Людовик наспех созвал совет, который установил, что феодальные обычаи были нарушены: Алиенора не могла вступить в брак без разрешения своего сюзерена. Она и Генрих должны были явиться на суд французского короля. Понятно, что они нисколько не собирались откликаться на этот вызов. Генрих собирался вскоре отправиться в Англию к своей матери, Матильде, и к Иванову дню уже готов был отплыть из Барфлера, но произошло то, чего он никак не ожидал: Людовик VII, возмущенный тем, что его нормандский вассал не обращает внимания на его требования, захватил Нормандию. Тем временем ему удалось втянуть в свою игру Жоффруа, младшего брата Генриха; впрочем, большого труда ему это не стоило, поскольку Жоффруа хотелось заполучить Анжу, и он, взбешенный тем, что брат, похоже, намерен забрать себе все отцовское наследство, подстрекал анжуйцев к мятежам.

И тогда стало ясно, что Генрих Плантагенет на поле битвы достоин своих прадедов. Спешно покинув Барфлер, он собрал тех нормандских баронов, которые остались ему верны, и меньше, чем за шесть недель, с середины июля до конца августа, сумел отбить Нефмарше, сдавшийся королевским войскам, и дойти до Пасси, где противники сошлись в нескольких кратких стычках, очистить от врага территорию до маленьких городов Брезоля,

Маркувилля и Бонмулена, и разместить гарнизоны на границе между собственными владениями и землями французского короля. После этого он выступил против брата, мгновенно подчинил себе Анжу и заставил Жоффруа, укрывшегося в крепости Мон-соро, сдаться на милость победителя. Людовик VII довольно вяло попытался, при поддержке брата, графа де Дре, сделать вылазку в сторону Вернея. Боевые действия продолжались еще некоторое время, затем король, уставший и к тому же больной, начал переговоры с целью добиться мира, которого требовали все, и в первую очередь — епископы пограничных областей, обеспокоенные тем, что жителей этих областей грабят и разоряют.

Теперь у Генриха были развязаны руки. Он вернулся к жене и в январе снова собрался в Англию, настроенный более решительно, чем когда-либо прежде, заявить о своих правах, за которые его мать, Матильда, держалась с беспримерным упорством. Он все еще был в Англии, когда до него дошло радостное известие: 17 августа 1153 г. Алиенора родила ему сына, которому, по пуатевинскому обычаю, дали имя Гильом (Вильгельм), — имя ее отца и других ее предков.

И Генрих, должно быть, одобрил ее выбор: это имя было вместе с тем и именем Вильгельма Завоевателя.

Дождь не утихал, и волны с оглушительным грохотом накатывали на берег. Буря не прекращалась уже около месяца, и порт Барфлера был по-прежнему забит судами, которые, качаясь на волнах, стояли на рейде. Никто не решался в такую погоду выйти в море. Порт и город были переполнены людьми и скотом, рыцарями и оруженосцами, священниками и солдатами, матросами и грузчиками, с трудом находившими себе приют и ждавшими момента, когда можно будет погрузить на суда товары, запасы продовольствия и вьючных животных и тронуться в путь. Целыми днями они вглядывались в небо в надежде увидеть просвет среди туч, но все было сплошь затянуто безнадежно серым цветом: берег заволокло туманом, дождь поливал каменные дома, море угрожающе ревело.

Для Генриха Плантагенета эта буря была особенно некстати. Именно теперь, когда он почти достиг цели, когда все шло к тому, что он вот-вот займет английский трон, к которому так давно стремился, перед ним непреодолимой преградой встала совершенно непредвиденная непогода, и против нее бессильны были и оружие, и военные хитрости. До сих пор, в течение всех этих двух лет, события складывались как нельзя лучше для него. Путь перед ним оказался свободным и словно нарочно приготовленным для того, чтобы могли, наконец, осуществиться честолюбивые замыслы, которые так долго и так упрямо лелеял его род. Он вышел победителем из долгой битвы, в которой анжуйцы в течение тридцати пяти лет противостояли графам Блуа. Впрочем, он ни минуты не сомневался в том, что удача будет на его стороне, с того самого дня, когда он впервые после того, как женился на аквитанской герцогине, ступил на английскую землю. Это произошло в день Богоявления, 6 января 1153 г.; пожелав отпраздновать этот день, он вместе со своей свитой прежде всего отправился в церковь, и в ту самую минуту, как он туда входил, священник затянул праздничный антифон: «Вот грядет царь-победитель»

Дальнейшие события вполне оправдывали это счастливое предсказание. Вскоре после того Генрих, пока король Стефан де Блуа спешно собирал войска, сумел с горсткой людей завладеть городом Мальмесбери; Стефан, непопулярный в стране, на чью корону он заявлял свои права (как внук Завоевателя по матери, Адели де Блуа), он был вынужден обходиться, главным образом, наемниками, которых он набирал во Фландрии и которых обобранные ими крестьяне ненавидели. В течение многих дней оба соперника со своими войсками стояли под проливным дождем друг против друга по разным берегам Темзы. В конце концов ни у того, ни у другого не хватило смелости перейти непомерно вздувшуюся реку. Стефан с позором вернулся в Лондон, в то время как Генрих освобождал замок Уоллингфорд, где несколько фламандских отрядов осаждали одного из его сторонников. Стефан де Блуа, сломленный этими событиями, предложил ему мир; он был болен, а его сын, Евстахий, которому предназначалась корона, был полным ничтожеством, и все в королевстве его единодушно ненавидели; второй сын, Гильом, был всего лишь бастардом, которого к трону близко не подпускали; впрочем, он равно был лишен честолюбия и способностей. Епископ Винчестерский — родной брат Стефана де Блуа — и архиепископ Кентерберийский выступили посредниками в переговорах. В результате Евстахий, взбешенный этими переговорами, которые не могли обернуться выгодно для него, ополчился на архиепископа Кентерберийского и принялся с бессмысленной яростью разорять его земли и жечь все, что попадалось на его пути — крестьянские хижины, церкви, монастыри; так продолжалось до тех пор, пока он внезапно не заболел и не умер несколько дней спустя ко всеобщему облегчению.

Король Стефан, окончательно растерявшись, решил теперь добровольно сделать то, чего избежать было нельзя: 6 ноября 1153 г. он торжественно провозгласил Генриха Плантагенета своим наследником. Собрание английских и нормандских сеньоров в Винчестере утвердило документ, который должен был положить конец войне, которая так долго разделяла Англию на две враждующие партии. Когда Стефан и Генрих, месяцем позже, бок о бок въехали в Лондон, их встретили с восторгом, свидетельствовавшим, какое облегчение принес их союз и народу, и сеньорам. Теперь Генриху оставалось лишь дождаться, чтобы смерть Стефана открыла ему путь к трону. Весной он вернулся на континент, к Алиеноре, и познакомился с наследником, которого она ему подарила. Они вместе отпраздновали Пасху в Нормандии, и Алиенора в Руане впервые встретилась со свекровью, королевой Матильдой. Королева была из тех, кто вызывает если не симпатию, то, по крайней мере, уважение, и слава ее, должно быть, была велика: она правила Священной Империей, а потом жила лишь для того, чтобы сберечь наследство деда, Завоевателя. Вся ее жизнь прошла в битвах по ту и эту сторону Ла-Манша, которые она вела ради того, чтобы Генрих в один прекрасный день сделался английским королем. Теперь этот день был близок. И, если Генрих почти достиг цели, то лишь потому, что его мать прежде него посвятила всю свою жизнь борьбе за корону Англии.

Ожидание не затянулось. В первых числах ноября в Руан прибыли гонцы с известием о смерти короля Стефана, скончавшегося 25 октября 1154 г. Алиеноре предстояло вновь получить корону, которая, в конце концов, была ничем не хуже той, от которой она отказалась за два года до того. Генрих приказал немедленно готовиться к отъезду и, оставив мать в Нормандии, тронулся в путь вместе с Алиенорой, маленьким Гильомом и наспех собранной свитой; в ней были два его брата, Жоффруа и Гильом, и крупнейшие бароны и епископы Нормандии.