Преемники Мейнгарда утверждена были в сане епископов, и для вернейшаго успеха в распространении христианства, прибегли к оружию. Третий из них, Алберт Буксгевден основал в 1200 году город Ригу, а в 1201 орден меченосцев. Папа Инокентий III дал им устав Рыцарей храма, белую мантию с красным крестом и подчинил их Рижскому епископу. По призыву Буксгевдена и благословению Папы безпрестанно отправлялись в Ливонию толпы вооруженных людей проложить себе дорогу к царствию небесному кровопролитием и грабежом, потому что скоро упущена была из виду главная цель учреждения ордена. Ненасытные меченосцы думали только о новых приобретениях и о своем обогащении. Вскоре они подчинили власти своей большую часть Ливонии и обратили мнимо-апостольские усилия свои против Литовцев; но в 1236 г. встретили сильное сопротивление и претерпели жестокое поражение от Рингольда.
Впрочем существование этого лица подвержено большому сомнению. Ни один из достоверных древних писателей не вспоминает даже имени его. Один только из русских летописцев говорит об нем следующее: “Княжилъ дзе на Новогородку Ринтольдъ, и кажутъ нецыи яко по Русской битве (при Могильне) трехъ сыновъ уробилъ, но неведомо каково дзело сичихъ сыновь было.” Вот все повествование о Рингольде, найденное в одной только из древних летописей. Стрыйковский, найдя эти несколько слов о Рингольде у летописца, которого сам называет хромым, темным и недостойным доверия, не только ввел этого государя в свою историю Литвы, но даже составил подробное повествование его царствования, основываясь якобы на сказаниях Меховиты, Кромера и Вановскаго, из коих ни один не вспоминает о Рингольде. Несмотря на столь недостаточные свидетельства о существовании этого лица, все позднейшие историки повторяют повествование об нем Стрыйковскаго, и единогласно приписывают ему подвиги, доставившие Литве новыя приобретения, порядок и могущество. По их словам Рингольд, сын Алгимунда, превосходя дарованиями и храбростью прочих князей, успел разделенную между ними власть в государстве сосредоточить в своем лице и сделался их главою, или великим князем. В 1230 году он перенес столицу в завоеванный русский Новогрудок, подкреплял единоплеменных Семигалов и Куронов в войне их против Рыцарей; а когда частые набеги его на Ливонию заставили магистра Вольквина предпринять с сильным войском поход в Литву и напасть на собственные владения Рингольда, великий князь разбил его на знаменитом сражении при Камене, в 1236 г., где большая часть Рыцарей и сам великий магистр погибли. Не задолго перед тем разбил он соединенные силы нескольких русских князей под Могильною и завладел Полоцком, которым с тех пор управлять наместник великого князя. Случившееся в это время нашествие Батыя, и последовавшее за тем ужасное опустошение России, облегчило литовцам распространение, завоеваний к югу и приблизило их владения к пределам княжества Галицкого.
Приобретение русских областей имело благотворное: влияние на весь Литовский народ. Входя в ближайшее сношение с Русскими, они переняли и усвоили себе их язык, письмена,, нравы и обычаи; начали вводить русское законоположение и образ судопроизводства: Теснимые и преследуемые Татарами жители русских областей переходили толпами в Литву, в которой находили дружеский и радушный прием, и передавали туземцам свое образование и вероисповедание. Русский элемент час от часу более распространялся и утверждался в Литве. Послушаем, что говорит об этом предмете один из польских дееписателей нашего века (Jaroszewicz, Obraz Litwy, Т. 1, str. 174 i 175.)
“Кроме торговли, которая, издавна сближая оба народа, ознакомила Литовцев с русским языком; кроме религии восточного исповедная, которая под покровительством княжеских жен, по большой части, русского происхождения, уже от начала XIII столетия делая в Литве значительные успехи, посредством духовных лиц и славянской литургии, осваивала Литовцев со всем русским; и еще более содействовали к тому политические сношения Литвы с более населенной и гораздо образованнейшей христианскою Русью. Еще прежде завоеваний Гедимина и Ольгерда, начали Литовцы вмешиваться в дела русских князей и городов; завоевания же эти еще более сроднили их с русским народом. В следствие этого многие из них, проживая долго между русскими, наблюдали их нравы и обычаи, старались приноравливаться к их образу жизни, учились их языку, принимали крещение и православное исповедание, и входили в родственные связи с русским народом; по возвращении же в отечество служили образцами к подражанию соотечественникам. Таким путем не только высшая тогдашняя цивилизация Руси могла, не в одном отношении, иметь влияние на Литву, но и русский язык, в особенности в высшем классе жителей, получил в последствии преимущество перед отечественным, до такой степени, что сделался наконец языком двора и судебных мест. Вместе с языком сделались общеупотребительными и письмена русские. А потому при таком перевесе руссицизма, не удивительно, что самые древние уложения, а потом все три статута литовские, многие княжеские привилегии и летописи, составлены были только на Русском языке, и что до сих пор не найдено ни малейшей даже частной сделки, написанной по-литовски.”
Этот ясный и убедительный вывод, совершеннее согласный с фактами, описываемыми историками прежних веков, представляет в полном свете отношения, в каких находились между собою оба народа, — что были Русские для Литовцев и Литовцы для Русских. Мы увидим ниже еще яснее, как скрепилась связь между двумя поколениями и сколько было естественного, нелицемерного сочувствия между ими. Теперь считаем нужным сказать несколько слов о судьбе Гродна до занятия его Литвою.
Город и земля, на которой он был построен, принадлежала неоспоримо русским князьям, даже прежде завоеваний Владимира и Ярослава. Самое название его явственно свидетельствуете, что он построен Славянами; но построение это произошло в столь глубокой древности, что ни в одной летописи об нем неупоминается. В первый раз название Гродна является в Ипатьевской летописи под 1128 годом, как о столице особенного удела. Спустя около шестидесяти лет после того, город истреблен был произошедшим от грома пожаром, от которого сгорели все здания и даже каменные церкви. В продолжении нескольких лет граждане гродненские отстроили снова город, но в 1241 году постигло его несчастье ужаснее пожара. Койдан, военачальник Батыя, приступил к нему с сильным войском. Последний гродненский князь Георгий Глебович с неустрашимостью встретил без сравнения многочисленного неприятеля, и защищаясь до последней крайности в деревянном замке, построенном на высоком берегу Немана, пал в ожесточенном бое со всеми храбрыми своими сподвижниками. Город и замок разрушены до основания, окрестности опустошены ужасным образом. Миндовг, преемник Рингольда, отомстил за то Койдану жестоким поражением войск его под стенами Лиды, а сын его Ердзивилл пришел с дружиною в опустошенную гродненскую область, занял ее и отстроил разоренный город. С тех пор область эта оставалась под властью литовских князей.
Первым достоверным литовским великим князем считается Миндовг, котораго Стрыйковский, неизвестно на каком основании, почитает сыном Рингольда. Правление его, а еще более первых его преемников, считается эпохою самого деятельного развития русского элемента в древней Литве. Этому много содействовали завоевания русских областей: Полоцкой, Смоленской, Витебской, также как и всей земли Кривичей, и занятие Гродненской области. При вступлении уже Миндовга на престол, русское население в великом княжестве превосходило числом без сравнения собственно литовское, селилось безпрепятсвенно в Литве, строило себе жилища и церкви, которые никогда не подвергались насилию и даже неуважению язычников. Племянники Миндовга Арвид или Довмонт, Товцивилл и Тройден управляли Смоленском, Полоцком и Витебском в качестве наместников дяди. Первые два приняли христианство и православное исповедание и сделались ревностными его защитниками в своем отечестве. Третий Тройнат остался в язычестве, но за то сын его Римунд не только принял христианскую веру, но даже постригся в монахи под именем Елисея, и был архимандритом в основанной им лавре св. Илии близ Новогрудка в нынешнем Лавришеве. С этих пор христианство и православие начали глубоко пускать корни по всей Литве. Примеру племянников и внука Миндовга последовали потом братья Тройдена Роумунтовича Наримунд, Гольша и Гедрус и множество лиц литовских княжеских фамилий, как-то увидим ниже.