А сейчас я хочу рассказать вам историю о любви. Я не прочла ее в книге, не выдумала, мне ее рассказали. Эту историю я слышала много раз. В ней больше любви, чем в любой из прочитанных мной книг. Мне она кажется трогательной и прекрасной. Но, быть может, это лишь потому, что ее герои — мои родители.

Эта история любви длинной, в целую жизнь, началась однажды в тысяча восемьсот восемьдесят восьмом году, когда Самуэль Август из Севедсторпа, тринадцатилетний паренек, во время экзамена в школе прихода Пеларне обратил внимание на девочку с челкой, сидевшую возле печки и бойко отвечавшую на все вопросы. Было ей девять лет от роду, жила она в Хульте и звали ее Ханна. Ханна из Хульта, на нее-то и обратил внимание Самуэль Август. Разумеется, он видел ее и раньше, но не такими глазами.

«…Тебя увидел я, и с той минуты одну тебя я вижу в целом мире…» Ничего подобного Самуэль Август сказать не мог, ведь он был всего лишь крестьянским пареньком из Смоланда и о стихах не имел понятия. И все же это было именно так. Для Самуэля Августа школьная учеба заканчивалась этим экзаменом. Сидел и смотрел он на девочку с челкой тоже последний раз. Ему пришлось отправиться домой в Севедсторп и гнуть спину на маленьких каменистых клочках земли. А когда ему минуло восемнадцать, пришло время наниматься в батраки. В Севедсторпе сыновей было много, а маленькая усадьба прокормить всех не могла.

Молодой батрак нанялся к своему дяде по матери Перу Отто из Веннебьёрке. Ему положили плату 60 крон в год, но зимние месяцы у него были свободны. Зимой он прошел курс учебы в народной школе Сёдра Ви, и на этом его изучение книжных премудростей закончилось. Волей-неволей пришлось батрачить снова. Работа была тяжкая, длинные, безрадостные дни тянулись, похожие один на другой. Кроме того, особенного дня. Его Самуэль Август запомнил на всю жизнь.

Это была суббота августа тысяча восемьсот девяносто четвертого. Именно в этот день Самуэль Август отправился в путь, что и решило его судьбу, хотя шел он всего лишь домой в Севедсторп. Путь туда был не близкий, две долгие мили, а уйти из Веннебьёрка можно было лишь после окончания дневной работы.

Ушел он вечером, пришел домой ночью. Вдобавок ко всем бедам он стер ногу, пришлось разуться и идти полпути босиком. «Я страсть как жалел, что нет у меня велосипеда. И как только он тогда сам собой не вынырнул из-под земли?!» — рассказывал он после.

Но велосипед не вынырнул из земли. Самуэлю Августу пришлось ковылять пешком. К двери своего дома он с трудом притащился к двенадцати ночи и увидел, что его мать, стоя на коленях, моет пол. Ида из Севедсторпа привыкла работать допоздна, так что удивляться тут было нечему.

Зато Ида слегка удивилась, увидя сына в дверях, но узнав, зачем он пришел, она просто ахнула от удивления. Так вот: он узнал от дяди, Пера Отто, что весной можно будет взять в аренду пасторскую усадьбу Нэс в приходе Виммербю. «Не знаю никого, кто подошел бы более для того, чем Самуэль из Севедсторпа со своими сыновьями», — сказал дядя.

— Ну, что вы об этом скажете, матушка? — радостно спросил Самуэль Август.

Матушке это предложение показалось самым что ни на есть глупым. Мол, откуда им с отцом взять денег на покупку скота и всего прочего, чтобы управляться с таким большим хозяйством? Нет, об этом и думать нечего.

Самуэль Август огорчился.

— Вам, матушка, невдомек, каково это батрачить, — с горечью ответил Самуэль Август.

Его мечта перестать батрачить и начать работать на себя лопнула. Правда, не то чтобы вовсе «на себя», а на арендованной земле.

«Ох, и проняли меня эти слова», — рассказывала после Ида из Севедсторпа, моя бабушка, про этот памятный субботний вечер. И на другое утро, когда отец Самуэля Августа проснулся, она поведала ему про рискованное предложение сына. Они вместе решили, что Ида должна посоветоваться со своим отцом, Андерсом Петтером Ингстёмом из Чурсторпа. Он был известен во всей округе как степенный и смышленый крестьянин. Но детям своим он потачки не давал, когда дело касалось работы. «Колоти сильнее, силой-то тебя Бог не обидел», — говорил он шестнадцатилетней Иде, когда та молотила цепом на гумне. «Ничего, сдюжишь», — говорил он, заставляя ее собирать камни на полях и класть каменные изгороди, хотя вечером, закончив работу и собираясь идти домой, она шаталась и вынуждена была опереться на что-нибудь, чтобы прийти в себя. Она и замуж-то вышла в восемнадцать лет отчасти для того, чтобы уйти от этой каторжной работы. Хотя и замужем легкой жизни ей не досталось. Семерых детей родила она и вырастила, так что ей, как и в родительском доме, приходилось трудиться большую часть суток. Удивляться тому, что она в ту субботу среди ночи драила пол, ни капельки не приходилось.

— Коли парнишке охота, чтобы вы взяли Нэс, берите, — ответил Андерс Петтер, когда дочь спросила его совета.

Однако «взять Нэс» было не так-то просто. Желающих было много. Пастор Блидберг хотел сам выбрать арендатора. Но к счастью, пастор из пастората Виммербю читал иногда проповеди и в Пеларне, этот приход находился также в его ведении. И вот однажды, в воскресенье, пастор Блидберг, стоя на церковном холме после службы и разговаривая с прихожанами, спросил, что за человек Самуэль Юхан Эрикссон из Севедсторпа, который в числе многих прочих желает получить Нэс в аренду. Учитель приходской школы сразу же сказал, что Самуэль из Севедсторпа в арендаторы никак не годится. Мол, он слишком добр и обходителен, с работниками ему не справиться. Но возле учителя стоял церковный староста Юнас Петтер Юнссон из Хульта, отец девочки с челкой, кроткий и приветливый человек. Он-то и замолвил доброе словечко за Самуэля Эрикссона из Севедсторпа.

— Добрые люди умеют ладить с людьми, — сказал он.

Слова, сказанные тогда моим дедом по матери, чтобы поддержать моего деда по отцу, возымели свое действие. Пастор Блидберг явно желал взять в арендаторы доброго человека. И он выбрал Самуэля Юхана Эрикссона.

И тридцатого апреля тысяча восемьсот девяносто пятого года две повозки, запряженные быками, повезли из Севедсторпа весь небогатый скарб, которым владели его обитатели в этом мире. День стоял на редкость знойный, быки утомились на жаре, но к вечеру стало прохладнее, и наконец они прибыли в Нэс.

Пожалуй, из них больше всех рад был двадцатилетний Самуэль Август. Ведь это стало возможным лишь благодаря тому, что он поспешил тогда домой, не жалея стертой ноги. И теперь он обрел дом, где ему предстояло жить и умереть, но в ту пору он этого, разумеется, не знал.

Итак, Самуэль Август приехал в Нэс.

Позвольте мне в кратких словах описать расположенную в провинции пасторскую усадьбу, жилой дом, выкрашенный в красный цвет, стоявший в укромном месте между каштанами, вязами и липами, посаженными заботливыми руками вокруг двора, который с трех сторон был окружен фруктовым садом и огородом. Дом был невысок, а в нем всего лишь три комнаты, «зала» и кухня — обычное жилище пастора в те времена. Комнаты были темными, с низкими потолками, но в них обитали любовь и покой, а синие глаза веселых и счастливых четверых детей могли бы, подобно солнечным лучам, осветить и более темные комнаты, нежели эти.

Так описал пасторскую усадьбу в Нэсе тот, кто жил здесь задолго до Самуэля Августа, в начале девятнадцатого века. Но дом, о котором идет речь, почти сто лет спустя стал жилищем арендатора, сюда-то Самуэль Август из Севедсторпа приведет со временем Ханну из Хульта, и сияние глаз новых четверых ребятишек, веселых и счастливых, осветит старый красный дом, в котором и в эту пору царили любовь и покой.

Но до этого времени мы еще не дошли. Пока еще речь идет про тысяча восемьсот девяносто пятый год и Самуэлю Августу двадцать лет. А что же девочка с челкой, думает ли он еще о ней? Ее образ для него несколько поблек, в последние годы он редко видел ее, к тому же они жили теперь в разных приходах, что вовсе не способствует любви. Но к счастью, пастор прихода Виммербю по-прежнему должен был иногда читать проповеди в Пеларне, а в обязанности арендатора входило возить его туда. Чаще всего это делал средний сын арендатора, Самуэль Август. Там он каждый раз видел Ханну из Хульта, а может, и обменивался с ней несколькими словами. Больше ничего и не требовалось — «…тебя одну я вижу в целом мире», — так оно и было, на всю жизнь… Больше всего он, поди, видел ее в мечтах, потому что встречать ее ему доводилось редко, и то на минуту-другую. Однажды он увидел ее на книжном аукционе в Пеларне. Ей поручили вести протокол, потому что она была девушка смышленая и почерк у нее был очень красивый. В зале аукциона было очень жарко. Потом она вышла и стала в дверях, чтобы охладиться. «И до чего же она, Боже ты мой, была хороша!» — вспоминал Самуэль Август про свои любовные страдания. Вспоминал он не без горечи и про летний праздник в местечке Хульторредсслэтт, где увидел ее в домотканом голубом платье… Ему бы подойти к этой девушке, но вокруг нее «так и вились парни из Пеларне», и Самуэль Август не посмел приблизиться к ней. Он только «раздосадовался аж до слез и поехал домой».