Нуль в бесконечной степени… Абсолютный вакуум… Холод бесполого пространства… Это все метафоры, с помощью которых я хочу передать другим, да и самому себе, какие-то трудно вербализуемые ощущения. А климат — культурный, социальный, духовный — это понятие достаточно строгое.
Что и как обсуждают в обществе? И как соотносятся обсуждаемые вопросы?
Вопрос № 1 — развитие. О нем спорят, например, И.Дискин и А. Проханов на одной из интеллектуальных акций, организованных «Единой Россией».
И. Дискин говорит о «мягкой» модернизации.
А. Проханов — о «жесткой».
Это комментируют репортеры. Градус их интереса? Он даже не нулевой. Он именно из разряда того, что я назвал «антидрайвом».
Вопрос № 2 — война кланов. О ней говорят А.Хинштейн и В.Соловьев. Они-то говорят об этом горячо. А комментарии? Общественная реакция? Прошу прощения, из той же «оперы».
Но и не это главное! Корреляция между темами строго равна нулю. «В огороде бузина, а в Киеве дядька»… Две принципиально разные подведомственности.
«И что тут странного, — удивится читатель. — Темы-то и впрямь очень разные».
Для нас с вами в этом ничего странного нет. Нам (и это хуже всего) наш климат начинает казаться естественным и даже безальтернативным. Но давайте проверим самих себя. И адресуемся для этого к прецедентам из своей же истории.
В 1927 году никто не смог бы отделить обсуждение вопроса № 2, то есть внутрипартийной борьбы, от вопроса № 1 (одна модель индустриализации, другая). А как отделишь?
Начнешь обсуждать конфликт кланов (Сталина, Троцкого)… Вокруг чего конфликт? Только вокруг развития. Начнешь обсуждать развитие — сразу натыкаешься на кланы («товарищ Сталин опроверг товарища Троцкого в вопросе о развитии…», «товарищ Троцкий опроверг товарища Бухарина в вопросе о развитии…»).
Что теперь? Зюганов опровергает Путина по вопросу развития? Жириновский опровергает Зюганова по вопросу развития? Внутрипартийная дискуссия (клубы-то зачем созданы?) идет по вопросу развития? НЕТ политической дискуссии! НЕТ ее и в помине! А то, что ЕСТЬ (некий полуакадемический спор), натыкаясь на подобное фундаментальное НЕТ, тонет, как «Титаник».
Кто-то скажет: «И, слава богу, значит, не будет 37-го года». Кто-то всплакнет и скажет: «Эх, не дождемся мы славного 37-го».
Слова, слова… По сути же, как мне кажется, Проханов ХОЧЕТ 37-го года ничуть не больше, чем Дискин. Да и кто, кроме однозначных пациентов Кащенко, может ХОТЕТЬ крови, насилия, унижений, страха, лязгающих зубов, черных воронков и всего остального? А также всего, что с этим прочно связано (начинается с борьбы кланов, а кончается доносами на соседей, с которыми что-то не поделили).
Вменяемый человек, даже тяготясь своей социальной ролью (местом в элите, среднем классе и пр.), никогда не захочет менять это место по технологиям ГУЛАГа и 1937 года. Потому что эти технологии имеют слишком очевидный изъян: «Сегодня ты, а завтра я. Сегодня прорвался в комдивы по чьим-то костям, а завтра захрустят твои косточки»,
Всем хочется такой модели развития, при которой нормальный законопослушный человек получит сразу и гарантии от неправового насилия, и открытые каналы вертикальной мобильности, но…
Но Кромвель… Но Робеспьер… Но Линкольн и генерал Грант… Но… Но… Но…
Почему развитие чаще всего сопрягается с диктатурой и ее — большими или меньшими, но неизбежными в любом случае — издержками? Конечно, это не всегда так. В Индии идет развитие по какой-то очень своей модели. И никакой диктатуры нет. В Бразилии идет развитие (более сомнительного качества, но ведь идет). И тоже нет диктатуры. Но чаще всего ПЕРЕХОД от неразвития (крайний случай — регресса) к развитию действительно использует авторитарные инструменты. Правда, и неразвитие их тоже использует. Может быть и диктатура регресса (смерти нации, наконец).
Но и демократия, как мы видели, может быть демократией регресса и даже смерти. Она не ОБЯЗАНА приобретать такое качество в силу демократичности как таковой, но она МОЖЕТ оборачиваться подобными штуками. А у нас — ими и обернулась. Причем не без форсированной зарубежной помощи. «Анархия 90-х породила у русских отвращение к демократии»… Кто только об этом сейчас не пишет! А анархию-то кто поощрял? Не Гарвард ли?
Серьезные и страстные споры 20-х годов породили кровь 1929 и 1937 года. А также некий исторический результат (индустриализация, выигранная война, космос).
Это был один климат, порожденный огромным (в том числе и метафизическим) драйвом.
Треп, шедший с февраля по ноябрь 1917 года, породил еще большую кровь — и кровь гражданской войны, и (в смысле исторической логики) кровь, связываемую со Сталиным… Антиклимат плюс антидрайв…
Без драйва нет и не может быть ответа на вызовы. Неспособность же ответить на вызовы обрекла на гибель (горькую или сладкую) уже несколько наших элит — царскую, февральскую, горбачевскую. А уж какую цену за это заплатил народ… Снова на те же грабли?
Есть ли сегодня этот самый драйв? Преодолеем ли антидрайв? Изменим ли (и за счет чего) климат нынешних, воинствующе антисерьезных дискуссий? Мы всерьез хотим развития (пусть даже в усеченном варианте модернизации)? Если так, необходимо констатировать следующее.
1. Модернизация — это не СИНОНИМ развития. Это ОДИН ИЗ ВАРИАНТОВ развития. ЕСТЬ И КАРДИНАЛЬНО ИНЫЕ ВАРИАНТЫ РАЗВИТИЯ. Почему надо их сходу отбросить и говорить только о модернизации (мягкой, жесткой)?
Ведь даже сталинская модель развития лишь с трудом может быть уложена в матрицу классической модернизации. Потому что модернизация в сочетании с элементами возврата к традиционности (очень трансформированной, но традиционности) — ЭТО УЖЕ НЕ МОДЕРНИЗАЦИЯ. И пока мы не осмыслим свой опыт всерьез (показав, где и в какой мере сталинские трансформации являются модернизационным развитием, а где и в какой мере — это развитие, но другое), мы никуда и никогда не сдвинемся.
Такое осмысление требует статистических рядов, компаративных построений, классификаций, типологий, моделей. «Ах, нет ГУЛАГу!»… «Ах, да ГУЛАГу!»… Нельзя, поймите, девяносто лет кряду (и даже двадцать постфактум) проклинать и прославлять. Понять, понять, понять наконец-то надо! Не исторической правды ради (хотя и без нее мы никуда не денемся), а с ориентацией на будущее.
Немодернизационное развитие возможно! И именно на нашей территории хранятся какие-то остатки памяти о том, что это такое.
Отождествляя модернизацию с развитием, мы сразу отбрасываем все наиболее существенные для XXI века нематериальные активы нашей, как говорят прагматики, «суперкорпорации Россия». А можно ли, отбросив нематериальные активы, быть эффективными менеджерами?
Шанс России на признание и, простите за грубость, ПРОСТО НА ЖИЗНЬ в XXI веке (да-да, не на достойное участие в разделении труда, а на жизнь) полностью зависит от этих — отбрасываемых при зауженных дискуссиях — нематериальных активов. Потому что только они и нужны миру, как западному, так и незападному. Проект «Модерн» загибается по многим причинам. Запад от него отрекается. Мир без развития проблематичен. У России есть ноу-хау в плане альтернативного развития, не сводимого к Модерну. Она это (возможно, спасительное!) ноу-хау — в глобальный мусоропровод выкидывает?
В любом случае — нельзя всерьез обсуждать тему развития, ставя знак равенства между развитием и модернизацией. Что дальше?
2. Нельзя обсуждать тему развития, не признав, что модернизация как раз и является НАИБОЛЕЕ СВИРЕПЫМ способом осуществления развития.
Вот она-то как раз хуже, чем любой другой вариант развития, сочетается с понятием «свобода». Это так происходит вовсе не потому, что модернизация является злом («тлетворным влиянием Запада» и так далее). Это так происходит потому, что модернизация начинает входить в неразрешимое (в окончательном варианте — именно ценностное) противоречие с домодернизационными принципами существования общества.
Модернизация не знает, что ей делать с остатками традиционного общества. Она боится этих остатков. Она понимает, что фактически всегда находится в меньшинстве. Всем, я думаю, знакомы советские дискуссии 20-х годов по поводу того, что рабочий класс является меньшинством населения, страна крестьянская, и потому пролетариат, являясь передовым классом, просто обязан осуществлять диктатуру. Но ведь эти дискуссии ПО СУТИ повторяют общемировую норму. Так же рассуждали якобинцы. Так же рассуждали представители победивших национально-освободительных движений в странах Третьего мира.
