Аркадий Аверченко
Рассказ о Ниночке Крохиной
Я и хотел написать рассказ о Ниночке Крохиной.
И сюжет хороший, и настроение у меня было такое, что по силе и яркости написанного — критика признала бы «Ниночку Крохину» одним из удачнейших моих рассказов.
Не судьба.
Так читатель никогда и не узнает изумительной потрясающей судьбы редкой девушки — Ниночки Крохиной.
Только что я, дрожа от нетерпения и острого стремления окунуться в океан увлекательного творчества, взял несколько листов чистой бумаги и придвинул чернильницу поближе, как телефонный аппарат, стоящий на письменном столе, неистово зазвенел.
— Что?! — грубо бросил я в трубку. — Что надо?!
— Ой-ой, что за кровожадность, — засмеялся где-то за несколько верст женский голос. — Не в духе?
— А-а, здравствуйте, — с напряженной радостью протянул я, сжимая свободную руку в кулак. — Ну, что новенького?
— Нет, вы лучше скажите, почему у вас был такой сердитый тон?
— Да нет… так просто… Это аппарат шалит.
— Сердечный? — слышится лукавый вопрос.
— Телефонный.
— Вы, может быть, на меня сердитесь, а? За то, что я позавчера каталась на островах не с вами, a с Дрягиным.
— Нет, что вы… Пожалуйста…
— Ах, так?!. Нечего сказать — красиво. Так почему же выбыли такой злой сейчас, а? «Что»?!! Будто из пистолета выстрелил.
— Простите, но когда я спросил: «что?» я ведь не знал, что это вы меня вызываете!..
— А если не я, так с другими нужно быть грубым?
— Да нет… Но дело в том, что я только что уселся писать, — и поэтому всякий звонок может легко сбить меня с настроения.
— Даже мой звонок?
Свободная, уже ранее сжатая в кулак рука закачалась в воздухе.
— О, нет, что вы… Я очень рад, что вы позвонили. Ну, до свиданья, всего хорошего.
— Успеете там с вашим писаньем. Все равно, всего не испишете… А что, вас, все-таки, часто отрывают от работы?
— Очень часто. То звонки, то визиты. Прямо ужас…
— А вы бы трубку с телефона снимали…
— Не всегда удобно. Иногда бывают важные звонки, по экстренному делу.
— Бедняжка! Ждете важных звонков, a к вам звонят не важные звонки.
— Да.
— Вы бы говорили, что вас дома нет.
— Да.
— Или время бы какое-нибудь назначили определенное.
— Да.
— Что это вы как будто чем то недовольны?
— Нет.
— Я замечаю, что вы в последнее время какой то нервный.
— Да.
— Я сама понимаю, что когда собираешься что-нибудь сделать, a тебе помешают — так теряешь наверное.
— Да.
— И, наверное, большей частью, без дела звонят?
— О, да, да, Конечно. Действительно!
— Не понимаю таких людей…
— Да. Ну, до свиданья!
— Всего хорошего. Завтра что делаете?
— Нет.
— Что «нет»?
— Да. Делаю, вообще. Я вам позвоню. До свиданья.
— Всего хорошего. Пишите ваш рассказ. Вчера не видели Птицына?
— Да.
— Видели? Ну, расскажите, что он делает вообще?
— Ничего. Спасибо. Гуляет. Ну, до свиданья.
— Боже, как вы хотите от меня избавиться!.. Ну, до свиданья. Не буду вас больше мучить. Теперь вы на меня не сердитесь?
— Нет.
— Ага! Значит, раньше сердились!
— Нет.
— Мне этот Дрягин не нравится. В нем есть что-то вульгарное… Или нет? Как вы находите?
— Да.
— Что — «да»? Согласны вы со мной или нет?
— Согласен. Ну, до свиданья.
— Еще бы вы были не согласны!.. Когда при вас выругаешь мужчину, вы всегда согласны, a похвалишь кого, так вы на стену лезете. Только таких циников, как Мочугов, — вы и можете хвалить. Давно его видели?..
— Да, Давно. Спасибо. Гуляет. Ну, до свиданья.
— Нет, постойте… Разговор становится интересным! Это мне нравится; я назвала Мочугова циником, a вы даже не протестуете… Почему же вы раньше так горой за него стояли?! Ну-ка, вы, «мужская логика», отвечайте!..
— Да. Гуляет. Спасибо.
— Кто?
— Этот… Мочугов. Вообще это все трудные задачи. Ну, до свиданья. Позвоню.
— Ну, теперь окончательно: до свиданья!
— Послушайте… Только не звоните после трех. Меня дома не будет. И до одиннадцати тоже. Или нет, в десять. Даже немножко раньше. Не спутаете?
— Да. Ну, до свидания. Дрягине и не думайте. Он для вас не опасен. Может быть, кто другой…
— Да. Ничего. Он гуляет. Ну, до свиданья.
— Кто гуляет? Что вы затвердили: «гуляет да гуляет»!
— Да. Все вообще. Погоды хорошие, они и тово…
— Стыдитесь! О погоде заговорили. Неужели, у вас с дамой нет более содержательного разговора?
— Да. Кхе, кхе!.. Кх…
— Что это вы как будто кашляете? Простудились?
— Нет. Нервное.
— Почему?
— Да, знаете, мешают все. Приходят, звонят…
— А вы бы трубку снимали. Или просто говорили, что заняты, работаете, мол.
— Я и говорю. Не помогает.
— Вот, ей Богу, наказание. Действительно, положение! Ну, если они такие не чуткие — вы бы сказали «извините», но я сейчас не могу разговаривать!
— Извините, но я сейчас не могу разговаривать.
— Вот так. Молодец. Запомните это?
— Ну, до свиданья.
— Послушайте… А мне пришло в голову: может, вы и меня так же потом ругаете за мои разговоры, как и других, а? Я вам ведь, кажется, тоже помешала?
— Да. Ну, конечно!
— Ну, вот вы уже и шутите… Вот и хорошо. Я, значит, разогнала ваше дурное настроение. А если, предположим… Неужели повесили трубку?! Свин… положим… Что эт…
* * *
— Барина дома нет.
— Да как же нет, если он сейчас по телефону разговаривает. Я ведь зашел на одну секунду.
Входит человек. Не на четырех ногах, a как любой человек — на двух ногах.
— Я вам помешал сейчас?
— Собственно, как сказать?.. Я ведь пишу рассказ…
— А вы вон сейчас по телефону разговаривали…
— Да; это одна дама оторвала меня. Только сбила с настроения…
— А вы бы сказали, что заняты.
— Говорил. Не помогает.
— Ни на одну йоту у этих дам нет чуткости! Трубку бы не снимали на это время.
— Да.
— Или просто: нет дома — и конец.
— Да.
— Я вам, может, мешаю? Я только на десять минут. Ну, что у вас слышно с вашей газетой?..
* * *
Я люблю людей.
Я готов их всех обнять. Обнять и крепко прижать к себе.
Так прижать, чтобы они больше не пикнули.
Отчего я писатель? Отчего я не холера?
И знал бы тогда, кому следует захворать…