Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Но на протяжении многих веков история вроде бы учила малые народы одной печальной истине, что их малость НИКОГДА не обеспечит им абсолютного суверенитета. Что им все равно придется вступать в какие-то союзы и оказываться миноритарными акционерами в каких-то крупных геополитических предприятиях. Нигде история не давала на этот счет таких суровых уроков, как на Кавказе. Те же Армения или Грузия могли оказаться либо под властью персидской империи, либо под властью Османской империи, либо под властью Российской империи. То есть они все равно всегда оказывались втянуты в тот или иной «геополитический суперконцерн». Не «Газпром», так «Осман-газ»… или «Иран-газ»…

Можно, конечно, и в «Бритиш петролеум»… Но тогда уже даже не на правах внятного миноритарного геополитического акционера (стали провинцией той или иной империи и живем по ее правилам). Тогда — по схеме псевдоавтономности, чреватой особой кровавостью: и законы общности, под которую «лег», соблюдай, и общность эта за тебя никакой ответственности не несет.

Она ответственности не несет, а сам ты отвечать за себя не можешь. По причине исторически заданной миноритарности. И что дальше? Дальше рано или поздно ты либо истекаешь кровью в «разборках» с аналогичными по масштабу миноритариями, польстившимися на сходную псевдоавтономность, либо входишь на внятных основаниях в какое-то масштабнее геополитическое предприятие. Такова судьба не только мелких, но и большинства средних «геополитических акционеров».

В этом смысле я уже не первый год пытаюсь понять, чего в принципе хотят ДЛЯ СЕБЯ, например, те же украинцы. Я имею в виду тех украинцев, которые ценят свой суверенитет, свое национальное государство. Я очень хорошо понимаю, почему они его ценят. У этих украинцев есть счет к Российской империи (озвученный тем же Тарасом Шевченко, и не только). И у них есть менее мне понятный счет к СССР (почему они чувствовали там себя ущемленными — неясно, их доля в данном геополитическом предприятии была огромна).

Но все-таки это была только доля. А хотелось не общинной доли, а своего хутора. И чтобы на нем абсолютным хозяином… и так далее.

Хотеть не запретишь. Но исторический опыт-то куда денешь? Ну, не бывает так. Не бывает, и все! Выйдя из геополитического «Газпрома» под названием СССР, Украина (как, впрочем, и все остальные вышедшие) немедленно должна будет войти в какой-то другой геополитический концерн сходного размера. Так она и входит! Все вышедшие и кричавшие об абсолютном суверенитете, как только получили свой пай, тут же рванулись передавать его в другие «мегакооперативы».

Крик о том, что пай будет изъят и никому не отдан (в украинском варианте — концепция самостийности), нужен был только для того, чтобы выйти. Ровно в момент выхода оказалось, что пай немедленно надо передавать в другие руки. А «абсолютная самостийность» — это абсолютный же блеф.

И тогда, конечно, возникает вопрос: «Что же именно не устраивало пайщиков, изымавших свои паи? Ради чего они их изымали? И кто были эти пайщики? Это были народы или элиты? Применительно к советской ситуации — народы или номенклатуры?»

Упрощать ситуацию вряд ли стоит. Народы, конечно, не были совсем уж слепыми марионетками в руках номенклатур. Но что-то в моем вопросе, согласитесь, есть. И вот почему.

Возьмем тот же проект «Модерн». Для среднеазиатских государств советский вариант модернизации был самым щадящим и эффективным. Каждый, кто в это не верит, должен с минимально кратким временным разрывом посетить сначала Таджикистан, а потом близкие к нему районы Афганистана и сравнить образ жизни. Не жизни элиты, а жизни народа.

Конечно, этот опыт надо было проделать лет 25 назад. Тогда результат оказался бы наиболее впечатляющим. Но и сейчас огромный разрыв в пользу республик, входивших в состав СССР, налицо.

Советский сценарий модернизации (то бишь развития) был очевиден и по целям, и по результатам. Столь же очевидно было, что не только ранние коммунисты (те-то просто грезили развитием), но и вполне обрюзгшие, однако хотя бы по минимуму сохранившие идеологический код номенклатурщики позднесоветского периода реально хотели именно РАЗВИВАТЬ союзные республики.

Правильно ли они хотели их развивать или нет… Какие там были перегибы… В какой степени это делилось за счет коренной России (главный упрек в адрес СССР со стороны так называемых «почвенников», требовавших выхода России из состава Советского Союза)… Можно и должно дискутировать по этому поводу, освобождая историю от мифов со знаком «плюс» и «минус». Но очевидность почти автоматической обусловленности советских поздних элит вялым и смутным для них самих долженствованием, согласно которому надо что-то ИМЕННО РАЗВИВАТЬ, вряд ли вызывает сомнения.

Ну, хорошо, покритиковали мы вялость и смутность этого ушедшего в прошлое долженствования. Осудили ошибки в выборе вектора и модели, так называемые перекосы и прочее… Прошли годы. Что стало ясно?

Стало ясно, что теперь-то нет даже этой воли к развитию. Если говорить о воле, понимая, чем она отличается от благих пожеланий. И дело даже не в среднеазиатских лидерах (беру Среднюю Азию только как самый яркий пример) или среднеазиатских элитах. Дело в гораздо более глубоких вещах. Как внутренних, так и внешних, как историософских, так и культурных.

Понимаю, что отдельные наблюдения ничего не доказывают, и никоим образом не хочу ими ограничиваться. Но и игнорировать бытовые зарисовки глупо. Это почти то же самое, что игнорировать в физике все, связанное с экспериментом.

Итак, вначале зарисовка. В дачном поселке, где я живу, непрерывно идут какие-то стройки. На стройках много среднеазиатских рабочих. В большинстве своем это вполне милые и абсолютно неагрессивные люди. Они вступают в контакт достаточно легко. В моем же случае возможность контакта, бесед облегчена наличием у меня собаки — среднеазиатской овчарки. Когда я с ней иду, рабочие узнают породу, относятся к собаке с опасливым восхищением. А с вашим покорным слугой, как хозяином собаки, особо охотно разговаривают и о собаках, и о многом другом. Чем я пользуюсь. И по-человечески (мне это приятно), и с профессиональными целями.

Все мои собеседники приехали на стройку не от хорошей жизни. Но одна их категория с удовольствием приехала бы и при советской власти. А другая — никогда бы не приехала с нынешними целями, поскольку в советское время была хорошо устроена — имела высшее образование, инженерскую зарплату, достойную работу на местных предприятиях (как относящихся к ВПК, так и других). Теперь она ничего этого не имеет. Не ее вина. Хотя в историческом плане, наверное, и ее тоже.

Но я не об этом. Я о том, с какой легкостью этот контингент освобождается от привнесенной советским модернизационным проектом цивилизационной пленки. Как быстро люди, родившиеся в городских семьях и проработавшие чуть не десятилетия инженерами, переходят к традиционным позам сидения во время отдыха на корточках у стены и привыкают спать на голых матрацах в малоприспособленных для жизни помещениях.

Конечно же, модернизация в странах с рассматриваемой мною спецификой — это дело вообще трудное. Где оно оказалось удачным? Разве что в Турции, да и то в весьма относительной степени.

Ну, Марокко… Ну — совсем уж в малой степени — Пакистан… Что дальше?

Между тем сейчас на среднеазиатские страны очень медленно, но почти неумолимо надвигается нечто совершенно другое. Не имеющее никакого отношения к Модерну и ненавидящее его. Я имею в виду пресловутый халифат. Возможен ли он после ранних постсоветских попыток радикальной исламизации региона? В какой степени накаленному контрмодернистскому исламу удастся преодолеть субконфессиональные и племенные противоречия?

Все это — вопросы открытые. Но то, что модернизационно ориентированные элиты того же Узбекистана в условиях роста (пусть даже и плавного) подобных тенденций ожидает политическая и витальная катастрофа, понимает каждый, кто побывал, например, в Ферганской долине.

Итак, отпали от СССР… Попробовали впасть в халифат… Отпрыгнули… Попробовали какой-нибудь неоосманизм (Великая Турция и все прочее)… Отпрыгнули… Поиграли с американцами… Отпрыгнули… Задумались о Китае… Отпрыгнули… Постепенно возникает фантом «множественного отпадения». И вспоминается «Солярис»… Даже не в текстуально лемовском варианте, а в том модифицированном, которое предлагает талантливый фильм Тарковского. Наблюдая сходные фантомы (то одни, то другие), напоминающие разное (то одно, то другое), герой спрашивает своего более опытного товарища: «А что эти фантомы хоть как-то стабилизирует?» Товарищ отвечает: «Их стабилизирует силовое поле Соляриса». Вот так…

99
{"b":"284308","o":1}