— Я осилил три литра, — похвастался Кент. — Три литра напитков различной крепости. Мой скромный личный рекорд.

Полицейский все отирал платком темное масляное лицо, сочащееся потом. Появился откуда-то Чукигек, в бессознательном почти состоянии, согнувшись и глядя в землю, протянул руку полицейскому. Тот, не сумев скрыть недоумения, посмотрел на него, заговорил о чем-то, повернувшись к Мамонту.

— Она говорить, это ты губернатор Мамонт? — перевел Квак.

— Да, пресловутому мне принадлежит это скромное имя. Я человек с большой буквы "М".

Толстый опять о чем-то заговорил, кивая на замерших невдалеке женщин. Их сильно напудренные ночные лица при ярком свете казались неуместно реальными. Переводчик Квак о чем-то возмущенно защебетал.

— О чем разговоры, начальник! — вмешался Пенелоп. — Да забирай. Тоже мне добро.

Подбежавшие полицейские подхватили женщин под мышки. Старшая половая повисла в их руках, поджав ноги и раскачиваясь. Другой полицейский, бегущий сзади, ударил ее палкой по пяткам. Женщина завизжала, быстро и жалко засеменила босыми ногами. Пенелоп хрипло заржал.

Глядя на ее плохо выбритые подмышки, Мамонт в очередной раз подумал, как хорошо и правильно было бы жить без тела.

"И тысячи мучений, присущих телу… Бедные наши тела."

Квак семенил за японцами, что-то толковал. Мизантропы с хмурым неудовольствием глядели им вслед.

— Да! Утро вечера всегда мудренее…

"Пьянка", — Странное слово, похожее на женское имя.

— Ну и натаскал Тамарка выпивки, — пожаловался кто-то. — Как же это все выпить?

— Надоела водка, — пробормотал Мамонт. Сейчас бы пива кружку, с устатку — упарился.

— Надо бы похмелиться в медицинских целях, — закричал Кент. — По древнему обычаю острова Мизантропов. Кто у нас отвечает за алкоголизм? Я почитаю себя учеником Омара Хайяма, старикашка непременно отправился бы сейчас на материк, засел в какой-нибудь рыгаловке.

— И американ на голову садиться, — сердито заговорил Демьяныч. — Вот тебе и свобода. Конституция, блин горелый! — Он почему-то покосился на Мамонта. — А где этот?.. Директор лесопилки, Аркашка, блин, Хрущев? Пойдем к Хрущеву, айда!

— У Аркашки слабенькое есть, — крикнул, стоящий у воды, Пенелоп. — Он его в землю закапывает. Целую бочку закопал… Может последний день здесь живем. Гуляем!

— Правильно! Трудодни накопили…

— Это бочка специальная — для расчетов. Деньги на бочку и все, — опять заговорил Кент. — У нас теперь и деньги есть. Лучше бы по воде дойти, только яхту свою разбил дурак этот разрисованный.

— Бензина вот нет, — пробормотал Демьяныч. — На шаланде можно, под парусом.

— На хрен твоя шаланда средневековая, — возражал Кент. — Корыто. Ты сейчас и паруса не сможешь поднять на этом своем плавсредстве, — Он стоял, держа в обеих руках по бутылке, попеременно отпивая из них. — На моем мехплоту пойдем, на "Божьем прощении". Эй, Семен! Где он?

— А ты то заведешь плот свой? — окрысился Демьяныч.

— Небось, у тебя и бензина нет? — присоединился к нему подошедший Пенелоп.

— Может и нет. Может и придется в него спирту залить, на спирту кто хочешь дойдет. Еще не утеряно искусство соображать. Эй, чуваки, собирай бутылки! Где Козюльский Семен, курва с чефирбаком?

На палубе мехплота теперь появилась рулевая рубка — деревянная будка, похожая на дачный сортир. Кент и оба Матюковых брякали чем-то в двигателе, тот, действительно, не захотел заводиться. Стоя на берегу, Мамонт заметил, каким ничтожным выглядит мизантроповский мехплот на фоне американского линкора. Разгрузка на нем утихала, несколько, собравшихся у борта, американцев, тыча пальцами, разглядывали мизантропов в бинокли.

"Теперь мы актеры второго плана. Или просто декорация, — сказать это было некому. — Вот он, недобрый час."

— Смотри, смотри, колизей, сколько хочешь, — ворчал Демьяныч, сидящий на корточках рядом со снятым кожухом. — Это бесплатно.

"…Вкладыши, мои вы милые, вкладыши, мои вы шизокрылые", — напевал себе под нос Кент, откладывая "шизокрылые" железки в сторону.

"Я твой тонкий голосок, — напевал Кент. С его сигареты сыпался пепел внутрь распотрошенного двигателя. Угрожающе пахло бензином. — Русское поле!.."

— Взорвемся на хрен!.. Как Тамарка вчера, — бормотал Демьяныч.

— Авось не взорвемся, — Кент затянулся так, что затрещал табак в его сигарете. — Я раньше на сухогрузе ходил, там, считай, механике обучился. Нормальные вкладыши, — спорил он со всеми знатоками сразу. — Очень даже нормальные. Ничего, я свое "Божье прощение" наизусть знаю, со всеми железными потрохами.

— …На берегу бутылок столько, — впору назвать его стеклянным, — слышался издалека голос Чукигека. — Стеклянный берег.

Похмельные мизантропы лунатиками бродили по берегу, выкапывая из песка бутылки. В бак постепенно вливался коктейль из бренди, сакэ и пальмовой водки.

— Вино не лей туда, пиздюк малосольный! — Кент оторвался от мотора. Квак, уже откупоривший галлоную бутыль с портвейном, молча присосался к ней.

Один Чукигек не проявлял признаков похмелья, был уже сильно пьян. Стоя с опустевшей бутылкой вина и почему-то заглядывая в нее, бормотал что-то непонятное:…А вот грибы не идут к белому вину по всем законам, божеским и человеческим. Я считаю, что грибы вообще к вину не идут. Жаль, что гриб этот здесь не растет. Омлет о фин эрб, омлет суфле, соус бешамель… Китайцы вот готовят коктейли с ананасом, курицей и сметаной, — обратился он к, отвернувшемуся от двигателя, Демьянычу.

— Сало маслом не испортишь, — равнодушно согласился тот. — Ну что, все у вас?

— Все. Приступаем к разному, — Кент выплюнул свою сигарету-фитиль. — Кто с нами? Эй, чуваки, грузись похмеляться, поехали в Херсон за арбузАми.

Над головой хлопал и трещал мизантроповский флаг. С пьяным бесстрашием Кент вел мехплот над самой отмелью, взбаламучивая донную муть. Сквозь воду Мамонт видел на дне близкие рифы, мясного цвета валуны, сразу скрывающиеся под, поднятыми со дна, песком и грязью. Мизантропов обгонял американец на каком-то длинном самоходном ящике. Кажется, он назывался скутер, а может — глиссер Один из тех, недостойных того, что имеют: своего обидного превосходства. Сквозь вой и звон двигателя доносились напряженные голоса мизантропов.

— Теперь начнут нам угрожать и кнутом, и пряником, — кричал Демьяныч.

— Прогнать бы на хрен американца…

— Только и всего. Для кого-то наш остров- непотопляемый…,нет, не авианосец. Непотопляемый крейсер. Даже миноносец.

— Очень даже потопляемый, — Кент высунулся из будки, одной рукой держась за штурвал. — Для нас все это стало похоже на тонущий корабль, джентльмены, — кричал он. Огибая стоящий у берега линкор, Кент немного сбросил газ, двигатель застонал, успокаиваясь. Отвернувшись, Мамонт допил бренди из найденной на берегу маленькой стеклянной фляжки.

— А если дырку ему в борту сделать? — послышался голос Чукигека. Он сидел на борту, поочередно опуская ноги в двигающуюся воду. — Или бочонок с порохом?..

— В башке дырка у тебя, — остановил его Демьяныч. — Героин! Воспитали в своем коллективе.

— Интересно, а были здесь раньше пираты, — не унимался Чукигек.

— Будут. Скоро!

— А может были и сокровища здесь оставили.

— Точно, потопить бы на хер американа, — Сидящий на носу и по привычке прячущий в горсти окурок сигары, Пенелоп похмельно скривился, заросший, почерневший, будто закопченный. — Точно бы дырку сделать… Только чем? Бумерангом?

— Я и говорю, — продолжал Чукигек. — Подкрасться ночью и гранатами закидать. Где вот оружия взять?

— Спроси что полегче, — почему-то отозвался на это Мамонт. Он почувствовал, что опять немного опьянел. Голова стала легче, невесомее. — Наполеон говорил, что для войны нужны три вещи… Деньги, деньги и еще деньги.

— У тебя деньги есть?

— Может и есть. Не знаю.

— А ведь неохота отсюда уезжать, — крикнул кто-то.