— …Вьетконг и СВА роют ямы с кольями, говном смазанными, — продолжал Миллер.
— Помним. Один ваш тоже жаловался, интендант.
Сейчас Миллер сидел на пороге хижины, рядом с расстеленной на траве картой; он, наконец, замолчал и, деловито хмурясь, листал какие-то бумаги. Подошедший Демьяныч с важностью заложил руки за спину, уставился в карту.
"Хоть бы очки одел. Стратег!"
— Что он бормочет? — Кивнул Демьяныч на заговорившего, опять по-английски, Миллера.
— В разведку предлагает сходить. Черные, говорит, по всему острову расползлись. Надо посмотреть, кто где, освоить территорию. Кто пойдет?
— Мне придется, — после долгого раздумья произнес Демьяныч. — Снова. Тамарка еще. Добровольцы есть? Кто на дело?
В разведку опять, по укореняющейся привычке, пошли все. Голоса мизантропов раздавались в лесу, будто в пустой комнате.
— Я черным ловушку учинил, — рассказывал что-то Чукигек.
— Капканы что ли расставил, болван?
— Да не, я выпивки на берегу насобирал, отравил и подложил им. Пусть угощаются.
— Ага, дураки они, такие же как ты, — твою отраву пить. Глупость это все.
— Глупость или не глупость, а результат будет правильный, вот увидишь. Литров двадцать пальмового арака да со старым добрым изопропиловым нитробутилом: на многих хватит. Здесь недалеко. Давайте свернем, чуваки, убедимся.
— Ага, сейчас приходим, а там все уже мертвые лежат. Только и остается: победу отмечать.
— Сколько выпивки в песок засеяли, вот, наверное, черные удивляются. Еще и закуска кое-где висит, сушится. Воистину, рай земной.
— Такого и в раю нет. Хорошо бы все собрать, чтоб врагу не досталось.
— Теперь не до этого.
— А что, бывает вообще жизнь легкой? — спросил Мамонт у Миллера. — Где-нибудь у вас, в Америке? Так, чтоб совсем самотеком шла?
Лицо Миллера было зеленым от света, проникающего через зеленую листву.
— Томми? — Он ткнул пальцем в грудь Мамонта.
— Чего? — не понял тот. Оказывается американец указывал на автомат, висящий у него на груди.
— Ну да, автомат имени Томпсона. Сорок пятый калибр, — тоном знатока произнес Мамонт.
— Когда-то и у меня был такой. Я потерял его. На Кубе. Сейчас у нас во Вьетнаме таких нет.
Мамонт глядел на горсть зеленоватых патронов, которые на ходу зачем-то перекатывал в руке. — "Вот бы признаться, что не знаю, что с ними делать. Взялся кого-то побеждать."
Ушедший вперед Секс остановился у кустов, на краю леса, и теперь почему-то махал, производил какие-то пассы руками. Из всей его непонятной пантомимы Мамонт разобрал только направление, указанное ему пальцем.
— Подозреваю, что и у вас ничего без усилия не делается, — продолжал Мамонт, игнорируя дурацкие жесты негра. — Не рай. Я, как убежденный бомж, напрягаться не любил никогда.
Он как будто говорил это для самого себя. Наткнулся на внезапно остановившегося Миллера, тот молча схватил его за подбородок, развернул лицом в сторону. Теперь сквозь заросли бамбука Мамонт видел живое шевеление ниже по склону, в высокой траве. Черные пехотинцы. Перетаскивают непонятные зеленые ящики, возятся с каким-то железом. Двое, наверное, караульные, на корточках сидят повыше, у куста, курят. Еще один, в резиновых сапогах с закатанными голенищами сидел на штабеле ящиков, наблюдая за другими. Этот, видимо, начальник.
"Вот гады. Ошарашить бы вас гранатой."
— Прибыли в свои охотничьи угодья, — заговорил он.
— Чего? — Миллер осторожно спрятал окурок сигары в кулак.
— На охоту, говорю, пришли. На человеков. На нас, значит.
"Такая война, — думал он, глядя на пехотинцев, с такой понятной ему ленью копающих землю. — Мучаем друг друга, ждем, кто кого первый замучит до смерти."
Сзади еще галдели мизантропы, приближался постоянно циркулирующий разговор:
— …Мы кто: блоха, нам насмерть собаку не загрызть.
— Поглядим… Ума бы хватило, — скрипел Демьяныч.
— С этим проблем нет, — бодро звучал Чукигек.
— Молчите, пиздюки, — совсем бесполезно сипел, повернувшись назад, Мамонт. — Тихо, уроды лагерные.
Совершенно внезапно сбоку, из кустов, выбежал Тамайа, выставив вперед свой длинный пулемет. В длинных цветастых трусах и газетной панаме бежал вниз по склону, прямо на замерших, повернувшихся к нему, черных. Неожиданно длинное пламя с грохотом ударило в сторону, заметавшихся сразу, пехотинцев. Из леса посыпались вниз мизантропы, с восторженным матом неслись по склону. Заросли бамбука становились все реже. Мамонт, тоже охваченный внезапным ликованием, бежал вслед за другими. Навстречу приближался тошнотворный запах крови. Мизантропы уже стреляли, кружась среди лежащих тел, добивали раненых. Демьяныч, — уже далеко, — догнавший, ползущего в сторону леса, черного, бесконечной очередью в упор бил в тело врага. Жизнь прочно держалась, никак не уходила из бьющегося в конвульсиях человека.
Странно, но прошло лишь несколько минут, не больше пяти. Мизантропы уже выворачивали карманы убитых, выкидывая солдатские пожитки на траву. Оказалось, большинство черных убежало и скрылось в ближайшем небольшом лесу. Оттуда раздалось несколько выстрелов. Мизантропы, не обращая внимания на летящие пули, сразу же открыли в ответ бешеный огонь. Сейчас Мамонт увидел и понял, что это значит- "бешеный огонь". Маленький лесок разлетался на куски, исчезал на глазах..
— Сбежали, сволочи жопоногие, — заговорил Чукигек. — Жаль, много сбежало. — Он нашел в траве какую-то обгоревшую трубу и сейчас пытался ногами катить ее в сторону обрыва. Оказалось, что это минометный ствол. Приблизившись, Мамонт увидел ненавистные ему минометы. В траве лежали, несобранные еще в целое, стволы, плиты, в открытом ящике — две серые пузатые мины, оказавшиеся неожиданно тяжелыми. Мамонт, приседая от их тяжести, двинулся вниз по склону. Здесь берег острова был высоким скалистым обрывом. Он швырнул мины, одну за другой, вниз, в море. Оказалось, там, внизу, вдоль всей отвесной скалы, будто насыпь, идет гряда щебня, накопившиеся за тысячи лет камни, попадавшие когда-то сверху.
Сзади тоже расхватывали и тащили к берегу минометные части и ящики.
— Автоматы-патроны хоть не кидайте, мудаки, — кричал Демьяныч. — Лопату куда?
Рядом Пенелоп с кряхтением поднял над головой плиту и метнул ее вниз. Собравшиеся мизантропы наблюдали как летит тяжкое железо, иногда ударяясь о склон и выбивая меловую пыль. Все закончилось белым всплеском. — "Все."
Уходить надо, сейчас, глядишь, опять черные нагрянут, — заговорил Чукигек. Балансируя на одной ноге, он еще глядел вниз.
— Пусть попробуют, — произнес Демьяныч.
Склон шел вдоль берега и ниже, у леса, куда убежали черные, обрыв был ниже. Сейчас, у крайних кустов, появился Секс. Забросив винтовку за спину и присев на корточки, стучал каким-то железом.
— Чего это он? — спросил непонятно у кого Демьяныч.
— Молотком стучит, — равнодушно произнес дальнозоркий Козюльский.
Миллер, утомившись, опять перешел на родной язык.
— Готовимся к ночной диверсии, — заговорил вслед за ним Мамонт. — Оказалось, что достойны. В общем, пойдем посмотрим.
Тень Демьяныча отразилась в луже, и сразу стало заметно, что лужа красная — , что это кровь. В вытоптанной траве лежали трупы — уже не люди, а грязные, совсем бесполезные, предметы в черных дырах от пуль. Даже разинутый рот убитого, — того, в которого стрелял Демьяныч, — был уже не рот, а тоже просто дыра. Равнодушно идущие между ними мизантропы один за другим останавливались у свежего железного костыля, забитого негром в береговой камень. Некстати вспомнилось, что он, Мамонт, здесь впервые увидел остатки древней взлетной полосы.
— Вот это подготовка и есть, — отвернувшись от трупов, заговорил, повторяя услышанное от Миллера, Мамонт. — Вот к таким железкам привязываем альпинистские тросы, а ночью поднимаемся по склону… Ну да, — от себя прокомментировал он. Ночью — прилив, этот говорит, можно на веслах подойти и залезть.
