и капли ответственности. Я плыл по течению, разглядывал облака, слушал воду… И в то же время я говорил с ней, а она только шуршала в ответ. Того мне и надо было.

Я слишком долго не мог оправиться от последнего разговора с Ирой. В темной комнате, сняв маску, обнажив душу, она говорила мне такие вещи, с которыми я не хотел соглашаться, а потому ничего не отвечал. А теперь, всякий раз, когда лодка несла меня в одинокое плавание, я вспоминал каждое ее слово и пытался понять. Я даже отвечал ей, но слышала меня только вода…

У нее случился странный роман со Скворцовым. Почти год они мучили друг друга. Она рассказывала о нем тихо, без надрыва, со смешком. Впрочем, как всегда. Только иногда ее голос словно срывался на низшие хриплые ноты. Я мог списать это на недавнюю простуду. Но не стал. В темноте я не видел ее глаз, но чувствовал, как дрожат ее колени, пальцы. Я сидел поодаль, изредка роняя невзрачные слова, или даже обрывки слов. А она их как будто не замечала и продолжала монолог. Да, это был монолог, и говорила она сама с собой. Ей просто нужен был слушатель, чтоб не сойти с ума. Она не могла тогда понять моих терзаний. Даже полоумной не придет в голову, что ее бывший любовник умер от руки теперешнего, сидящего сейчас напротив и не знающего ничего ни о нем, ни об их связи. Это странно, но так бывает.

15
{"b":"284344","o":1}