Тем временем процессия продолжала двигаться вперед: двенадцать пэров — шесть графов и шесть баронов из Англии и Нормандии — несли что-то вроде длинного, покрытого бархатом стола, на котором были разложены предметы одежды для коронации: затканные золотом шоссы[22], пурпурная туника, льняное покрывало, далматика[23] и подбитая горностаем королевская мантия. За ними следовал Гильом де Мандевиль, граф д'Омаль, который нес на подушке золотую корону, усыпанную драгоценными камнями; наконец, под шелковым балдахином, который держали на концах своих копий четыре барона, шествовал Ричард, наследник престола, а по бокам от него шли два епископа, Рено Батский и Гуго Даремский.

И нам легко представить себе Алиенору, пристальным взглядом распорядителя церемонии наблюдающую за каждым из освященных веками ритуалов, из которых складывался обряд коронации. Прежде всего следовало произнести клятву. Перед алтарем собрались прелаты: английские — Бодуэн, епископ Кентерберийский, Жильбер Рочестерский, Гуго Линкольнский, который позже будет признан святым, Гуго Честерский и множество других; и нормандские — Готье Кутанский, архиепископ Руанский, Генрих де Байе, Жан д'Эвре, не говоря уже об аббатах, канониках собора и священнослужителей из всех орденов; все они стоя слушали королевскую клятву. Ричард преклонил колени, положил ладони на раскрытое перед ним Евангелие и перечислил все, что обязывался исполнять: во все дни своей жизни он будет нести мир, чтить и бояться Бога, почитать святую Церковь и ее служителей; он будет по всей справедливости вершить правосудие над вверенными ему людьми. Если существуют в его королевстве дурные законы и нечестивые обычаи, он их упразднит, но хорошие подтвердит и укрепит без обмана и злого умысла.

Затем пришел черед обряда миропомазания, наиболее торжественного из всех; в то время его воспринимали как таинство, и некоторые даже осмеливались сравнивать этот обряд с посвящением в сан епископа. Ричард разделся, на нем остались только рубаха с широким вырезом на груди и короткие штаны; на ноги ему надели расшитые золотом сандалии. После этого архиепископ Бодуэн Кентерберийский, — он был другом Плантагенетов, и первой же его заботой после возведения в сан было обратиться к Генриху II с просьбой смягчить заточение Алиеноры, — трижды помазал ему миром голову, грудь и руки, что означало славу, ум и силу, необходимые королям. Потом ему на голову, поверх льняного покрывала, обозначавшего чистоту намерений, коими он должен был руководствоваться, надели шелковую шапочку, которая с этих пор стала его обычным головным убором; он облачился в королевскую тунику из золотой парчи, а поверх нее надел далматику вроде диаконской, и это означало уподобление его священнослужителю; архиепископ протянул ему меч, которым он должен был устранять врагов Церкви; поверх сандалий прикрепили золотые шпоры, рыцарский знак; наконец, на плечи ему легла алая мантия, расшитая золотом.

Ричард, великолепный в этом наряде, сверкая рыжей головой и возвышаясь над теснившимися вокруг него людьми, не доходившими ему и до плеча, твердым шагом направился к алтарю. Там он остановился и, стоя на ступенях алтаря, выслушал последнее торжественное обращение архиепископа Бодуэна:

— Заклинаю тебя, во имя Бога живого, отказаться от этой чести, если ты не намерен нерушимо хранить свою клятву.

— С Божьей помощью я буду хранить ее без обмана, — громовым голосом ответил Ричард, с которым ни одна, даже самая строгая церемония, не могла пройти рутинно.

И, уверенным движением взяв с алтаря тяжелую корону, протянул архиепископу, а сам опустился на колени, ожидая, пока ее возложат ему на голову. Корону поддерживали два барона — не только из-за ее немалого веса, но и для того, чтобы показать: феодальный король не правит без своего Совета. Затем архиепископ вложил в правую руку Ричарда скипетр, увенчанный крестом, а в левую — другой, более легкий скипетр с голубкой, означавший, что король, исполняя свои обязанности судьи, должен взывать к помощи Святого Духа. После чего Ричард, во всем блеске своего королевского величия, направился к трону; впереди него шли священник со свечой в руке и три барона с тремя мечами. Он сел на трон, и месса началась.

Почему этому дню коронации суждено было омрачиться трагическим событием? Обряд совершился спокойно и величественно. Ричард, под приветственные крики баронов и простых людей, положил на алтарь корону и королевское одеяние, сменив их на простую золотую диадему и легкую шелковую тунику, прежде чем отправиться в пиршественный зал. Алиенора наблюдала за тем, как в просторном холле Вестминстера, сохранившемся и по сей день, собираются на пир бароны и прелаты, а тем временем лондонцы предлагали свои услуги по части «напитков», а жители Винчестера, королевского города, — по части «кухни». За стенами дворца было предусмотрено обильное угощение для народа, и бочонки с пивом опорожнялись один за другим, когда внезапно среди веселого шума, перекрывая его, раздались крики ужаса. Евреи из Сити не нашли ничего лучше, как выбрать этот праздничный час для того, чтобы поднести королю свои подарки. Не тут-то было. Их встретила достаточно разгоряченная толпа, в которой оказалось немало должников: как и во многих других торговых городах, в Лондоне евреи по большей части занимались ростовщичеством или давали деньги под залог; летописец Ричард Девизский, рассказывая об этом печальном эпизоде, именует их «sanguisugas» — пиявками. Раздался смех, а потом началась травля, настоящая охота на людей. Из всех этих несчастных спастись удалось лишь тем, кто сумел укрыться во дворце архиепископа, традиционном убежище, в которое они устремлялись всякий раз, как им угрожала опасность.

Королю уже на следующий день после коронации пришлось разыскивать и наказывать тех, кто принимал участие в бойне. И Ричард Девизский заканчивает свой рассказ сообщением о том, что в других городах евреев также притесняли, но только не в Винчестере — его родном городе, где жители, по его словам, всегда вели себя как достойные люди (civiliter).

Лондонцы, восторженно встретившие короля Ричарда «Пуатевинца», вскоре осознали, что государь, которым они так гордились, только о том и думал, как побыстрее покинуть свое островное королевство. Правда, для этого у него была уважительная причина: единственной мыслью, которая его занимала, была мысль о крестовом походе. И вскоре, последовав его примеру, приготовлениями к крестовому походу занялась вся Англия. Прежде всего необходимо было собрать налог, чтобы снабдить деньгами крестоносцев. Несмотря на недавнюю неприятную историю с «саладинской» десятиной, которая, вместо того, чтобы пойти на войну против Саладина, была использована Генрихом II для его личных нужд, этот новый налог был собран без особых затруднений. Ричард, чье воображение становилось неистощимым, когда речь шла о том, чтобы находить средства, без всякого стеснения принялся торговать званиями сеньоров. Он, как рассказывает автор одной из хроник его царствования, Роджер Ховден, выставил на продажу замки, города и владения. «Я бы продал и Лондон, — бесстыдно заявил король, — если бы мог найти на него покупателя».

Но подготовка к крестовому походу, главным образом, означала, что во всех портах Англии принялись строить корабли и «buzzes» — большие транспортные суда, которые могли перевозить по восемьдесят коней и больше трехсот пассажиров, не считая слуг и матросов; что в городах ткали паруса и плели снасти; что целые армии дровосеков валили деревья для мачт и корпусов, а тем временем на полянах маленькие кузницы работали без передышки: в одном только Динском лесу по этому случаю были выкованы более пятидесяти тысяч подков (а значит, можно было подковать заново двенадцать с половиной тысяч лошадей), не говоря уж об оружии и доспехах, о кольчугах, изготовление которых было тонкой и сложной работой, и шлемах или щитах, которые с грохотом ложились под молот на наковальню, о тонких стрелах и тяжелых арбалетных болтах, о твердом закаленном дереве для боевых машин и податливой коже, из которой делали седла и упряжь. Все ремесленники, выбиваясь из сил, служили королю. Знатные бароны, захваченные общей лихорадкой деятельности, в своих владениях тоже готовились к путешествию за море; эта волна достигла и городов, где множество простолюдинов тоже пожелали добровольцами присоединиться к крестоносцам. Наш современник, ученый Уильям Урри, историк своего родного города Кентербери, знающий, кто жил в любом из его домов в эпоху Алиеноры, сумел отыскать пять свидетельств о взявших крест простых людях, что жили на скромном перекрестке улицы Галантерейщиков и Верхней улицы, у входа в собор, между Масляным Рынком и церковью Богоматери. Там жили Хьюг Ювелир и Филипп Мардр, и, неподалеку от них, Вивьен Уайт: там жил Адам де Толуорт, который станет одним из ближайших сподвижников короля Ричарда при осаде Акры, и там стоял дом Маргарет Ковел, муж которой, лондонец, также присоединится к походу. Все эти люди трудились, суетились, влезали в долги, продавали земли, чтобы купить оружие. Крестовый поход многих заставил изменить образ жизни, и общее стремление к Иерусалиму ощущалось даже в самых скромных домах, даже в крестьянских хижинах, где резали свиней и коптили бекон, который по хорошей цене продавали мореплавателям.