14 июля 73 г.

Давно не писал, потому что был отправлен «в лес» — Волынское 2. Это неподалеку от дачи Сталина. Там жил, говорят, в свое время Жданов, а по соседству, в домике поменьше - маршал Василевский (во время войны). Огороженный полуразвалившимся (но «зеленым») забором участок в несколько гектаров. Райский уголок: раньше явно было большое имение, потому что до сих пор еще просматриваются аллеи, теперь уже более чем столетних лип и вязов. Заросший, в буйной и густой зелени, трава - в рост человека, а промежду - асфальтовые дороги для авто - к дачам, впрочем, повторяющие изгибы старых, конных. Там прохладно даже в очень жаркие дни.

Ну так вот: вызван я был туда самим Александровым-Агентовым, собрались (для памяти), помимо него самого, который, естественно, был за главного, - Блатов, Смирновский Михаил Николаевич (МИД, бывший посол в Англии), еще один из МИД'а, который пять месяцев провел в Вене по разоружению, Шахназаров, Пекшев (руководитель экономической консультантской группы из отдела Катушева), Горбачев (оттуда же), Жилин. Потом подъехал Загладин и зам. МИД Ковалев (прямо из Хельсинки). Задача уже упоминавшаяся: материал для встречи Брежнева с Тереком, Гусаком, Кадаром и т.д. Но теперь уже — не пономаревская «самодеятельность», хотя и предпринятая по решению ПБ, а текст на главный вынос.

Из существа: за мир — совершенно искренне и безусловно, без обмана. Разоружение — и хочется и колется. Т.е. — присутствует абстрактное желание сократить расходы на эту прорву. Но при полной уверенности, что этого все-равно не будет сделано. Потому что все, в конечном счете, основано на убеждении: и внешние успехи, и внутренняя стабильность - результат, главным образом, мощной и беспрекословной военной машины (кстати, именно в дни наших сочинений в Волынском Брежнев из Завидово (где он с другой группой готовился к речи при вручении ему медали за мир и дружбу и к вступительной речи по случаю 70-летия П съезда РСДРП) летал на вертолете в Кубинку осматривать «новые боевые машины», как выразился Александров.

По Китаю - ничего нового и ничего путного. По-прежнему, несмотря на все раздражение, впрочем, вполне справедливое, и на все грозные термины осуждения, фактически исходим из того, что это социалистическая страна и можно ее в конце концов урезонить. Единственная оригинальная идея, вытекающая из такой установки - «может быть послать китайцам совместное обращение?» Идея Катушева. В просторечии мы ее называем — письмо запорожцев турецкому султану. Я всячески выступал против этого дурацкого предложения, пытался даже высмеивать. Но меня отвергли. Впрочем, убедительно: «А что ты предлагаешь?» В самом деле, не ядерную же кастрацию Китая предлагать...

«Наши» проблемы комдвижения в общем не вызывали споров: поставлена будет на обсуждение идея Берлингуэра о «2-ой Карловарской» конференции европейских КП и идея нового «большого Совещания» (впрочем, Брежнев на этот раз сам предложил: в разделе о Совещании — ни слова о Китае, чтоб через румын не просочилось, тогда и треть компартий не доберешь!). Однако, если вдуматься, реальный смысл и того и другого может быть только антикитайский. Характерно в связи с этим: мои попытки включить в текст упоминание, что мы поддерживаем линию на «левые блоки» коммунистов и социалистов в Италии и Франции и что видим в их эвентуальном приходе к власти фактор необратимости позитивных сдвигов в сторону мира — не прошли. Александров это дважды выкидывал. (Хотя оставил упоминание о социал-демократических правительствах в этом же смысле — достижения необратимости: мол, это не выходит за рамки внешнеполитической деятельности, а поддержка «левых блоков» - это вмешательство во внутренние дела с целью изменения социального строя). Ясно, что так будет и дальше: мы не будем втягивать комдвижение в наши державные дела, оно нам будет тут только мешать. И в самом деле — будет мешаться! Значит (хотя об этом и не говорится), оно нам нужно, как фактор антикитайский, для моральной изоляции Китая и для безвредного (с точки зрения отношений в государственных верхах) поддержания нашего морального престижа в революционном общественном мнении, которое как определенный миф еще существует.

Большие споры в нашей волынской группе были по поводу «обмена идеями и людьми» - пункт повестки для Общеевропейского совещания государств. Ковалев убеждал, что нам сорвут это совещание, если мы чего-нибудь не придумаем. Похоже судя по всей мировой печати, что так и будет. Они (на Западе) довольно откровенно пишут, что Запад хочет получить компенсацию, которая, просто говоря, состоит в том, чтобы с помощью «своих идей» создать в СССР «свободное общественное мнение», способное реально влиять на политику (и на состав руководства) и, таким образом, исключить «коварство»: мол, Советы всех усыпят своим «мирныи сосуществованием», а потом - раз - и захватят всю Европу.

В некоторых их статьях рассуждения о том, чтобы «восстановить Европу», какой она была 200 или 100 лет назад; о том, что «настоящая разрядка» - это, когда все люди, где хотят, там и живут, что хотят, то и читают, куда хотят, туда и ездят.

Примитив (или сознательно идеологический подход) всех этих рассуждений в том, чтобы противопоставить наше руководство народу, который, как выразился Дуглас Хьюм в Хельсинки, хочет повсюду очень простых вещей: прилично питаться и одеваться, иметь жилье, чувствовать себя в безопасности и использовать возможности, имеющиеся у каждого.

Но наше руководство тоже не хочет войны: искренне и навсегда. Но на Западе никак не могут понять, что -Чехословакия - это внутренняя идеологическая проблема, а не выражение «подлинной внешней политики Советов».

В поддержку Ковалева выступил Блатов, другие присоединились. И тут Воробей нахохлился и стал произносить речи: мы, мол, не понимаем, что существует одна альтернатива — либо мы позволим себя идеологически размягчить, либо не позволим (тезис о недопустимости идеологического проникновения) и все равно своего добьемся. Потому что им (Западу) все равно деваться некуда: мы им насчет нерушимости границ, а они от нас стребуют свободной циркуляции идей, т.е. право на вмешательство в наши дела. Любой обыватель, рассуждает Александров, понимает, что эти неравнозначные вещи и безумие - отказаться от одного, если не позволят делать второе. Конечно, в тактическом плане ,он прав. Но в плане исторической перспективы - это страусизм.

Коллизия между двумя этими подходами далеко не осознанными, смутно различаемыми самими участниками, продемонстрировано в пятницу, 13 июля. Имело место торжественное собрание в Большом кремлевском дворце по случаю 70- летия П съезда РСДРП. Брежнев произнес вступительную речь, Суслов доклад.

Накануне Пономарев мне сказал, что решили приподнять это мероприятие (раньше планировалась лишь научная, конференция в ИМЭЛ'е), - чтобы «сбалансировать, а то у нас последнее время все внешняя политика, да внешняя политика, может создаться впечатление, что мы отходим от своих классовых целей».

Разумеется, все это решалось вместе с Брежневым и с его согласия. Но, если внимательно сопоставить его речь при вручении Ленинской медали мира 12 июля и даже его упомянутую вступительную речь с докладом Суслова, - разница бросается в глаза. Доклад состоит из наших железных штампов: «крушение империализма», «классовая внешняя политики», «бескомпромиссная идеологическая борьба, которая будет обостряться», и весь пафос - только наш путь правилен, только такая партия, как наша приводит к победе... Мирному сосуществованию (при всех высоких оценках, которые, конечно, на лицо) отведено его надлежащее место: исключение ядерной войны.

Подход Брежнева шире и мудрее. В США он сказал, что человечество выросло из кольчуги «холодной войны», оно хочет дышать вольно и свободно. На это обратили внимание. И, повидимому, это не только красивый образ. Брежнев понимает, что отказ от «холодной войны» и действительно коренной перелом в мировой обстановке не может не иметь глубоких социально-психологических, а значит и идеологических последствий... Что нельзя, открывая дверь иностранному капиталу и рассчитывая всерьез использовать международное разделение труда, а значит - выводя огромное количество советских кадров на прямой контакт (и на новые формы профессиональной деятельности) с Западом, - полагать при этом, что сухие догмы, унаследованные от «Краткого курса», могут неколебимо оставаться реальным мировоззрением сознательной части общества. Лицемерие и двоемыслие и так уже до основания растрясло нашу официальную идеологическую жизнь. И закрывать на это глаза - значило бы сознательно идти на то, что общество рано или поздно зайдет в тупик.