Цель — декларативно-неопределенна. Сопряженные блоки описания никак не увязаны с целью. Считать это все полноценным «образом будущего» для Концепции как документа, регламентирующего нашу жизнь, невозможно. Для этой прискорбной констатации совершенно не нужно быть злопыхателем или таким ревнителем свободы, которому на развитие наплевать. Для этой констатации надо просто относиться серьезно к развитию, а не сюсюкать по его поводу.

Между тем сюсюканье (в духе этого самого «сю-сю-реализма») в Концепции не исчерпывается вышеизложенным. И постепенно приобретает гротескно-фантасмагорический характер. Потому что вдруг оказывается, что «достижение этой (стратегической. — С.К.) цели означает формирование качественно нового образа будущего России к концу следующего десятилетия». То есть к моменту завершения срока реализации данной концепции? Значит, настоящий образ будущего мы сформируем после того, как дойдем до цели? А идти к ней мы будем без образа будущего?

Прочтя это, я зауважал не только Константина Устиновича Черненко (которого я, в общем-то, всегда уважал). Я зауважал самые кондовые комсомольские и партийные бумаги, рожденные в недрах глубокого брежневского застоя. Потому что там были хоть какие-то представления о концептуальной обязательности…

Седьмое, о чем я узнал, касается конкретных целевых ориентиров.

Назову наиболее показательные:

— «выход на стандарты благосостояния развитых стран»,

— «высокое качество и комфортные условия жизни населения»,

— «изменение социальной структуры в пользу среднего класса»,

— «инновационное лидерство в мире».

Ничего против этого я не имею. Я просто не понимаю, за счет чего это будет достигнуто. И не понимаю, как можно об этом не сказать. Ведь за все надо платить, не так ли? Какова мобилизационная (как минимум, трудовая, если кто-то боится слова «мобилизация») ЦЕНА? Кто ее заплатит? Почему будут платить и нести издержки? Народ не может получить «на халяву» такие показатели жизни и такое лидерство. Ну, так?

Восьмое, о чем я узнал, — это что государство не должно подменять бизнес своей активностью, но должно лишь «создавать условия для успешного развития бизнеса» и что «именно частный бизнес является основной движущей силой развития».

Тем самым государству фактически запрещается роль реального Субъекта Развития даже в ключевой — экономической — сфере, которой в основном и посвящена Концепция. А при обсуждении проблемы инновационного развития в качестве «субъектов развития» перечисляются компании, разрабатывающие новые технологии, работники науки, образования, здравоохранения и т. д.

Интересно узнать, кто так осуществлял развитие, преодолевая весьма проблемную ситуацию в короткие сроки? И почему государство не должно быть Субъектом Развития? Что это за фобия? И как она соединяется с державностью и вертикалью власти? Если развитие является сверхцелью и основным ориентиром, то почему государство должно самоустраниться от реализации своей же сверхцели? И чем оно тогда занимается? Вот главное, что меня волнует!

ЗАЧЕМ ОНО ТОГДА ВООБЩЕ НУЖНО?

Никто не оспаривает необходимости частного бизнеса. Есть огромное количество направлений, востребованных жизнью. Жизнь не может быть сведена к одному стратегическому направлению (развитию). Пусть бизнес работает там, где надо. И пусть чиновники ему не чинят препятствий. Пусть бизнес конкурирует или соучаствует с государством и в том, что касается стратегических направлений развития.

Но любой мировой опыт — хоть в развитых, хоть в развивающихся странах — показывает и доказывает, что не иметь механизмов реализации стратегического целеполагания в виде мощного государственного предпринимательства и управления большим бюджетом (особенно в условиях, когда ставятся цели выхода из кризиса и развития) эффективное государство НЕ МОЖЕТ. Ну, не может и все.

Посмотрите, как в нынешнем кризисе британское государство национализирует крупнейший «просевший» банк и как американское государство меняет законодательство и «нерыночно» вливает в экономику многие сотни миллиардов долларов. Послушайте главу МВФ Доминика Стросс-Кана, который твердит, что «рыночные» меры для выхода из кризиса недостаточны, и призывает развитые страны к наращиванию антикризисной активности госбюджетов.

То есть везде, включая наиболее последовательно-либеральные «рыночные» развитые страны, государство от обладания инструментами решения таких проблем отказаться не может. (О странах вроде Китая или Индии, заявивших своим исключительным приоритетом форсированное развитие, я уж и не говорю.) А у нас, согласно рассматриваемой Концепции, государству от них нужно отказаться. И как я должен к этому относиться? Серьезно?

Девятое концептуальное откровение состоит в том, что лишь глубоко демократическая Россия может осилить задачу быстрого развития. Тут же уточняется: «Только реализовав формулу «демократия — человек — технологии» и воплотив ее в повседневную практику жизни общества, Россия сможет реализовать свои потенциальные возможности и занять достойное место среди ведущих мировых держав».

Ребята, кто подменяет высший приоритет идеологическими «заморочками»? Но ведь и подменять надо уметь! Студенту известно, что все успешные быстрые модернизации — как старые (вроде голландской, британской или французской), так и новые (японская, корейская, тайваньская, малайзийская, китайская) — это авторитарные модернизации, с решающей ролью государства в управлении развитием и достаточно жестким сокращением пространства для демократических процедур.

Одесский автомобилист-частник хотел подвезти женщину за умеренную мзду. А та негодовала, что он не таксист. Частник ей возразил: «Мадам, вам бы шашечки или ехать?»

Вот и хочется спросить, надо ли «ехать»? Или нужны «шашечки» демократии? Ведь никто не возражает против демократии. Никто не хочет заменять ее авторитаризмом ради авторитаризма. Но либо развитие действительно высший приоритет, и идеологии умолкают. Либо… Либо все будут навязывать свои идеологические приоритеты, и тогда не будет никакого развития.

В одной памятной мне телевизионной дискуссии Г.Резник и В.Никонов спорили о том, совместима ли свобода с традицией. Г.Резник утверждал, что наша традиция несовместима со свободой. В.Никонов ему оппонировал. То есть дискуссия шла между сторонниками формулы «свобода минус традиция» (либеральная партия) и сторонниками формулы «свобода плюс традиция» (консервативная партия). Я, будучи третьим участником дискуссии, кожей ощущал наличие еще одного молчащего персонажа. Того, для которого желанной формулой является «традиция минус свобода». Вы скажете, что его нет? Ну, говорите, говорите… Прячьте голову под крыло… Дождетесь… Ждать осталось недолго.

Между тем дискуссионное пространство из двух переменных (свобода и традиция) — это тупик. Вырваться из тупика мы можем лишь введя пространство из трех (трех, а не двух!) переменных:

СВОБОДА, ТРАДИЦИЯ и РАЗВИТИЕ.

Нам надо не сюсюкать о развитии. Нам надо понять, что без развития обессмысливаются и традиция, и свобода. Что же касается несвободы, то она всегда отвратительна. Но может быть хотя бы отчасти оправдана только развитием. И чем больше несвободы, тем больше должно быть развития, чтобы хоть как-то несвободу оправдать. Да и преодолеть.

Пока СССР форсированно развивался, несвобода была как-то терпима. Хотя весьма и весьма издержечна. Но когда СССР перестал ускоренно развиваться (застой), то даже меньшая несвобода (а несвободы при Брежневе, конечно, было меньше, чем при Сталине) стала абсолютно невыносимой. И мы получили то, что получили.

Первая задача — не подменить развитие политическими играми.

Вторая задача — не подменить развитие странными «сю-сю» на тему развития. Отнестись к развитию серьезно. Без пафоса, без восклицательности, но серьезно. Авторы Концепции называют много прекрасных конкретных долженствований. Например, стабилизация численности населения и занятых в экономике. На основе чего? Оказывается, что на первом месте «эффективное регулирование миграции». А затем уже следует повышение здоровья нации и уровня социального оптимизма. Ну, ладно, миграция так миграция. Что еще должно состояться к 2020 году?